Стою в компании c двумя молодыми мужчинами. Мои приятели - это директор энергоснабжения доменного производства металлургического комбината «Хута Катовице» и его заместитель. А стоим мы в фойе Дворца культуры города Домброва Гурница, что на юге Польши. Сегодня здесь торжественный вечер, посвященный профессиональному празднику металлургов. Приехали мы рано, где-то за полчаса до начала и как всегда при ожидании время потекло значительно медленнее. Приехали прямо с работы и ждем не только начала праздника, мои друзья ждут еще и своих жен. Краем уха слушаю, о чем они говорят, иногда короткими репликами поддерживаю разговор, но мое внимание полностью сосредоточено на публике. Публика – это начальство среднего и высшего звена комбината вместе со своими женами. Все неспешно стекаются во Дворец культуры. В программе праздника небольшая официальная часть, концерт, и на финише в банкетном зале шведский стол.

Публика интересует меня совсем не случайно. Наблюдать со стороны польскую интеллигенцию удивительно интересно, ведь это совсем другая культура. Ощущение, что на дворе век этак девятнадцатый, а ты находишься в дворянском собрании, в преддверии бала. Одеты все изящно и со вкусом, и ведут себя не суетно, а скорее степенно. Все подчеркнуто, доброжелательны друг к другу, свободны и раскованны. Со стороны кажется, что все это близкие родственники, встретившиеся после долгой разлуки, так много здесь объятий и поцелуев. Каждая появившаяся новая пара встречается радостными возгласами. Особый почет и уважение дамам.

Представляю, как приятно женщине быть на таких вечерах, ведь каждый знакомый мужчина обязательно подойдет и поцелует ручку, и ведь не только поцелует, но и скажет комплимент. У мудрого и тонкого А.П. Чехова много чудных высказываний. Есть и такое:

- Мужчины без женского общества глупеют, а женщины без мужского блекнут.

Ощущение, что здесь собираются непросто мужчины с женщинами на какое-то торжество как, например, у нас в Союзе, а определенно - рыцари и дамы. Атмосфера абсолютно другая и мужчины в этом зале действительно галантны и остроумны, а женщины особенно блестящи. Однако даже этот блеск неоднороден и одна дама явно выделяется среди всех какой-то особой статью. Чтобы поцеловать ей ручку мужчины стоят в очереди, а вместе с ними и их жены, которых ей тоже представляют. Спрашиваю у приятеля:

- Сташек, что это за дама, что к ней стоит целая очередь.

- О, Эугениуш, в ее жилах течет кровь древнего дворянского рода. Кстати я с ней знаком, и в моих планах представить тебя. … Да давай уже и пойдем, а то смотришь, и пригласят нас в зал.

Сопротивляться я не стал, это было даже любопытно. Подходим. Сташек меня представляет:

- Эугениуш. Инженер. Мой друг.

Целую ручку. Говорю, что мне приятно познакомиться с такой изящной женщиной. Она уловила мой акцент, насторожилась и спросила:

- Кто, пан по национальности.

- Русский, - ответил я.

Дама вскинула брови. Пауза несколько секунд:

Удивительно, а интеллигентны как поляк.

Меня ее высказывание никак не расстроило. В Польше я уже второй год и свободное время чаще провожу со своими польскими друзьями, чем с нашими специалистами. Совершенно очевидно, что в массе своей поляки и искреннее, и добрее, и интеллигентнее наших людей, советских, и мне с ними комфортно. А еще чувствуется в их культуре, и соответствующий обстановке этикет и более высокий уровень нравственности. Должно быть это влияние церкви. Поэтому лично я, для себя, ее оценку воспринял как положительную. Ну а в отношении всех россиян, я не в ответе. И что уж тут обижаться, если мы сами своим поведением создали такой имидж о себе. Жизнь, уже тогда предложила подумать над вопросом - что же мы реально из себя представляем? Ведь там, в Польше, была совсем не худшая часть нашего советского общества и, несмотря на это очень часто приходилось за наших краснеть. Невоспитанность советского человека, а кое-где и дикость я видел совершенно отчетливо и представляю, как же все это в нас видели и замечали поляки.

Хотя совсем не исключено, что эта оценка прорвалась у нее на почве исторически сложившихся далеко не простых взаимоотношений между нашими народами. Точнее будет – отношения польского народа к русскому. Мы, русские, похожи на большую добродушную собаку – незлобивы и незлопамятны. Память у нас по отношению к соседям короткая. Не обижаемся мы на них ни за Лжедмитриев, ни за двухгодичное сидение в Москве с королевичем Владиславом, и за нашествие на нас вместе с Наполеоном тоже не обижаемся. Они же помнят значительно меньшие обиды, полученные от народа нашего, и помнят так остро, как будто получили их только вчера. Хотя это болезненное самолюбие, и рвение утвердить себя в любых исторических мелочах, даже несколько искажая историю, тоже понятно и не должно вызывать у нас ответной негативной реакции. Ведь большая и сильная духом нация в тридцать миллионов человек была лишена государственности целых 120 лет. А главная сила, заставлявшая их все это время стоять на коленях, были мы. И трудно, конечно, очень трудно им нас за это простить, даже, несмотря на то, что жилось то им под властью России не так и плохо.

Интересно, что мое положение там можно было охарактеризовать короткой общеизвестной фразой – «свой среди чужих, чужой среди своих». Находясь там, я старался постичь и их язык и культуру и совершенно реально в какой-то момент стал ощущать себя поляком. И что удивительно, это глубинное подсознательное ощущение передавалось на окружающих и, несмотря на мой не очень качественный польский, они везде меня признавали за своего. Даже дважды при знакомствах, польские друзья представляли меня российским специалистом, но с польской кровью, с польскими корнями. Они в этом не сомневались, а я не возражал.

Так вот, я отнесся спокойно, но, что было с моими приятелями, как же они переживали и расстраивались. Я так и не смог убедить их, что нисколько не обиделся.

Только спустя некоторое время понял, почему мне не поверили. В отличие от нас каждый поляк ощущает себя поляком, а народ страны для него – единая семья. И попади он в аналогичную ситуацию, например у нас в Советском Союзе, он не только обидится, но и воспримет это как оскорбление. Понял я и другое то, что год назад я бы, наверное, обиделся. Ведь ощущал себя тогда совсем иначе, русским, приехавшим помочь нашим «младшим братьям» полякам построить современное промышленное предприятие, и даже где-то развеять «мрак» католицизма.

В результате, ощущение превосходства давно куда-то испарилось и сменилось некоторой неловкостью за наш и за мой собственный примитивизм. Пошатнулись мои атеистические позиции, и появился интерес к Церкви и религии. Я осознал, что только вера может сделать народ единым и культурным. А сегодня среди моих польских друзей два ксендза, и я иногда хожу в костел на службы и с интересом и удовольствием слушаю проповеди.