ПОЭМА 1 Ничего не добился я этой кричащей обидой. Слово “честь” для меня выше музы и крепче оков. И дуэль для меня только повод - подобье корриды. Я и сам не безгрешен, и бабником был... Я таков! 2 Разве можно представить, что творится в душе у поэта! И жена с голубым закрутила любовный роман. И летит не ко мне, а к нему её страстно карета. Как принять мне обиду и этот супруги обман?! 3 Я приму, я прощу. Нипочём мне ни сплетни, ни слухи, Только боль за двоих, только душит позор эполет Разговоры со мною не страстны, а сдержанно-сухи В акварели прозрачен и нежен её силуэт 4 Вырываю из тела последние горькие звуки Всё прошло, всё ушло, жизнь моя ни к чему и зачем И не мне целовать её тонкие, страстные руки Только этот ответ для меня словом неизречим 5 Для меня позади эти тонны макулатуры Я творил я горел сукин сын я себе говорил Но видать не уйти мне от этой арапской натуры Самый ветреный я из великих поэтов-ветрил. 6 Два аршина с пятью с половиной всего лишь вершками Рост мой точно замерил для картины своей Чернецов. Темно серыми с синеватым отливом живыми глазами Соблазнял я на выданье дочек и гневил их отцов. 7 И казалось я был только лишь петербургский повеса. И казалось я только смеялся и лихо кутил. И казалось за хвост ухватил я поэзии беса И далёк был карьерному росту бумажных светил 8 Всё прошло - улетело. Осталась одна лишь обида. Я убит на дуэли. За супругу не отомщён. Я как Эрос Платона. Моё сердце навеки разбито. Мою душу от смерти укроют крылатым плащом. 9 Разобраться как мне для чего я зачат был в утробе Где же Бог если я за святое отмщенье убит? Я прощён государем. Причащённым умру в этом гробе Где я слыл вольнодумным и отдал свою жизнь как пиит. 10 Где мой род, древний род, не сыскал благосклонность великих Уходящий корнями к былинному мужу Ратше В этом роде арапская кровь подмешала нрав диких В этом роде радели о долге а не барыше. 11 Африканец Абрам Ганнибал мой по матери прадед Дал мне нрав чёрно-белый где столько пылает страстей От которых весь мир неспроста до сих пор лихорадит Даже в эру космических ритмов и скоростей. 12 Этот бешеный нрав мой ворвался в поэзию штормом И крутил он и рвал он рифмоплётов гнилых паруса. Свою точную рифму с размером предпочёл всем реформам И предстала пред миром Афродиты российской краса 13 Я мечтал сохранить всё что было в истории русской Положить на бумагу гениальность возвышенных строф Презирал подлецов и не шёл по тропинки я узкой. И с друзьями открыт был их любил, и к врагам был суров. 14 Я вознёс к облакам точность форм и хрустальное слово Я возвысил словесность до иных, неземных рубежей Блещет власть так умом, ведь она как орел двухголова И для каждого есть у неё сто цензуры ножей. 15 Но цензура мне что? Обходить я умею запреты. Без цензуры печально. А с нею порезан ты в кровь. Без цензуры лютуют болваны толпою пригреты А с цензурою ты сиди тихо и не сквернословь. 16 Кульминацию слова невозможно излить в одночасье Рифма жаждет основы - вдохновению нужен разбег. Мне же выпало в детстве великое яркое счастье Где Вольтер и Парни стали крыльями библиотек 17 Царскосельский лицей ты открылся в октябрьскую осень. До великой войны с Бонапартом почти ещё год. Сквозь цветной листопад я смотрю в облаков неба просинь. Сам с листвою кружусь и мне так далеко до невзгод. 18 Царскосельский лицей - всё что лучше было - минуло Пережито в нём столько! Юность, звуки гусарских гитар Здесь лицейское братство среди пышной природы разгула Здесь впервые открылся и мой поэтический дар. 19 Здесь воздушный Жуковский, подарил мне просторы элегий Здесь великий Державин меня искренне благословил Ни какой тебе лжи, в продвижении службы стратегий Этот воздух свободы, задыхаясь всю жизнь я ловил. 20 Пущин, Дельвиг и Кюхля, мои школьные верные други Как дерзили мы с вами как смеялись мы плача навзрыд. Как летели мы в вальсе. И тела наши были упруги И дуэль кюхельбекерна, и Трико нашей шуткой умыт. 21 И вся жизнь впереди. Столько планов и новых открытий. И с лицея летит за Людмилой моей Черномор. И с Давыдовым столько жаркий встреч и с шампанским распитий Подражая ему я усвоил его стиль с тех пор. 22 Уровнять невозможно то что было с тем что ещё будет Беззаботный повеса, оказался надеждой страны. Сколько я всколыхнул своей рифмой разбившихся судеб Сколько чистых сердец моей строчкой на век сражены. 23 Аромат новых встреч и мечтания новых дерзаний. И стихи “К Чаадаеву”, и “Зелёная лампа” горит. Наслаждался я жизнью и принял я облик фазаний И свободы и братства на веки я стал фаворит. 24 Я писал я творил, что мне Зыков с его критиканством На смешение стилей вдохновил меня чуткий Пегас Я скрестил воедино мысль французскую с русским убранством, Я же сын вдохновения, а всё прочее мне не указ! 25 За язык мой и нрав мне грозила Сибирь с заточеньем Но сумел Карамзин открестить меня от Соловков Воспаление лёгких подхватил я Днепровским теченьем. И вот я на Кавказе Прометей где скорбел от оков. 26 Я увидел размах и величие вечной природы Крым запал в моё сердце и лежащий у моря Гурзуф О, манящие скалы, крики чаек и запах свободы. И вершины во льдах, те что выдумал бог-стеклодув. 27 Мой размах мой размер. Где решил умирать ещё рано, Где мой “пленник” возник и “Бахчисарайский фонтан”. Где родился мой замысел и открылась Онегина рана Где впервые примерил Гавриилиады кафтан. 28 Где искал свою форму в древнегреческих переводах, Где запоем читал лорда Байрона я и Шинье Где обрёл я себя, потеряв наслаждения в одах Где забыл обо всём, где кружился я в рифм вышине. 29 А затем будет лето. Сиротливое - двадцать шестого. Я второй год в Михайловском. И мне скверно и хочется выть. Я похож на Иуду, предал кто свои мысли и слово. Своих верных друзей, тех, кто взялся царя низложить. 30 Мои мысли не здесь. В жёлто-каменном Санкт-Петербурге Где пытают друзей, где над ними глумится палач. Предпочли они смерть орденам, сволочам и мазурке Кто я есть перед ними? Вдохновенный мальчишка-горлач. 31 Друг Жуковский в письме сообщает, что я не замешан Эта правда и нет, ведь в бумагах у каждого я Кто восстал в судный день оказался публично повешен По этапу отправлен в каторжанские лагеря. 32 Друг мой Пущин давно ль мы с тобой при свечах говорили Кюхельбекер, mon cher, разве ты на убийства горазд? Вы теперь в кандалах. По этапу растаяли в пыли. Только я не обрит. И остался в дали и вихраст. 33 Как же так, что друзья мои все оказались подсудны? Как же так оказался от вас я в деревни глуши. Вдохновили на подвиг вас поэта стихи безрассудны И вопрос к моей совести за кого же ты Пушкин - реши! 34 Я поэт. Я трубач. Не к чему мне чины и уставы. Новый царь вызывает. И лечу я к тебе, Николай! Как далёк ты Петру. Далеко как тебе до Полтавы! И твоё покровительство, оно как собачий мне лай. 30 Ты меня отпустил и простил мне опальные строки. Но вопрос твой прямой и ответил я прямо в глаза: “Я поэт, государь, а поэту чужды лжи пороки Если был бы с столице, то не встал за твои образа!” 31 Ничего не добился я этой кричащей обидой Слово “честь” для меня выше музы и крепче оков И дуэль стала мне только повод - подобье корриды Я и сам не безгрешен, и бабником был я таков... 21.01.2015 13:43 | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
