В тринадцать лет я открыл для себя поэзию Маяковского. Да так, что жить без неё не мог даже и часа. Поэтому библиотечный сборник его стихов так и прописался в моём обшарпанном портфеле.

Особенно у Владимира Владимировича меня восхищала поэма «Хорошо», а в этой самой поэме особенно девятнадцатая глава.

«Ветер подуууууууууууул в соседнем садууууууууу, в дууууууууууууууууууууу-хааааааааах проооооооооооооо-шооооооооооооооооооол, Как хоооооооо-роооооооооо»- растягивал я гласные, и любовался эффектором произносимого, совсем не обращая внимание ни на ошарашенного кота, ни на бешенные стуки по батарее.

На уроке литературы за прочтение наизусть «Стихотворения о советском паспорте» я получил жирную пятёрку с тремя плюсами от учителя труда, которого временно обязали заменять нашу училку по русскому из-за её воспаления лёгких.

Этот факт только лишь подлил масла в огонь. И вот я уже забросил все иные предметы и целыми днями только и делал, что сочинял стихи, в основном состоящие из подражания и завывания гению революции.

И дикламировал, дикламировал, дикламировал классика.

Долго так безнаказанно, продолжаться не могло.

Но подрезали мне крылья отнюдь не соседи.

В нашей школе в старших классах учился крепкий спортивный парень по имени Тарас. Так вот этот самый Тарас жуть как ненавидел поэзию, и при каждом удобном случае вытеснял всю свою нелюбовь к Маяковскому тумаками и шелбанами сыпавшимися на меня лесенкой великого кумира.

Все прекрасно в нашей школе знали, что Тарас, как старик Бульба мог даже и прибить собственного сына, полюби тот поэзию.

Но Тарас, слава богу, ещё числился девятиклассником, и никаких сынов у него и в помине не было, так что тумаки доставались исключительно мне.

Ненависть у меня росла к Тарасу страшная.

Но , каждый раз, когда я попадался в его лапы, то мужественно переносил все невзгоды судьбы, помятуя, как нелегко было и самому поэту в тюремных застенках самодержавия.

Я мучительно думал, как бы мне отомстить Тарасу? И что бы такого придумать?

Решение ворвалось в меня с рёвом «Явы», когда как-то вечером, я заметил проносящегося мимо меня Тараса на новеньком мотоцикле, да ещё и с сигареткой в зубах.

Дефиле длилось менее пяти секунд, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы ещё не дойдя до дома, я уже вертел в голове умопомрачительное стихотворение.

Удары портативной пишущей машинки, которую я на время умыкнул у мамы, окончательно припечатали моего заклятого врага к позорному столбу, и я, наконец-то с облегчением выдохнул. Но не надолго, так как расслабляться было ещё рано.

План мести созрел такой: На ближайшем же школьном вечере я прочту со сцены вот это самое стихотворение. «Тогда-то все и увидят, какой Тарас гад есть на самом деле!»- Потирая руки повторял я и не о чём другом уже думать больше не мог.

План мести с моей точки зрения был безукоризненный.

И вот настал долгожданный вечер.

Стихи я выучил наизусть и как мантру повторял целую неделю.

К моим субботним выступлением, в составе агитбригады, уже все привыкли, и каждый раз ждали меня, чтобы наградить очередными насмешками и улюлюканьями. И, разумеется, громче всех басил Тарас. А ведь это было очень рискованно, так как нарушителей дисциплины, дежурный учитель мог запросто выпроводить и уже не впустить потом на школьную дискотеку, из-за которой, собственно, и затевался этот весь сыр бор.

Правда, кроме учителя труда, поклонников моей манеры чтения среди педагогов не было, так что я сознательно выходил на очередное линчевание, маленький, щупленький, голосистый, уверенный в своей правоте и в том, что поэт Маяковский читал именно так.

Но в этот вечер я должен был читать себя. Так что собравшись с духом, я вышел на сцену.

В зале было как всегда полно страждущих дискотечной толчеи. Тарас, победоносно раскинув руки и положив нога на ногу расселся в первом ряду.

И что-то во мне оборвалось.

Владимир Владимирович Маяковский — одеревеневшим голосом произнёс я — стихотворение - «Шпингалет».

Дальше всё было как в тумане. Я читал и в упор смотрел на Тараса, а тот, сначала убрал с лица широкую улыбку, затем убрал руки со спинок стульев и переплёл их, спрятав ладони подмышками. А я читал. Спокойно. Тихо. Без надрыва. Так, чтобы каждое сказанное слово, каждое предложение било Тарасу не в бровь а в глаз. И так все двадцать четыре строчки. В зале все затихли и внимательно слушали то, что я выводил.

 

Когда

гладко выритый шпингалет,

Из кармана джинс на папины,

Достанет пачку сигарет,

Купленных на мамины,

И

затянувшись

дым

едкий

Выпустит

из носа,

Воображая,

что он

Ни детка,

А уже

блатной взрослый.

Тогда

Рассмеюсь

Я над этим

романтиком,

Хотя,

Не смеяться,

А плакать

тут надо:

Деньги,

Легки для него,

Как фантики,

Те,

Мозолистые,

Что выдала мама!

Выдала!

Лишь только вдумайся в это!

Как выдают зарплату рабочим.

Выдала!

Лишь только одним согрета,

Чтоб чадо любило её

побольше!

А чадо пред улицей

распинается

На мотоцикл деньжат не хватает,

Но ничего,

Маман сломается,

Если

Любви

Мне чуть-чуть

Прибавить.

Маман сломалась,

Сигаретку в зубы,

Гас прибавил,

И пошёл...

Гуляй родимый,

Кути покуда,

На маминой

Любви

Верхом.

 

Я закончил чтение. Но зал молчал. Наконец раздались дружные аплодисменты и я вышел со сцены, не чувствую под собой ног. Меня колотил нервный озноб. Я пробрался к выходу и вышел в туалет. Там то ко мне и подошёл Тарас, который проследовал за мной.

Я уже съёжился, ожидая очередных тумаков, но Тарас был серьёзен и задал вопрос, который я от него никак не ожидал.

 

— Подожди, а разве во времена Маячкового были джинсы? - и тут же сам смутился заданным вопросом — Я совсем другое хотел тебе сказать... Слушай, Карелин, а мне понравилось! Классно мужик написал! Впервые слышу такие клёвые стихи и без этого твоего дурацкого завывания! Ты мне их, пожалуйста, перепиши! Первый раз в жизни задело... И вот ещё что... - Тарас на секунду замялся, а потом выпалил — Хочешь, я тебя на мотоцикле ездить научу? Лады?

Лады — по мимо своей воли ответил я, и Тарас дружелюбно похлопал меня по плечу.

С тех пор мы с Тарасом стали закадычные друзья, а вот Владимира Владимировича при нём я уже больше не читал. Да и выздоровевшая учительница по русскому языку влепила мне за Маяковского такой увесистый трояк, что я долго ещё переваривал, как именно полагается мне, советскому школьнику, читать стихи Великого Классика Советской Литературы. А по инструкции декламировать мне было противно, и я положил на сборник Маяковского дубовый справочник правил дорожного движения, который одолжил мне Тарас.