Каравульские вереи

 

В деревне Каравули* мало чего случалось, пока она дикой, да языческой была.

Стояла та деревенька в непроходимых лесах, в окружении болот, только и радости, что речка Каравуля, которая прозрачным рукавом тянулась аж до самого неба.

Оттуда, из-за неба, приплывали по большой воде ушкуи в белых парусах, и покрывались тогда волны синей реки незнакомым говором, веселыми криками каравульских девок, которые то и дело сигали в лодки-ушкуйки к славным ушкуям, осыпали их цветами да травами, а потом заманивали гостей в дома сладкой медовухой. Своих-то мужиков мало было: дикие места мужиков еще смолоду съедали. Вот и радовались молодухи гостям.

-Каравули! Каравули! – кричали девки, убегая, рассыпаясь в лесу. Не догонишь.

- И что они всё хохочут, как ненормальные, - думал Могута, пока маленький был.

Когда ушкуи стояли у берега, Могута сидел в холодной избе среди болота, куда его прятала бабушка от лихих заезжих гостей, боялась, что украдут. Но пришел срок, подрос Могута и ему разрешил отец ушкуи торговые встречать.

Вот однажды приехали в Каравули с ушкуями - монахи, начали местный люд новой верой соблазнять. Тут-то всё и началось.

Монахи острог построили, чтобы новую веру и всех обращенных от врагов защищать.

Кто ж от защиты откажется? В последнее время всё больше разбойники по рекам промышляли, а торговцев и калачом не заманишь в глухие леса. Вот и решили всей Каравулей в новую веру ступать.

Один Могута был против. Заладил одно, мол, отец не велел, мы, говорит, в Сварога верим и верили, в силу живого огня, ни к чему нам новая вера-то.

А монахи ему – испытай силу веры христовой. Поди-ка, говорят, в лес, в болота, возьми вот крестик, там и узнаешь в чем его сила настоящая, да вот еще и молитву выучи.

Всей деревней провожали, интересно было – неужто спасет Могуту крестик, уж больно мал оловянный, а лешие да кикиморы встречаются повыше столетней сосны. Вернется ли? Больше всех горевала нареченная Могуты, даже слезинку вытерла и пошла, покамест жених вернется, остроги достраивать.

А Могута идет в леса дремучие и думает: «Это что же получается, крестик я взял, а свой оберег забыл, как же я без него сквозь болота пройду, как расскажу монахам – в силе крестик от иль нет? Тьфу, чуть не осрамился, счас бы утоп!». А не было хуже и постыдней для каравульских мужиков, как бесславно в реке утонуть иль в болоте завязнуть. То ли дело – медведь задрал или стадо кабанов истоптало, тогда слава и почет, лишняя рыбица улова – родителям, жене и детям.

Вот и повернул наш Могута за оберегом к старухе ведунье, что близ болот жила как специально, хоть и боялся, что сглазит его ведунья, пока он оберег у неё просить будет. Смастерил из веток орешника решето в круг, да на голову надел и зашел в ведуньину землянку.

- Здравствуйте, бабушка, - говорит, поклонился, ждет, когда старуха ответит и разрешит про оберег спросить.

Не знал он, что ведьма ослепла давно и наполовину оглохла, весь мир только наощупь осознаёт, ещё сова ей подсказчицей была, если что не так - ухнет. Вот и ухнула, увидев Могуту в решете.

Бабушка встрепенулась:

- Ты, Лешак, что ли пожаловал?- и, столкнув с колен ленивого черного кота со странным именем Вася, засеменила в сторону обомлевшего от страха Могуты.

- Ишь, бабка-то с самим знается..., - Могута как стоял в поклоне, так и остался, замер от страха, боится бабку.

А бабушка за решето дергает, из стороны в сторону его проворит, и говорит:

- Что это сила твоя лешадиная ослабла, из стороны в сторону вон как трусится. То ж ведь колом все, не согнешь. Ах, поняла-поняла, родименький, зачем пришел, за оберегом своим, силушку восстановить, чтоб кикимушек задобрить и новую лимпияду «А ну-ка, лешие» выиграть…. А вот я тебе сейчас новый оберег поставлю, будет всем на болоте забота…

Не стой столбом, мил-гость, поторапливайся, сегодня в полночь на ведьмином болоте последний день лимпияды ентой…

С этими словами ведунья вылила на решето сомлевшего Могуты какую-то вязкую жидкость. Молодец от ужаса выпрямился, забыв, что перед пожилыми людьми надо в поклоне стоять. Сова захохотала человечьим голосом, стараясь предупредить хозяйку, что Лешего и в помине нет, а скорее русским дух в избе проявился.

Бабушка поняла - что-то пошло не так и на всякий случай хлопнула, топнула, плюнула на все четыре стороны и исчезла, как сквозь землю провалилась.

Вместе с ней исчезли: сова, кот со странным именем Вася, пара сушеных мышей, вязанки трав и вся остальная утварь вместе с землянкой. А Могута остался стоять посреди леса с решетом на голове, облитый чем-то зеленым и светящимся.

- Чудеса, - привычно сказал Могута и принялся сквозь решето искать оберег лешему предназначенный, только измазался, ничего не нашел. Ко всему ещё решето рассыпалось, застучали веточки по могучему телу, а одна самая скользкая за пазуху попала, скользнула по животу, да в штаны могутинские провалилась.

Тут в один миг весь Могута стал зеленым и светящимся, словно леший, а в штанах образовалось что-то навроде кола, и понесло само собой самозванца, а на самом деле обычного деревенского парня, на болота.

- Ай, да оберег, собакин хвост, ах ты, ух ты-ы-ы…- только и вскрикивал Могута, пытаясь прижать неведомо откуда накинувшуюся неволю, да не тут-то было. Так и приходилось ему стремглав лететь, сила лешадиная носила его болотами насквозь, по кочкам, будто дорогу знала. А еще то подкидывала вдруг над соснами, тогда Могута видел звезды окаянные, подмигивающие. Не дело мужику калавурскому на звезды-то глядеть. То вдруг неведомая бросала его озимь, и Могута только кряхтел, но ничего поделать не мог, катался по земле, вставал и опять бежал куда тянуло.

 

Долго ли коротко ли, поутих чуть оберег лешего, притормозил Могута. Тут видит, что какое-то городище перед ним появилось. Кругом огни вспыхивают и гаснут, запахи неведомые тягучие, шум и крики птичьи. Видно на лимпияду, о которой ведьма говорила, неволя принесла.

Пригляделся молодец, а перед ним и не болото вовсе, сосны в штабеля сложены, а на них силуэты какие-то чернеются, не видно доподлинно, далековато кто такие и откуда прибыли. А по центру яснеется круг-поляна, где сошлись две шеренги борцов, слева ватага - "Анукалешие", справа ватага "Идитыклешему", бьются не на жизнь, а на смерть, только клочья летят. Вой стоит вокруг, свист.

Не стерпел Могута, до драки охоч был, заныли кулаки, зачесались, особенно тот, в котором крестик зажат был. Это на всякий случай в кулачок забрал, если своя сноровка подведет - испытать крестик, а потом монахам рассказать, каков он в бою.

Подпрыгнул наш Могута в воздух повыше, да шлепнулся в центр побоища. Ну и отвел душу, всех раскидал.

А силушка лешадиная его опять вперед тащит, к самому яркому и дальнему огню.

- А-а-а, это же, Огневичок - троюродный дедушка Сварога великого! - воскликнул Могута, - тебя-то мне и надобно. Помню, как в детстве ты меня от холода спасал, может, и сейчас поможешь?

- Из-под земли вырастаю, из беды выручаю,- быстро ответил старичок-Огневичок , и впрямь появившись, будто из-под земли. - Что у тебя стряслось, говори как на духу, почему зеленый весь, словно лешак болотный, и в чем помощь моя требуется?

- Да это на меня бабушка-ведунья оберег лешинский накинула по ошибке, не знаю как избавиться.

- Ну, этой беде легко помочь, - с этими словами Огневичок засиял синим, полыхнул в глаза молодцу и колдовские чары с Могуты снял, стал он как прежде красивым каравульским парнем - гладким, сильным, кудрявым. Поклонился обрадованно Огневичку в пояс, поблагодарил слёзно и повернул в обратную домой идти.

- Могута, а как ты здесь очутился-то,- вслед ему завел старичок,- зачем на болота пришел в ведьмину ночь, разве не зарекали тебя в это время сюда ходить?

- Так я это... крестик испытывал.

- Какой такой крестик, ну-ка расскажи,- старичок уселся поудобнее, вокруг себя и Могуты круг огневой очертил, чтобы не мешали лимпийские гости беседу вести, Могута тоже сел в середину круга, греется у огня, рассказывать начал.

Всё с самого начала рассказал, как монахи к ним в Каравули приехали, как в новую веру всей деревней решили ступать, как он засомневался и пошел с крестиком силу его испытывать на болотах, всё рассказал Могута, даже про то, как неведомая сила по болотам его таскала и помогла на лимпияде у всех заморских леших выиграть. Да только что с этой победой делать Могута и сам не знает, ни к чему ему баловство это. И получается, что задание он не выполнил, крестик не испытал. И сам собой возник у Могуты вопрос:

- А ответь мне, дедушка, что сильнее - огонь или крест?

- А ты-то сам как думаешь?- хитро прищурившись, спросил старичок.

Могута разжал кулак, в котором крестик лежал, тот и выпал, стукнулся о землю, и тут же, как по волшебству, воссиял из креста огонь до самого неба. Стало светло, как днем, вместо черных болот поляны земляничные расстелились, вся нечисть будто испарилась, как и духу её в лесах не было, а вдали вроде грады с золотыми куполами Могута увидел, услышал звуки до селе неведомые, глубокие, мощные, колокольные. Ветром свежим повеяло, болотный смрад унесло, радуется Могута, оглядывается вокруг, любуется....

- Это будущее ты видишь, Могута, - сказал Огневичок словно издали,- не всегда новое - это плохо, по большей части только в новом и есть спасение. Только и старое не забывай почитать, помни, откуда и зачем ты пришел...

И всё исчезло, как не было.

Очнулся Могута, а уже утро, на незнакомой поляне он, рядом крестик лежит, совсем обычный на вид.

Сквозь деревья речка Каравуля поблескивает, голоса родных каравульцев слышны.

Сорвал он травину длинную, приладил к ней крестик и на шею повесил, под рубаху спрятал, чтобы не ускользнул больше, а то мало ли что еще случится.

Поспешил Могута к своим, подошел к суженой и, ни слова не говоря, принялся рядом с ней острог возводить. Кто же от защиты по доброй воле отказывается?