ИНТРО. ГЛЯДЯ В ОБЛАКА

…Я проснулся. И я – живой. За окном щебечет стая воробьев на старых

вишнях. Они приветствуют стада небесных слонов.

…Небесные слоны добродушны, только если их раздразнить – они

откликнуться громом своих трубных голосов. Не трогайте небесных

слонов, и они просто пройдут свой путь. За стадом пробежит быстрый

небесный слоненок.

…Я всегда думал, что работа Ангелов – беспрерывно вращать веретена.

Небесная синь подсказывает, что это – серебряные веретена, а из нитей

складывается жизненный путь. Вращать веретена – веселая, грустная,

тяжелая работа. А как же иначе? Рождается человек – на веретене новая

нить…Родилась новая вселенная…Вот она, лежит на подушке в пеленках и

спит, мирно дремлет, доверяя себя миру. А Ангел ладит новую нить,

прикидывая, как она ляжет в ряду других нитей на ангельских серебряных

веретенах.

…Небесные слоны уже готовы пройти над пространством новой вселенной,

осеняя своей значимостью жизнь, единственную и неповторимую, в мире

серебряных веретен и нитей, которые прядут Ангелы.

…И небесный слоненок уже начал свою счастливую и веселую игру среди

этих нитей…Он играет…Он же слоненок.

 

ЭПИЗОД 1. ВЛЮБЛЕННЫЙ.

…Я любил выходить с бутылочкой пива на набережную, а на набережной

располагался огромный парк, в гуще сиреней которого по весенним,

летним и осенним вечерам горели фонарики, прославляя прогресс науки и

техники синими светодиодными улыбками. Когда я стоял, попивая вкусную

холодную жидкость немецкого производства, у металлического

ограждения, отделяющего мир парка от мира обрыва в великую реку,

всегда на близлежащую лавочку садился старик. Садился и просто сидел,

глядя выцветшими глазами на пространство заката. Я много раз пытался

заговорить с ним, но старик только улыбался глазами, и никогда не

отвечал мне. Тем не менее, мне нравилось его присутствие в вечере моего

мира, нравилось, как он деловито размещается на скамейке с довольным

выражением лица и молча устремляет взгляд в красно-синюю даль летнего

заката.

Закончился рабочий день, немноголюдный автобус доставил меня в мое

любимое место…Как всегда я пил пиво, облокотившись на чугунную

ограду, отделявшую царство людей от царственно текущей изумрудно-

синей реки, текущей мимо множества поколений, уносящей в далекое и

неведомое мне море множество тайн…Или просто – житейских историй…

…Старик снова пришел, уселся на лавочку. Но сегодня на его, обычно

спокойном, лице, отражалось волнение. Он время от времени беспокойно

поглядывал на дорожку парка, как будто чего-то или кого-то ждал. И

дождался. По дорожке шла старенькая леди. И как шла! Плыла,

величественно и торжественно. Старик, казалось, осветился каким-то

внутренним ярким светом. Он поднялся с лавочки навстречу старушке,

галантно поклонился, поцеловал ей руку. Потом, не разнимая рук, они

уселись на лавочку…И стали вместе смотреть на ласковый огонь летнего

заката…Сквозь морщины прожитых, хороших, плохих, счастливых и

горьких лет я, потихоньку наблюдавший за ними, увидел бодрое горение

юности…Увидел двоих, провожающих закат в надежде рассвета…

…Вы помните привкус миндаля, остающийся после глотка хорошего вина?

Привкус теплой ностальгии, остающийся, когда неожиданно сбылось то,

чего ты уже не ждал, но был уверен, что это когда-нибудь случится…

…Старички сидели и смотрели в закат…А я сочинял о них добрую –

сентиментальную и героическую – сказку…

 

ЭПИЗОД 2. ВОИН.

Ход поезда метро всегда сопровождается стуком, навевавшим на меня

радостную дремоту. Ехать было далеко, и я успевал между входом и

выходом прожить целую придуманную жизнь…За неимением настоящей.

…У выхода со станции всегда сидели двое – бабушка, продававшая цветы,

и старик в инвалидном кресле, перед которым стоял лоток с махоркой…

Горка мелко порубленного табака, на вершине которой стоял стакан с

образцом продукта. Бабушка всегда суетливо оглядывалась вокруг, и ее

глаза мало обогащали мир цветом увядшего осеннего василька. Старик же

всегда дремал, уткнувшись подбородком в выцветшую тельняшку, поверх

которой был надет коричневый пиджак.

…Эта странная пара была настолько привычной частью городского

пейзажа, что без них трудно было представить выход со станции…Как,

собственно, и с ними…

Выбираясь из ада метро, я всегда мысленно здоровался с ними – они есть,

значит моя обыденная тоска со мной, точнее у меня есть привязка к

реальности, и я жив, несмотря на всю пустоту офисного мира…

…В это утро я был особенно сонным. Кофе не помогло, и я чуть не проспал

свою станцию. Выходил, размышляя о куче глупостей большого города…

…У выхода со станции, прямо рядом со стариками несколько здоровенных

кавказцев, мешая русские и свои слова выясняли отношения. Вдруг, один

здоровенный парень толкнул своего оппонента и тот в падении опрокинул

цветы бабушки…Она растерялась, еще более суетливо и беспомощно стала

оглядываться вокруг, всуе призывая цветом увядшего василька на помощь

большой и сильный мир…И вот тогда…

…Старик мгновенно проснулся…Я впервые видел, как во льдистых

старческих глазах полыхнул холодный пламень. Он двинул свою коляску

вперед…Заслонив от толпы равнодушных и дерущихся бабушку…

«Атэц, атэц…извини» …Парни были готовы сгореть со стыда…Они купили

все цветы…Оставили триста долларов старикам…Поцеловали им руки и

ушли…

…Следующим утром веселая бабушка вновь торговала цветами. А старик

снова дремал перед своим лотком с махоркой…

 

ЭПИЗОД 3. РАБОТНИК.

…Я всегда очень любил заходить в этот замечательный ресторанчик. Он

располагался в уютном уголке небольшой старинной площади,

расположенной на окраине нашего провинциального городка,

украшенного старинными зданиями и сквериками, хранящими колорит и

аромат ушедших времен.

Ресторанчик напоминал мне волшебную лавку Уэллса, в том смысле, что

его всегда надо было искать. Вот, вроде, точно знаешь, где находится это

скромное зданьице со стеклянным павильоном, украшенным тропическими

растениями…А все равно минут пятнадцать ищешь, в предвкушении чашки

прекрасного кофе, вкуснее которого я не пробовал нигде и никогда…

…Кухня в ресторанчике очень своеобразна. Национальности у нее не

было, но вкус, казалось бы, знакомых блюд был каким-то особенным.

Заказывать можно было любое блюдо из тех, что были в меню, не

ошибешься никогда – все будет замечательно вкусным.

…Ресторанчик принадлежал двум братьям-армянам, которые сами вели

дело – один был шеф-поваром, другой – администратором зала. Бармен,

официанты были предельно вежливы и предупредительны, в зале всегда

царили приятная прохлада и бархатный полумрак…

…Как-то я сидел тихонько в уголке этого благословенного места и пил

кофе. Народу было не особенно много, и я решил отвлечь администратора

несколькими вопросами. Мне всегда хотелось узнать, в чем же секрет их

загадочного заведения…

Администратор, кажется его зовут Геворк, рассказал мне такую простую

историю…

…Отец Геворка и Карена воевал в Великую Отечественную. В их батальоне

служил азербайджанец по имени Ариф, и служба у него была особая, хоть

и не героическая – заведовал он полевой кухней. Как-то раз часть попала

в окружение, и подвоза продовольствия не было. Но Ариф каким-то

образом умудрялся каждый день кормить своих боевых товарищей досыта

очень вкусными обедами, да еще и по пятьдесят какого-то диковинного

напитка наливал. На все удивленные вопросы повар только загадочно и

задумчиво улыбался…Это потом уж узналось, что заприметил

основательный азербайджанец, по ту сторону фронта разбитый сарай.

Оказавшийся продовольственным складом. Вот туда и наведывался он по

ночам, рискуя жизнью…Однажды, при очередной вылазке Ариф был

сильно ранен в голову. Вскоре кольцо окружения было прорвано, Ариф

убыл в госпиталь, пути боевых товарищей на время разошлись.

После войны вдруг, волею судеб, оба бойца оказались в лагере далеко-

далеко за Уралом. Ариф был, вследствие ранения, слабым, и его держали

на легких работах, при кухне…В одну из тяжелых, затяжных зим в

окрестные лагеря пришли голод и цинга, заключенные десятками

умирали. Только в том лагере, где жил Ариф и его сослуживец на

удивление было спокойно. Даже начальник лагеря был в недоумении…

Оказалось, что милосердный и немногословный азербайджанец нашел в

лесу, куда его спокойно отпускали, несколько ям, обмазал их стенки

глиной, обжег костром. И собирал все лето и осень грибы, ягоды, травы,

консервировал все это своими таинственными способами. А когда пришла

зима – таскал все это по снегу на себе и кормил заключенных, чем и спас

их…

Пришли другие времена, лагерей не стало. Перед смертью отец велел

Геворку и Карену отыскать старичка Арифа и помогать ему всеми

средствами, какими возможно. Братья отыскали его – он уже был на

одинокой пенсии. Годы проработав поваром в скромном кафе, старик не

накопил ничего.

…Ариф был стар и слаб, но когда братья решили открыть ресторанчик,

вызвался им помочь. Сам у плиты уже стоять не мог, но попросил

разрешения иногда давать совет…

Вот в этом и был секрет ресторана…В спокойной любви к людям. В

желании доставить им простую человеческую радость…

…Я спросил Геворка, жив ли почтенный старец, не надеясь на

положительный ответ по причине огромных пространств времени. Геворк

вдруг просиял, поднялся с места и быстро ушел в сторону кухни…

Через несколько минут братья с великой почтительностью и

осторожностью подвели к моему столу древнего старца, бережно посадили

его на стул…

…Он посмотрел мне в глаза очень молодым, очень мудрым взглядом, в

котором перемешались задумчивость, и удивительная теплота…

«Салам элейкум, дедушка…Таниш олмагуна чох шадам (Рад с Вами

познакомиться – азерб.)» …

Геворк и Карен стояли рядом с гордыми слезами на глазах.

 

ЭПИЗОД 4. СВЯТОЙ

…Я всегда любил этот храм, стоявший историческим чудом на набережной.

Прекрасно благоустроенная территория, засаженная огромным

количеством цветов, этих многочисленных кадил Богу, восславляющих

благоуханиями Его величие.

Прямо за оградой начинался рай, и я сразу вспоминал фильм «Куда

приводят мечты» …Церковь не тронула рука вандалов, внутри всегда

витал дух чистого и святого праздника. До дрожи в коленках, до глубокого

благоговения. До слез…

В храме служил старый священник. После службы он, не обращая ни на

кого внимания, долго-долго сидел на скамеечке в стареньком подряснике

и кормил голубей хлебом…

Была затяжная весна, серое небо, казалось, навсегда нависло над

жизнью…Над нашей бестолковой суетой…

…Я вошел в ограду храма, а дедушка-священник сидел на своей скамеечке

и дремал, сжимая в руках буханку хлеба…

Вдруг раздался крик. Глянув на синий лед вздувшейся реки, я увидел двух

детей, бултыхающихся в провале льда. Моя мысль едва сработала…А

дедушка-священник был уже там, на реке…Он бросился в воду, вытолкнул

двух пацанов на лед…Но сам вылезти из полыньи не смог…Когда я

добежал и протянул ему руку, он улыбался своими выцветшими глазами…

Знаете, так легко…

…Мы не спасли его. Он умер в больнице, и врач, пряча мокрые глаза,

сказал, что никто не смог бы помочь старику…

…Когда батюшку выносили в гробу из храма, впереди гроба несли

подушечки с наградами…На одной был орден Красной Звезды…На другой –

медаль «За отвагу» …

На похоронах были старички в военной форме флота и в штатском…Когда

гроб несли мимо них, те, кто были в форме отдали воинское приветствие…

А штатские вытянулись по стойке «смирно» …Когда процессия ушла, я

услышал слова «…прощай, командир» …И – слезы. Скупые солдатские

слезы.

Верю, что ребятишки, когда станут взрослыми мужчинами, придут на

могилу своего спасителя…И поблагодарят того, кто подарил им вторую

жизнь…Поплачут…

 

АУТРО. УШЕДШЕЕ.

…Я был…Мое время тоже было. Ушло, а я все так же люблю смотреть в

облака, не замедляющие хода…

И небесные слоны будут ходить в тишине. И слоненок будет играть в

бледной синеве вечернего неба…

Ничего не изменится, когда нас не будет…

Только мир сохранит тихую тоску…И надежду.