Трудно быть белой вороной среди однородной массы соплеменников. Еще труднее быть чернокожей в русской глубинке. И совсем невыносимо, если тебя при этом зовут Разделкина Ася и по национальности ты русская. Пути господне неисповедимы, и так уж получилось, что Ася родилась с цветом кожи «кофе с молоком». Чуть широковатый нос, пухлые губки, кудрявые, мелко завитые, черные волосы, которая она с удовольствием во множество косичек, добавляя разноцветные резинки. Прическа выходила яркой, словно гавайская рубашка.

Все детство и подростковый период ее награждали всякими прозвищами, которым она достаточно быстро потеряла счет. Первое время она отвечала на обиды, лезла, как пацанка, в драку, потом отмалчивалась и плакала по вечерам в подушку. Потом просто перестала обращать внимания. Подружек так и не заимела, своими мыслями и переживаниями делилась только с дневником. Сначала это были простые школьные тетрадки, а потом и ноутбук. Его купила бабушка, которая воспитывала девочку с самых пеленок. Родителей своих Ася не знала. Бабушка тактично избегала разговора на эту тему, да и девочка не проявляла настойчивости. Она быстро научилась работать на ноутбуке, чем завоевала в школе кое-какой авторитет. Таблички на дверях, объявления, все информационное табло – все это было Асина работа.

А потом пришла юность, а с ней – и первая любовь, и первое большое разочарование. Тогда-то Ася и открыла в себе задатки поэтического таланта. Даже в местной газете с удовольствием публиковали ее лирические стихотворения. Только и они не помогли девушке на личном фронте. Для представителей противоположного пола она была «экзотикой», и ей никто не предлагал серьезных отношений. Разделкина, в конце концов, отчаялась и решила посвятить себя исключительно карьере.

Но жизнь всегда нам преподносит сюрпризы, и иногда – весьма приятные. Ася числилась внештатным корреспондентом местной газеты. Ей иногда доверяли брать интервью у «звезд» местного разлива. Вот и сейчас она получила задание: сделать репортаж о Вадиме Хабарове, студента Томского института, где он получал редкую и интересную специальность – спелеолога. Летом он со своими однокурсниками побывал в горах Тянь-Шаня, и слухи об этом моментально расползлись по поселку. Редактор решил удовлетворить интерес читателей, заказав Аси статью и развернутое интервью, пообещав принять официально в штат, если она справиться.

Ася от такого задания была в полной растерянности. Ей казалось, что она уже избавилась от своего самого раннего, по-детски наивного и трепетного чувства. Вадим Хабаров был ее тайной симпатией. Да и не только ее. Во всей школе, наверное, не было ни одной девчонки, которая не мечтала стать девчонкой сына завуча. Заслуженный учитель России, женщина очень строгих правил и непоколебимых принципов. Ее больше боялись, чем уважали. Вадим под таким строгим контролем и воспитанием вырос коммуникабельным человеком. Спортсмен и умница. Он с легкостью брал призовые места, как на олимпиадах точных наук, так и на спортивных состязаниях. Да и внешностью его природа не обидела. Высокий, статный, весьма симпатичный. Окончив школу, он уехал в Томск. Ася тогда еще долго переживала просто от того, что не видит его. Приезжал домой он очень редко. Лишь пару раз они случайно встречались на улице, а в местном Доме культуры Ася сама была редким гостем. И время постепенно загладила душевные раны, оставив лишь мимолетную легкую грусть. И вот теперь это задание, которое мысленно заставило девушку окунуться в прошлое. Вспомнить его пронзительный взгляд серых глаз, белозубую улыбку и мягкий голос.

— Что ты накручиваешь себя? — ругала Ася зеркальное отражение. — Может и не колыхнется детское чувство? Соберись!

Созвонившись накануне вечером, они договорились о встрече в летнем кафе. Оно открылось совсем недавно, но вмиг стало самым популярным и посещаемым местом в поселке. Здесь встречались, как говорится, и лирики, и физики, устраивая романтические свидания и деловые встречи. С открытой веранды открывался изумительный вид на изгиб реки, на противоположный берег, заросший кустарником.

Разделкина пришла за десять минут до назначенного времени, мелкими глоточками пила кофе, стараясь унять внутреннее напряжение. Он появился хоть и ожидаемо, но все равно как-то неожиданно, материализовался из воздуха.

— Привет! — ослепил улыбкой и сел напротив. — А я весь вечер гадал: кто такая Разделкина? Мм. — Он старался разбудить свою память и выловить ее имя. Это немного позабавило Асю, и огорчило:

— В последний раз ты называл меня «шоколад-какао». — Сказала она.

Вадим растерялся, замялся. Ему было крайне неудобно, заерзал на пластиковом стуле, потом взял солонку и стал крутить ее в руках. Ася спокойно наблюдала за его мучением, не торопилась сгладить шероховатость ситуации, и даже «подлила масло»:

— Это было самое безобидное мое имя, придуманное тобой.

Он покраснел. С ума можно сойти! Сам Вадим Хабаров покраснел! Событие, достойное быть занесенным в книгу рекордов Гиннеса. Но, увы, не долго. Достаточно быстро он взял себя в руки, стал приходить в себя, и официант с меню подоспел вовремя.

— Ты что будешь?

— Я уже.

— Может мороженое?

— Нет, спасибо.

— Тогда мне тоже кофе, только черный и без сахара.

— Хорошо, — официант ушел.

— Молодость, глупость, — после непродолжительного неловкого молчания сказал Вадим. — Извини, если когда-то сильно обидел тебя. — И, осмелившись, заглянул в ее карие, выразительные глаза. Прекрасные глазки.

— Я не жалобиться пришла, — Ася просто пожала плечиками, и достала диктофон, положив его на столик.

— О! — Хабаров взял его, внимательно разглядел. — Чудо современной техники. — А где твой знаменитый ноутбук?

— Почему знаменитый? — удивилась Ася.

— Я его почерк узнаю из тысячи.

— Почерк? – Ася продолжала удивляться. — У компьютера нет индивидуального почерка.

— А ты не скажи, — покачал головой Вадим. Ему принесли кофе. — Твою руку я сразу узнаю. Есть у тебя особый стиль, фишка, изюминка.

— Какая?

— А вот этого, извини, я тебе не скажу. Секрет. — Он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой. Ася сменила направление разговора:

— Может, тогда приступим к работе?

— Жаль.

— Что жаль?

— Жаль. Что лирическое отступление было столь коротким. Но, как говорят профессионалы, работа прежде всего, а время, как известно, деньги. Так, что там интересует местную прессу?

Ася включила диктофон. Разговор растянулся на добрых два часа. Хабаров оказался хорошим рассказчиком, говорил, словно книгу читал. Да и Ася не подкачала: задавала конкретные, по теме, вопросы. Не зря она полночи просидела в интернете, изучая азы науки о пещерах, о горах Тянь-Шаня, о Томском университете. Хабаров был тому приятно удивлен. Вся его теория, да и практика, о девчонках – пустышках, которые дальше забот о внешности, ничего не видят, была полностью опровергнуты. И чем больше они общались, тем больше он попадал под ее очарование, которые излучали ее карие глазки и мимолетные улыбки.

— Спасибо, — она отключила диктофон. — Ого, как быстро время пролетело.

— В приятной компании течение времени незаметно, — он лихорадочно искал повод, чтобы еще на немного задержать девушку. — Может, мы еще как-нибудь встретимся?

— Зачем?

— Ну, — мысли его работали в авральном режиме, — кажется, я должен просмотреть отпечатанный материал, убедиться, что ничего лишнего к моим словам не дописано, подписать интервью.

— А ты хорошо осведомлен. Часто даешь интервью.

— Нет, первый раз.

— Я позвоню. — Ася встала из-за столика.

— Я провожу. — Он вскочил следом.

— Не надо, — почему-то испугалась Ася. — До свидания.

И только дома она поняла, что все это время находилась в диком напряжении, на грани срыва в тихую истерику. Душевные силы совсем покинули ее. Ася села в кресло, уткнулась в ладошки, и слезы бесшумно покатились из глаз. Надежды ее не оправдались, как того она хотела. Далекое детское чувство вспыхнуло с новой, доселе невиданной, силой, обожгло сердечко, заставляя забиться в ином ритме.

Хабаров тоже переживал смятение чувств. Где-то там, в глубине души, что-то новое, труднообъяснимое, до конца не сформированное, но уже так крепко вцепившееся чувство.

— Вадик, ау! — Калерия Сергеевна вернула сына в реальность.

— А? Да. Слышу.

— Где ты пропадал весь день? — она суетилась на кухне, готовила ужин. — Дома появляешься набегами, со мной не посидишь, не поговоришь. Не даешь матери возможность полюбоваться любимым сыночком.

— Интервью давал местной газете. Знаешь, кто у них там работает? Разделкина. Помнишь такую?

Калерия Сергеевна на миг прервала взбивать крем для торта.

— Разделкина? Ах, Ася! Негретёнок.

Вадим опешил. Чего-чего, а уж от матери, от педагога, он никак не ожидал услышать такого. «Негретенок» из ее уст прозвучал с презрением и насмешкой.

— Давай называть вещи своими именами. Разделкина – не негр, а мулатка. Это раз. — Он замолчал, поморщился, словно от зубной боли.

— А два?

— Ася – умная и воспитанная девочка. И очень приятный собеседник. С ней легко и интересно общаться. Если честно, то я не ожидал от тебя такого, и посему нахожусь в легком шоке.

— Рада, что ты начинаешь взрослеть и менять свои взгляды на жизнь.

— О чем ты? — не понял Вадим.

— О твоем отношении к противоположному полу. Раньше иначе, как пустышками, ты их не называл.

Вадим отвернулся к окну, делая вид, что заинтересован проходящим мимо окон соседом. Хотя и не видел его, перед глазами возник образ Разделкиной. Блеск ее глаз, чуть несмелая улыбка, прическа в тысячу косичек.

— Да, — вздохнул он, — все меняется.

И тут чуткое материнское сердечко екнуло, жаром окатило изнутри, заставляя покраснеть. Непроизвольно вырвался только что рожденный, еще не взвешенный, вопрос:

— Надеюсь, ты не влюбился?

— Курица! — вскрикнул Вадим и бросился к духовке, из которой тонкой струйкой потянулся дымок. Общими усилиями они спасли курицу, и сели ужинать в непринужденной обстановке. К разговору они больше не возвращались, чему Калерия Сергеевна была рада. Она боялась услышать положительный ответ на прозвучавший вопрос. А когда вечером сын проявил желание наведаться в гости к Марине, успокоилась окончательно. Марина жила по соседству, училась с Вадимом в одном классе, и считалась первой красавицей поселка. Завидная невеста, чье сердечко пока было свободным. Но сели бы материнское чутье подсказало, с какими намерениями Вадим решил навестить одноклассницу, то о покое разговора бы и не было.

Хабаров вышел из дома, и вдохнул полной грудью вечернего прохладного воздуха.

— И так, тебя зовут Ася! Ася Клячкина, которая любила и не вышла замуж. Надо же, столько лет быть рядом и не разглядеть такое дивное создание! Слепец. Это же просто слиток золота. Самородок! Нет, жемчужина! Черная жемчужина. — Он грустно усмехнулся. Бросил взгляд на дом Марины.

— Не спишь, куколка Барби местного разлива? Тогда жди гостя. Сейчас ты мне все и про всех расскажешь, и даже не поймешь, что конкретное меня интересует. А почему? Да потому, что сообразительности на это у тебя, как раз, и не хватает. Пустышка. Логика и мышление даже в лексиконе твоем отсутствуют. Украшение мужчины – не более того.

 

Новая встреча произошла спустя два дня, на том же месте и в то же время. И опять Вадим появился неожиданно.

— Привет! Это тебе, — он протянул шикарный букет розовых роз.

— Мне? — удивилась Ася, принимая столь щедрый подарок. — Зачем?

— Я хочу, чтобы ты просто улыбнулась, — он сел напротив. — У тебя прекрасная улыбка.

Ася было прикусила губу, но уже через мгновение счастливая улыбка озарила ее милое лицо.

— Спасибо, — она спрятала смущение в букете.

Подошел официант.

— Организуйте нам вазу, — распорядился Вадим и перечислил блюда заказа. — Я сегодня, страх, как голодный. Надеюсь, ты составишь компанию, доверившись моему вкусу.

Энергия так и била из него ключом. Он был в отличном настроении и щедро делился им с окружающими.

— Я не голодна. — Сделала слабую попытку отказаться Ася, и Вадим даже не услышал ее.

— Аппетит приходит во время еды, а изжога – после. — Пошутил он.

— Вот. — Ася достала из пакета отпечатанные листы с интервью.

— После посмотрю. Хорошо? Надеюсь, ты никуда не торопишься?

— Нет, — вырвалось у Аси. Захотелось тоже побыть с ним рядом, и заразиться его оптимизмом и радостью.

— Вот и ладушки, — по-детски обрадовался Вадим. — Сейчас мы с тобой хорошенько пообедаем, а после, — он положил на столик два билета в кинотеатр. — Это не слишком нагло?

Ася не успела все взвесить и обдумать, что раньше за собой не наблюдала. А сейчас импульсивно поддалась раскованности, легкомыслию и немножко сумасшествию:

— Нет, — и вновь ослепила собеседника обворожительной улыбкой.

После просмотра американской мелодрамы они долго бесцельно бродили по парку и целовались в его укромных уголках. Счастье, наконец-то, снизошло и до нее!

 

Но вот закончилось ласковое лето. Вадим уехал в Томск. Уехал, и словно канул в неизвестность. Мобильный телефон он не брал, на SMS не отвечал. Как будто был вот человек, и раз – его не стало. Ася вся извелась. И вроде не утратила ни сна, ни аппетита. Ела как обычно, да только еда ела ее. Она похудела и осунулась. Сны тоже навещали регулярно, но были все тяжелыми и смутными. После ночи не присутствовало чувство отдыха, наоборот – только усталость, которая копилась, копилась и грозила, в конце концов, выльется во что-то страшное и непоправимое. Стихи рождались, как и прежде, да грусть и отчаянье плескались между строк. Она не выдержала чувство неизвестности, преодолела внутренний страх, и отправилась к Калерии Сергеевне. Столкнулись на улице.

— Здравствуйте, Калерия Сергеевна.

Завуч оценивающим взглядом окинула девушку, под грузом которого та засмущалась и растерялась.

— Ася? Здравствуй.

Разделкина чувствовала себя нашкодившим первоклассником перед грозным директором. Внутри все дрожало, в голове все спуталось и перемешалось.

— Ты что-то хотела? — в ее голосе всегда доминировала твердость, сейчас даже на губах чувствовался металлический привкус.

— Я хотела узнать о Вадиме. — Тихо, не без усилия, проговорила Ася, опуская глаза.

— А что Вадим? — Калерия Сергеевна внутренне ликовала, наблюдая результат своей власти над бедной девочкой.

— Он вам пишет?

— Конечно, — не без толики гордости тут же заявила она, — а как же? И пишет, и звонит. Каждый день перезваниваемся. А ты, девочка, забудь его. Забудь раз, и навсегда. Мой тебе совет. И настоятельная просьба матери, которая желает своему единственному сыну только счастья и добра.

А между строчек слышались слова совсем иные. И даже скрытая угроза, в жестком и жестоком стиле. Ася не помнила, как добрела до дома. Сердце буквально разрывалось от боли, а душа почернела от горечи и обиды. Поток слез был просто не иссякаем. Бабушка не на шутку испугалась за внучку, ибо никогда еще не видела девочку в таком подавленном состоянии.

— За что мне это? За что? — причитала Ася, продолжая рыдать в подушку.

— Мой грех, — шептала старая женщина, не замечая собственных слез.

— Ты-то тут причем? — не без доли озлобленности отмахнулась Ася. Бабушка продолжала нежно гладить ее кудряшки:

— Мой грех. — Упорно повторяла она, и поведала невеселую историю. — Мать твою беспутную я родила от Майкла, камерунского спортсмена. Много их тогда приехало на молодежный фестиваль. Только мать беленькой родилась, а вот ты…. Ох, грех мой великий, и нет мне прощения. — Теперь и у нее началась истерика. Прихватило сердце, и Ася бросилась успокаивать самого близкого для себя человека. Уложила на диван, накрыла пледом, накапала валерьянки.

— Причем ты здесь, бабуля. Успокойся. Это люди кругом злые, а парни…. — Она просто махнула рукой. — Уеду я. В город поеду.

— Правильно, — легко согласилась с ней бабушка. — Сестра моя уже давно тебя зовет. Жить есть где, работу найдешь. Новые люди, новые заботы, и все старое позабудется, и все образуется.

— Старое не забудется никогда. — Тихо, но очень уверенно сказала Ася. И в этом она была, как никогда, уверенна.

Сборы были недолгими, дольше только уговаривала и бабушку переехать в город. Пришлось подключать ее сестру, только тогда уговоры обвенчались успехом. Теперь они жили в городе втроем: две бабушки-старушки и единственная внучка на двоих. Во время кризиса это помогало выживать. Ася не без труда, но нашла-таки работу. Устроилась в драматический театр, где по штатному расписанию они числилась разнорабочей. Хотя занималась совсем иным: печатала программки, объявления и анонсы, меню для буфета. Работа не прибыльная, но и не пыльная. Оставалось много свободного времени, а по вечерам оно вдруг наполнялось тоской и печалью. Ася печатала свою первую пьесу. Пересмотрев весь репертуар театра, она вдруг поймала себя на мысли, что и сама способна написать современную пьесу в стихах. Написанные в минуты душевного переживания, стихи легко вписывались в сюжетную линию драмы, добавляя особый колорит и изюминку. Что касается дел на личном фронте, то тут Ася заняла твердую позицию. Решила, что и одной встряски всех чувств было достаточно, что второго такого «тайфуна» она просто не перенесет. И потому старательно избегала всяких корпоративных вечеринок, бенефисов, молодежных тусовок. Все те мероприятия, где, как обычно, и заводятся новые знакомства и отношения. Свято соблюдая собственные правила, она как-то поймала себя на мысли, что боль как-то притупилась и жизнь начала налаживаться.

Пока однажды в самый обыкновенный зимний, ничем не примечательный, вечер в дверь их квартиры не раздался звонок. Хотя Ася и не слышала его. Была у нее такая способность: отключаться от всего происходящего, занимаясь только своим делом. Сейчас она заперлась в своей комнате с ноутбуком и работала: пьеса двигалась к своей развязке. Мысленно она была со своими героями, но настойчивый стук в дверь вернул-таки Асю в реальность.

— Да, — недовольство было трудно скрыть.

— Асенька, к тебе гости, — в голосе бабушки извинения.

Ася встала с кровати, поправила покрывало, одернула коротенький приталенный халатик.

— Войдите. — Она даже не успела подумать над тем, кто бы это мог навестить ее в городе, где она жила почти что затворницей, и новых знакомств не заводила. В комнату вошел Вадим. Удивление ее не подавалась описанию. В широко распахнутых глазах замер вопрос: а не снится ли ей Хабаров? Слова застряли в горле, зато слезинки непроизвольно медленно скатились по щекам.

— Ася! — он протянул ей руки. Запахло морозом и дорогим одеколоном.

— Ты? — наконец-то выдохнула она, и слезы уже обильно текли из глаз. Вадим шагнул и обнял ее, крепко прижимая к груди. Осторожно гладил по волосам.

— Ася, Асенька, — только и повторял он. — Милая моя девочка. Как же долго я искал тебя.

А Ася тем временем потихоньку приходила в себя, его последние слова, словно лезвием полоснули по сердцу. Она вырвалась из крепких объятий и посмотрела в его глаза:

— Искал? — удивилась она. — Что это значит?

— Искал. — Подтвердил Вадим. — Это значит, что я тебя уже полтора месяца разыскиваю в этом городе.

— Ты не отвечал на мои звонки. — Она отошла от него и присела на кровать.

— Я потерял старый телефон, когда ехал в Томск, а может и украли, но это не важно. Твоего номера я наизусть не помнил. Вот, что самое обидное.

— Мог бы и письмо написать. Эпистолярный жанр называется.

— Я писал.

— Да неужели?

— Подожди, не сердись, — он присел рядом на корточки, и взял ее маленькую теплую ладошку в свою. — Я писал, честное слово. Но понимаешь в чем дело. Моя мама, мм, как бы это мягко сказать. — Он замялся.

— Она против, что бы ее любимый единственный сыночек встречался с чернокожей. — Она помогла ему подобрать нужные слова. И он поморщился от такой откровенной подсказки.

— Не совсем так.

— Но смысл это не меняет.

— Да. — Обреченно сказал он, вскочил и прошелся по узкой комнате. Для его фактурного телосложения комната была слишком тесновата. — Она в не восторге.

— И что? Мог бы все равно написать и объяснить. Неизвестность, как оказалось, страшная штука.

— У меня тетя, мамина родная сестра, работает на главпочтамте. Одним словом, они договорились уничтожать все письма Хабарова Вадима, адресованные Разделкиной Асе.

— Кино какое-то. Детский сад. Мексиканское мыло. — Говорила эпитетами Ася. Но где-то в глубинах души зарождалась вера, ибо в жизни всегда найдется место для сказочного чуда. И Вадим каким-то шестым чувством уловил это зарождающее сомнение. Он присел рядом на кровать и вновь взял ее ладошки:

— Я не знаю, как тебе доказать свою правоту. Скажи мне, как, и я тут же это сделаю. Будь то подвиг, то ли сумасбродный поступок.

— Да не надо ничего делать. — Ася просто пожала плечиками.

— А когда я приехал домой, то сразу же с автовокзала бросился к тебе. Соседи говорят: они в город переехали. А потом и мать случайно проговорилась, что встречалась с тобой, что говорили обо мне. Я все и понял. И ведь никто не знал вашего городского адреса. Я с ума сходил. И вот приезжаю каждые выходные, и ищу тебя. Просто бродил по улочкам и переулочкам, и свято верил, что рано или поздно я найду тебя.

— И как нашел?

— Зашел сегодня в театр. В буфет, кофе выпить, согреться. На улице ведь ужасно морозно.

— И что? — Ася торопила его.

— Мне подают меню. — Вадим видел ее нетерпение и тянул время.

— И? — нетерпение достигло апогея.

— И тут я узнал почерк твоего ноутбука. — Чуть заметно улыбаясь, ответил Вадим.

— Да ну тебя. — Ася обиделась. — Я тебя серьезно спрашиваю, а ты все шутки шутишь.

— Серьезно.

— Как?

Вадим достал из кармана сложенный лист с меню:

— Вот, смотри. Ты всегда вместо точки в последнем предложении печатаешь эту маленькую ромашку.

Ася посмотрела на текст. Была в ноутбуке такая кнопка, выбивающая маленькую ромашку, предназначение которой Ася так и не разгадала. Но сама регулярно пользовалась, заменяя точку в конце любого текста.

— Я так обрадовался, когда увидел меню. Даже столик, кажется, ненароком перевернул. Всех там на уши поставил, пока из вашего администратора не выбил твой адрес. И вот я здесь, у Ваших ног!

— Позёр. — С улыбкой ответила Ася, и Вадим понял, что прощен.

— Я люблю тебя.

— Что? – интригующий шепот рассеял суть сказанного. А Вадим уже крепко обнимал ее, покрывая все лицо поцелуями:

— Я люблю тебя.