БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ

 

Каждый человек имеет какое-то, хоть минимальное, сходство с животным. Вот наша математичка и по совместительству классный руководитель, похожа на тигру – вся такая ласковая и пушистая, а вот попробуй, как она говорит «сотворить чудеса», разорвет.

Всеобщая любимица, француженка Татьяна Васильевна, похожа на вислоухую серую кошечку с распахнутыми, желтыми глазами, в которых стойко прижилось выражение изумления:

- Ах, Миша, вы такой способный, а допустили столько ошибок. Как же это у вас получилось? – взгляд изумления. - Случайно? Конечно, случайно. Не представляете, как жаль ставить вам двойку, - «пела» она моему соседу по парте.

- А вы и не ставьте, Татьяна Васильевна.

- Только из гуманных соображений, это же лучше единицы, вы согласны?

Вот такая женщина. А наша отличница, вы только приглядитесь к ней, похожа на лошадь. Лицо длинное, зубы крупные, глаза большие, печальные. А волосы, как чёрная грива - длинные, блестящие. Мы ее так и зовем – Лошадь, а настоящего имени никто уже и не помнит, только фамилию – Сиротенко. Ноги у Лошади длинные, от ушей и ходит она странновато, грудью вперед - гарцует, как говорит мой однопартииц Мишка – сосед по парте значит. Лошадь, девочка тихая. Сядет где-нибудь, в уголочке, в одной руке книжка, а в другой яблочко или ещё что-то, что погрызть можно. Сидит, по кусочку откусывает и почитывает.

Окончила Лошадь школу с медалью, да и укатила в столицу, у нас – то городок маленький, университетов нет, правда есть два техникума, в один из них мы с моим однопартийцем Мишкой и угодили. Мишку условно приняли, а после успешно сданной сессии, он утвердился и даже стипендию стал получать. Учиться ему понравилось. Окончив техникум, он сразу поступил в институт и вскоре укатил вслед за Лошадью, а я остался. Работаю в больнице по обслуживанию всякой аппаратуры, начиная с рентгена. Именно с этой установки и началась моя семейная жизнь.

Анечка - Анюта - наша врач рентгенолог, пригласила меня как-то на чай. Так я там и остался, сначала до утра, а потом на долгие пять лет. Скучно жили, или я от брака ожидал большего – дом, работа, телевизор. Детей она не хотела и все мечтала в Москву перебраться. Однажды, к нам в больницу нагрянула комиссия из Москвы. Проверка была долгой, наверное, искали мину, упрятанную немцами во время войны. Не нашли. Уехали, оставив папку с замечаниями, главбуха с инфарктом и главврача на грани истерики. Но самое главное, что следом укатила моя жена, влюбившаяся в председателя комиссии. Может быть, поэтому комиссия так надолго задержалась? Кто знает, но мечта моей, теперь уже бывшей, супруги, сбылась.

Я не был возмущен, оскорблён, унижен или ещё что-то там. Внезапно распавшийся брак вызвал ощущение освобождения.

Новый день начался также странно, как и вся моя жизнь. Была среда, обычная, ничем не примечательная среда. Звонок в дверь вызвал недоумение – я никого не ждал.

- Красильников? – спросили за дверью.

Открыл.

- Я. Чем обязан?

- Заказное примите?

Я расписался. Посыльный не был нашим почтальоном.

«Интересно, интересно, - думал я, вертя письмо. – Конверт обычный, только обратный адрес странный.

Открыл. Развернул лист.

«Шапка» на английском, в котором я не силен. Потом текст на русском. В письме сообщалось, что мне необходимо зайти в посольство США. Разъяснение на месте.

Очень слово «зайти» понравилось, как - будто посольство у меня за углом располагается.

« Да не поеду никуда, - бурчал я, - в Москве и остановиться негде, да и с деньгами не густо». И я решил не ехать. Но не тут-то было. На третий день, аккурат в субботу, когда я с соседом Сергеем Михайловичем на рыбалку собрался, зазвонил телефон.

- Господин Красильников?

Молчу – меня слово «господин» убило.

- Алло, - требовательно проаллокало в трубке.

- Да, - промямлил я и вдруг осмелел, - господин Красильников слушает.

- Вот и хорошо. Вам выслан билет на Москву …, - дальше шла дата со временем отлета. Записали?

- Нет.

-Запомните?

- Да нет.

- Приготовьте ручку и бумагу, я подожду.

Странно всё – билет оплатили. С чего бы это? С кем бы посоветоваться? И вдруг меня осенило – Мишка – однопартииц. Он же в Москве живет. Звонить, звонить надо. И куда это моя записная книжка подевалась? Ах, вот она. Так. Это не то, это не тот Мишка. А, вот он, нашел. С чего это руки дрожат? Испугался что ли? Испугаешься тут, когда из товарища в господина превратился, пусть даже по телефону. С чего бы это?

Звонил долго, трубку никто не брал.

« На работе он что ли? А может быть, с работы на дачу подался? А у него что, дача есть? А жена? Ты еще спроси себя, есть ли у него теща».

Поискал чистый стакан. Выгреб из мойки чашку, ополоснул. Налил воды и, не отрываясь, выпил. Шумно выдохнул, успокоился.

« Позвоню вечером, авось ответит. До вечера рукой подать – часов пять, с ума сойду. Выпить что ли? Рехнулся. Голова должна быть трезвой».

Дождался. Мишкин голос звучал спокойно и радостно. Проговорили долго. Теперь можно и ехать.

Мишка встречал меня не один.

- Моя жена, - представил Мишка.

- Привет, - она протянула руку.

- Привет, - сказал я, - меня Сергеем зовут.

- Да, да, Сергеем, - она мило улыбнулась, - встретимся у выхода, машину подгоню.

- Ну, ты даёшь, друже. Жена у тебя красавица…

- И умница…

- И спортсменка?

- И, а это самое главное, она адвокат. Так что юридическая помощь тебе обеспечена.

« Почему это Мишка хитро улыбается? Будто знает что-то, чего не знаю я».

- Карета подана. – Из остановившегося рядом «Жигулёнка» выглядывала Мишкина жена.

« Как же ее зовут? Странно, но я не запомнил имени. Что-то неуловимо знакомое было в ее походке, да и в улыбке тоже».

Машина мягко подкатила к многоэтажке.

- Приехали.

- У вас дети?

- Двое.

- Ужас, я без подарков.

- Успеешь одарить, мальчишки уехали к бабушке.

До встречи в посольстве оставалось два дня. В кругу друзей я нервничал меньше. Одна мысль не давала покоя – как же зовут прекрасную хозяйку дома. Спросить стеснялся. Вечером, поужинав, мы с Мишкой вышли прогуляться. Прошел, вернее проморосил, приятный дождичек. Вышли к пруду, что был рядом с домом. Повспоминали какие-то неблаговидные моменты нашей далекой школьной юности. Посмеялись. Откинувшись на спинку скамейки, посидели, прикрыв глаза – ушли в себя, было хорошо и спокойно. Открывая дверь своим ключом, Мишка крикнул:

- Дорогая, мы дома.

Она сидела в кресле. В одной руке книга, в другой яблоко. Волосы, собранные в хвост открыли лицо, и я узнал Людку Сиротенко – Лошадь. Боже, но какая это была красивая Лошадь. Куда девались крупные зубы, острые скулы? Исчезла детская угловатость. Она в меру поправилась, остальное сделала природа. Женщина стала женщиной. Ошеломительное открытие лишило дара речи. Я покраснел.

- Сережа, что с тобой? Узнал? Вот и прекрасно, что все же узнал. Не только лягушки в царевен превращаются, но и лошади тоже. – Она улыбнулась. - Нагулялись? Надышались? Чаю хотите?

- Хотим, - Мишка поцеловал жену, - очень хотим.

- Мама звонила. Димка опять разодрал колено.

-Это наш меньшой.

- Совсем крохотный – шестнадцати лет отроду,- рассмеялась Люда. – Он на мотоцикле гоняет с самолетной скоростью, только взлететь не может. Падает и оставляет знаки ухарства в виде синяков и переломов.

- А старший?

- Сёма у нас человек степенный, на экономическом учится. Знаешь, Серёжа, я даже представить его не могу в другой специальности, - Миша разлил чай, Люда поставила на стол пирог в клеточку.

- Сережка, давай тарелку, пирога положу.

- Положи. Это пирог наших мам. Запах семьи, дома.

- Точно. Когда Люда печет, мои мальчишки говорят, что мамой пахнет.

На следующее утро поехали в посольство. Мишку не пустили, а Люда представившись адвокатом господина Красильникова, прошла со мной.

Нас вызвали первыми. Монолитный кабинет, тяжелые занавесы, большой стол, из-за которого поднялся седой, хорошо сложенный человек средних лет.

- Господин Красильников?

- Слушаю вас, - буркнул недружелюбно.

- Как давно вы общались с вашим отцом?

- Я не экстрасенс, с мертвыми не общаюсь. Кроме пожелтевшего фото, воспоминаний нет.

- Теперь будут. Ваш отец жив и живет в Чикаго.

- Где живет?

- В Чикаго. Я понимаю в это трудно поверить, но это так.

- И что мне с этим делать?

- Ничего. Он вам прислал подарок.

- Большой, в руках удержу? – схохмил я, вспомнив обезьяну из мультяшки.

- Это чек на довольно крупную сумму, - «Седой» протянул узкий листок.

Взял. Повертел разглядывая. Внушительная сумма не произвела впечатления, наверное, потому, что просто была написана на бумаге. Это все равно, что прочитать в книге о каком - то сокровище. Передал Люде.

- Что с этим делать?

- Ваш адвокат, - он указал рукой на Люду, - разъяснит вам все.

- Как мне познакомиться с человеком, решившим осчастливить меня?

«Седой» улыбнулся.

- Вот вам папка. В ней все документы на наследство и личное письмо с адресом. При желании, можете навестить вашего отца в Чикаго.

Еще одно простое слово «навестить». Как будто это мой сосед, что живет на втором этаже.

- Вот моя визитная карточка. Если будут затруднения, госпожа адвокат сможет связаться со мной.

« Седой» нажал кнопку, что-то сказал вошедшему молодому человеку.

- Нас проводят к выходу, - шепнула Люда.

- До свидания, господин Красильников.

Я вышел, прижимая к груди синюю папку, которую мне вставил в деревянные руки, «седой».

- Твой чек. Положи его в папку, - Люда с сочувствием посмотрела на меня. – Господин Красильников, очнитесь. На вас свалилась не стена, а наследство.

Дома мы раскрыли папку.

- Это письмо.

- Какой большой, толстый конверт.

- Как видно, в нем вся его жизнь.

- Чек, документы о наследстве. Надо сделать перевод и заверить у нотариуса. Смотри, билеты в Чикаго. Серый, полетишь в Америку за золотом?

- Мишка, отстань. Дай переварить случившееся.

- Мы с Людкой спать пошли, а ты переваривай.

Взял письмо – желтый, большой конверт. Повертел.

«Книгу можно написать, только кому она нужна. Детям, которых нет. Безразличный ты человек, господин Красильников. Прожил почти полжизни и ничего хорошего не сделал. Жил, как - будто не жил. Завтра помрешь, и никто о тебе не заплачет, даже однопартииц Мишка. Разве только головой покачает – пожалеет. Да ладно себя жалеть, давай читать письмо новоявленного папаши».

Вскрыл письмо, вытащил несколько фото – «посмотрю потом».

На хорошей белой бумаге, поплыли четкие, прямые буквы.

«Здравствуй, сын!»

Я вздрогнул. Обращение звучало выдумано. Надо сказать, что меня не оставляло чувство не реальности. Казалось, прочту сейчас письмо из какой-то чужой жизни, захлопну книгу, повернусь на левый бок и усну. «Читай»! - приказал я себе, и снова взял в руки лист.

«Здравствуй, сын!

Начну сначала.

Забрали меня на войну в конце сорок второго. Мария, мама твоя уже на пятом месяце была, тебя ждали. Плакала очень, прощаясь. Будто чувствовала, что любовь наша не спасет от расставания. В карман, вместе с комсомольским билетом, сунула мне свое фото, чтобы не забывал, поцеловала крепко:

«Пиши. Даже если не будет возможности, мысленно пиши, я всегда буду рядом».

Эти слова я крепко запомнил, если б не она, не выжить мне. Очень хотел вернуться к вам, очень.

Ранило меня в первом бою, и попал я в бессознательном состоянии в плен, вернее сказать в ад. Таких, как я были тысячи. Больные, сломленные, но не потерявшие себя люди. Я не буду описывать все круги этого ада. Если увидимся, поговорим обо всем. В этом аду я потерял руку, вернее кисть руки.

Освободили нас американцы. Мы знали, что на родине всех ждет очередной лагерь смерти, и я решил согласиться на эмиграцию. Думал, что оттуда свяжусь с вами и привезу к себе. Наивный, я не знал, что такое «железный занавес». На фото ты видишь меня с женщиной. Это Лили. Она работала в госпитале, куда я попал с гангреной, сразу после плена. Выходила меня, да и потом спасала еще ни раз. Лили шведка. Первое время мы говорили на «клубке», то есть на всех языках сразу. В плену немного выучил немецкий, Лили его понимала, а у меня выскакивал русский, а потом еще английский. Так и общались, пока английский не стал преобладать. Сейчас у меня небольшая мастерская по ремонту машин. Я не богат, но и не бедствую. Детей у нас нет, так что ты у меня единственный – свет в окне, как говорила моя мама. Приезжай и поторопись, если хочешь свидеться, я стар и болен.

Обнимаю.

Твой отец Николай Андреевич».

Письмо оказалось небольшим. Объём конверта создали фотографии.

Светало. Закурил.

- Доброе утро, Серёжа. Ты так и не ложился? - Люда неслышно вошла в комнату.

- Что же мне делать, Люда?

- Я думаю, что надо ехать.

- И я так думаю, - Мишка прошлепал босыми ногами к столу. – Твой отец ни в чем не виноват, сам понимаешь.

- Конечно. Разве можно винить человека в том, что он в двадцать лет остался без руки, прошел все круги ада и выжил. Мы долго еще будем искать виноватых в сломанной судьбе моей матери, которая ждала, не дождалась, работала на двух работах, чтобы вытянуть меня оболтуса и умерла, не успев состариться. Кого винить, кого прощать и как жить дальше? Раскалывалась голова, казалось, что во мне живет червь сжирающий мозг.

- Сережа, дать анальгинчику?

- Дать. Вы меня простите, ребята, простите. Приехал, повесил на вас свои дела и настроение…

- Прекрати, на то и друзья. Люда, ты ему две таблеточки захвати. Принял, водичкой запей, запей, нельзя на сухую глотать. Вот так, молодец. А теперь подумаем, в чем ты поедешь.

 

Боинг развернулся, взревел моторами и, пробежав взлетную полосу, рванул в небо….