Великий разлом.

 

…И они стали прокляты…

Да, да. Не прошло и десятка Лун, как небо заволокло огромными

свинцовыми тучами. Залив чернел, на горизонте сверкали молнии, причем

они били не только вертикально, но и проносились над горизонтом

сплошными росчерками огненных стрел. Страшно. Жители, прослышав о

том, что Совет города высылает малыша Мумо неведомо куда, смотря на

небо, молились, прося богов пощады. Наиболее смелые и буйные пытались

проникнуть за стены дворца и монастыря, дабы поквитаться с теми, кто, по

их мнению, повинен в том, что природа взбесилась. Паксукаль

окончательно слегла. Старуха Эйне как могла ухаживала за больной. Та

же в бреду без конца повторяла одно и то же,

- Будь те вы прокляты…

…Мумо жил в монастыре. Здесь, в небольшой комнатушке, рядом с хлевом

они вдвоем с Ару и коротали остаток времени, занимаясь любимым делом,

решали числовые задачи. Это занятие оказалось настолько

увлекательными, что даже на сооружение повозки времени не хватало.

Деревянное чудище стояла неподалеку, колыхалось под порывами ветра и

корзина, сплетенная из сухих веток издавала протяжный вой, до того

противный, что Ару хватался за нижнюю челюсть,

- Последние зубы болят от этого звука, надо развернуть повозку так,

чтобы она не визжала. Они позвали стражника, тот открыл келью и два

осла, старый и молодой, возили коляску по двору до тех пор, пока она не

перестала петь свою протяжную песню,

- Что смотрите? - обращался Ару к сайгакам, тупо уставившимся на них,

- Притворяетесь, что ничего не понимаете, скоты узкоглазые, а выпусти

Вас, все, небось, доложите кому надо,

- Молчите? Ну, молчите, молчите, недолго осталось,

- Что значит, недолго осталось, Учитель?

- Мумо, пучком соломы обтирал измазанные в грязи колеса,

- Дело в том, мой мальчик, я давно наблюдая за природой, и скажу тебе

так, все что мы сейчас наблюдаем неспроста, грядет что-то необыкновенно

ужасное, но и новое. Не зря трясется каждый день земля, не зря на небе

сверкают молнии, для нас с тобой это добрые приметы, а вот для них, - Ару

кивнул в сторону города,

- Что, для них?

- Ничего. Пойдем, Мумо, нам надо собираться, ночью отправляемся…

…Все сталось именно так, как и требовал Герамешь, в Священном

хранилище тайных скрижалей. Жрецы, советники, судьи выстроились вряд,

отдавая последние почести Мумо. На него надели украшенную

самоцветными камнями попону, хорошо выделанную шкуру его отца, дали

в дорогу денег и провиант, нараспев пели какие-то песнопения, более

похожие на заклинания. Наконец, все вышли на дорогу, ведущую к Черным

горам. Ночь выдалась темная, ветреная, безлунная. Пыль, вздымаемая

вихрями забивалась в глаза, ноздри, уши…

- Прощай Мумо, сын героя Ишума, внук Советника Герамеша, прощай

старый раб Ару, вы больше никогда не увидите этого неба, этих гор, этого

залива. Маленький розовый Мумо, никогда теплые губы матери, доброй

ослицы Паксукаль больше не коснуться твоих век, Мумо, твои братья Пурр

и Лиль не будут трепать тебя по загривку, все это кончилось, Мумо,

кончилось навсегда…

…Уже светало, когда повозка, нагруженная поклажей, в которую был

запряжен сам Мумо, поднялась в гору настолько, что в рассветных лучах

была видна вся равнина, весь город, весь залив. И две синие реки, словно

языки большой черной змеи, неожиданно зашевелились, затрепетала вся

земля. Тугой, нарастающий гул где-то внутри горы, наконец вырвался

наружу вместе с первым каменным толчком, который попытался

опрокинуть повозку. Конечно, ни Мумо, ни Ару не знали, что на их глазах

свершается великое предсказание старухи Эйне, предугаданное ею тогда,

в день гибели великого царя Нингирсу. Вот и не верь после этого

вещуньям. А что же Ару, еще недавно хвалившийся тем, что познал закон

Земли настолько, что может рассказать о каждом ее дне? Ничего

особенного. Он спокойно стоял рядом с перепуганным Мумо, взирал на

происходящее. И было на что посмотреть. Где-то у горизонта,

неестественного синего цвета, появилась черная полоса, которая с каждой

секундой увеличивалась в размерах. Она явно приближалась к берегу,

принося с собой все усиливающийся ветер. Земля под их ногами несколько

раз качнулась, да так, что Мумо вынужден был присесть,

- Не боись, малый, смотри во все глаза, такого ты, может быть, больше

никогда не увидишь. В эту секунду порыв ветра сорвал с кибитки навес,

сооруженный из огромных листьев, которые, словно невесомые крылья

мотыльков, легко вспорхнув, унеслись в бездну пунцового неба,

- светопреставление, смотри, вьюнош, так меняются эпохи, через

несколько минут от нашего Салара ничего не останется,

- И что, мама тоже исчезнет, братья?

- Не спрашивай меня, я ничего тебе не отвечу, просто смотри, потому как,

нас самих, так может статься, не будет никогда…

А происходило невообразимое. Среди воя ветра, грохота камней,

вздрагивающей, гудящей земли, Мумо смог почувствовать, как что-то

сверх могучие вздымается вдали, а что именно, уже не разглядеть. Город

не различим, отсюда, с высоты холма не разглядеть, только оттенки серого

дают знать, что линия берега неожиданно изменилась, колыхнулась в обе

стороны и стремительно понеслась к ним навстречу. Мумо закричал,

- Ару, старик, что это?

- Быть может это наша смерть, малыш. Смотри в оба и запоминая, какова

она, смерть, любуйся ею, смакуй, тебе невероятно повезло увидеть ее

наяву…Огромная приливная волна, по всему уничтожавшая город, неслась

к подножию Черных гор. Ее некий разум, или что-то, что двигало этой

массой необузданной воды, обломков, камней и земли, безусловно, желал

перевалить за хребты и разлиться неким морем по лежащей по ту сторону

гор пустыне. И умный осел Ару, уже поднял к небесным вихрям глаза,

предвкушая последнюю борьбу за несколько мгновений жизни, вдруг был

отброшен в сторону невероятной силы толчком, который произвел тоже

самое с Мумо и их повозкой. И случилось чудо, горы расступились,

образовав невероятных размеров расселину в которую угодила

разъяренный водный вихрь. Словно покорное животное, неожиданно

усмиренное, поток ринулся в пропасть, показав Ару и Мумо свою серо-

зеленую блестящую спину…

Все умолкло. Небо очистилось, подставляя Солнцу глиняные разводы там,

где еще несколько мгновений назад стоял город Салар. Вода, утратив силу,

так же быстро отступала, обнажив дно бывшего залива, до самого

горизонта,

- Ландшафт, - промолвил, вздохнув Ару, собирая остатки поклажи,

- Хорошо, что хоть деньги не унесло, а вот еды и воды почти не осталось,

Лучше бы наоборот…

…Теперь они шли по другой Земле, в смысле, обновленной. И им казалось,

что кроме них на ней никого уже не осталось, но, они ошибались…

 

Путь…

 

Два одиноких осла, один молодой и розовый, другой старый и сивый шли

по Новой земле, и им казалось, что кроме них на ней никого не осталось…

Они ошибались? Быть может, да, но, наверняка нет. Они шли долго. День,

два, несколько лун? Ару все же старался вести отчет, делая насечки на

плоском камне, который он загодя прихватил для приготовления лепешек.

Однако, через какое-то время насечки стали исчезать сами по себе,

- Известняк, - сетовал старик, - ненадежный материал. Здесь другие зори,

взгляни Мумо, - он указывал разбитым об острые камни копытом в сторону

заката,

- Здесь и земля другая, жирнее, что ли, наверное, бывшее русло реки, в

почве много остатков растений. Смотри, мальчик, знаешь что это такое?

Это росток лотоса, видишь, пробивается через засохшую корку. Мы на

правильном пути. Давай немного копнем в этом месте, здесь обязательно

должна быть вода…

Ару указал место, присел рядом с ним, наблюдая за тем, как ловко,

гибкими, длинными пальцами осленок выбирал грунт. Через какое-то время

показалась вода,

- Оставь, пусть набирается. Знаешь, о чем я думаю,

- Нет, о чем? - Мумо жевал невкусный стебель неизвестной ему травы.

Я думаю, что все это не напрасно, - старик обвел взглядом округу,

- Мне кажется, что где-то неподалеку есть существа, такие, как мы, и нам

повезет их встретить,

- А если эти существа, звери, которые захотят нас съесть?

- Резонно, малыш. Однако, тогда зачем все то, что нам удалось уже

пережить? Нет, я думаю, что все правильно. Хотя, конечно я не верю во

всяких там богов, чудеса и сказки, но представь, что для кого-то, такого

же как и мы бродяги, встреча с нами может показаться встречей с богами,

избранными для образования нового мира. И эти «некто» будут ловить

каждое наше слово, каждую мысль как откровения и даже законы. А ну, -

Ару взял обломок хворостины и начертил несколько несложных

алгебраических выражений на гладкой поверхности глины,

- Сможешь решить? Мумо взглянул на надписи, немного поразмыслив, стал

записывать развернутое решение,

- Я в тебе не ошибся, малыш, мы еще с тобой наделаем дел…

…Над ними распласталось небо. Они расположились в повозке, заложив

лапы за голову, рассматривали звезды,

- Учитель, скажи, почему звезды не падают, и вообще, почему это все…

- Э, Мумо, если бы я только мог знать ответы на твои вопросы. Другие

существа, не мы, назовут это все вселенной, космосом. Пусть, даже мы, то

есть я, ну и ты, конечно. Но это ничего, ровным счетом не означает. Нам

все равно, точно не узнать, что это и почему так происходит. Знаешь, не

зря все же мы построили вот это,

- Повозку?

- Да, повозку. Мне кажется, что в самом колесе заложен ответ, маленькая

часть ответа на твои вопросы. Как это тебе поточнее выразить. В общем,

само движение по кругу. Сам принцип вращения, по-моему, должен дать

ответ, почему двигаются на небе звезды и почему они не падают. Поясню.

Когда мы с тобой мастерили повозку и сделали первое колесо, помнишь,

оно не удержалось и покатилось с горки. Сперва, шатаясь, неуверенно, но

затем, набрав скорость, выровнялось, и если бы не неведомые мне силы,

могло ехать так очень долго. Стало быть, что-то колесо заставило

двигаться ровно, не шатаясь, хотя его никто не держал. Понимаешь? Небо,

огромное колесо, прозрачное колесо, если оно вращается быстро, значит

все, что на нем, пусть звезды, никуда не денутся, понял?

- Гм, не знаю,

- Не знаю, а кто должен знать, я? Спим, ладно, нам еще топать и топать.

Мумо, ты плачешь?

- Я вспоминаю маму и братьев, мне жалко их всех, они погибли, Учитель?

- Всякое может быть. Живыми в такой переделке оставаться тяжело, но

ведь мы остались. Спи, малыш, нам еще долго топать…

Если подняться над тем местом, где устроили ночлег наши герои, несмотря

на ночь, куда не брось взгляд, всюду горизонт покатый. Над его краем

вынырнула Луна, здесь полная, но если двигаться влево, вправо, то ее свет

будет меняться от тонкого серпа до почти полного блина. И в свете Луны

мы можем увидеть, что на месте того самого залива, в который упирался

город Салар безжизненная равнина, которую окаймляют десятки прожилок

рек, тонких, как вены на руках. И стремятся эти ручьи к океану, прорезая

отутюженную землю, до самого горизонта. Спустившись ниже, на то место,

где некогда была набережная, мы можем увидеть лишь каменные глыбы,

все что осталось от стен дворца, и среди остатков, несколько щербатых

скрижалей, на которых уцелели некоторые надписи.

Одну из них мы можем прочесть, Севилья…

 

Севилья, красивое слово…

 

…Ночь длилась бесконечно. Происходило ли что-либо вокруг? Конечно,

происходило. Из остывшего песка высунулась голова прожорливой

ящерицы, змееподобная голова, вся в переливающихся чешуйках, на

конце которых заостренными вершинками светились шипы, казалось,

улыбалась. Она действительно улыбалась. В ее глазах «на выкате»

отражались насекомые, населяющие шерсть старого осла, да и в розовых

шерстинках Мумо живности было не счесть. Веселая ящерица думала лишь

о том, чтобы не заходила за редкие сизые тучи полная луна, и радостно

хватала ловким ртом, наверное, вкусных козявок. В невероятной

светящейся синим светом тишине, носился тонкий вихрь, концом своим

упираясь в нагретую землю, выковыривал из нее тонкие зеленые расточки,

казавшиеся в эту пору черными. Мумо, по-детски дергал ногами, ударяя, не

больно, старика Ару, от чего тот просыпался, почесывался, думая про себя,

- Расти, расти, будет толк…

…Утром свежо. На камнях сверкали капельки росы, чистой как утреннее

небо. Ару стряхивал капли в кожаный мешочек, и уже через какое-то

время в нем скопилась жидкость,

- Просыпайся, Мумо, вот, попей, - Ару протянул осленку емкость, тот

сделал несколько глотков, уставился на старика,

- Идем?

- Конечно, идем. Тем более, что перед нами самые настоящие ворота,- он

указал кивком головы в сторону нескольких вертикально стоящих камней,

- Кажется, нас ждут…

За столбами маячило зеленое поле. Зрелище завораживало. В долине, куда

вела дорога, начинающаяся от самих ворот, действительно буйствовала

зелень,

- Пойдем, малыш, сдается мне, впервые за сотню лун нас ждет настоящий

завтрак. Путники уже двигались в долгожданную долину, однако, справа,

что-то назойливо будоражило взор. Да, так и есть, на склоне соседней

сопки виднелась черная точка, которая с каждой минутой увеличивалась,

напоминая собою знакомые ослиные обводы,

- Неужели еще кто-то выжил? – удивился Ару,

- Впрочем, почему и нет, это вполне закономерно, иначе зачем

катастрофы…

Наконец до их слуха донеслось.

- Ослы, постойте, подождите меня…

Еще камни не успели передвинуть собственную тень на склоне, как

незнакомец уже стоял перед ними, тяжело дышал, улыбался,

- Я Пуриц, или Пурис, называют по-разному, я так счастлив встретить Вас, я

так счастлив…

Перед путниками стоял осел несколько диковатой породы, черный, такие

водились в горах, где-то по левую руку от Восхода, Ару слышал о таких,

но никогда не видел,

- Пуриц, ты как здесь очутился?

- Наверное, также как и вы, пришел. А что это у Вас? - он указал кивком

головы в сторону повозки,

- Ладная штука, а для чего?

- Много вопросов задаешь, парень? Что бы катиться,

- Как это?

- А вот так, - Мумо отпустил постромки и повозка, плавно перекатываясь

по мелкому щебню, устремилась вниз, он еле удержал ее.

- Здорово, я так тоже могу.

В туже секунду черный осел улегся на камни и его исхудалое тело, словно

необтесанное бревно, покатилось по склону, несколько неуклюже, на

ухабах разбрасывая руки и ноги, выкрикивая непонятные слова, и уже

через мгновение его можно было видеть где-то в кустах у подножия холма.

Пока путники спускались с пригорка, осел Пуриц, тем временем, уже

вскочил на ноги, радостно выкрикнул,

- Ну как Вам моя повозка? Что, понравилась?

…Трое, сидели вокруг небольшой лужи, изредка ловя в ней свои

отражения, и мух, летавших тут же, жевали сочную зелень,

- Как это называется? Черный Пуриц, весь в объедках листьев, икал,

рассматривая попутчиков,

- Пальма называется, а место это будет называться Пальмира,

- Старик, а этот малый, непонятного цвета, твой сын?

- Можно сказать и так, я бы уточнил, он сын божий,

- Гм, сын божий. Разве его отец бог?

- Теперь это неважно, теперь его можно назвать даже богом, от этого

ничего уже не изменится.

 

Как это?

- Очень просто. Я единственный свидетель тому, что малыш Мумо, Мардук,

был в гневе, когда под покровом ночи неблагодарные соплеменники

изгоняли его из города Салара, которого уже нет на Земле. И гнев его был

настолько силен, что в живых он оставил лишь меня, его учителя и

наставника. Но если быть абсолютно правдивым, то учителем ему я не мог

быть, по той простой причине, что Мумо обладал знаниями, которые

присущи лишь всемогущим богам. Ты понял меня, осел Пуриц?

- Постой, твой язык сложен для меня, однако, ты утверждаешь, что Мумо

бог?

- Нет, конечно, он не бог, он сын божий,

- Да, похож,

- Вот видишь, и ты уже знаешь об этом. Поэтому не надо гневить ни Мумо,

ни меня, иначе может случиться непоправимое,

- Я понял, учитель, мне следует просто быть рядом с вами,

- Зачем?

- Я боюсь одиночества, я столько времени провел один, что казалось,

никогда мне не встретить кого-то. Мне всегда было страшно, особенно

после того, когда горы ходили ходуном, разверзались пропасти и в бездну

падали мои соплеменники. Даже дикие звери, которые на нас охотились,

падая в расселины, плакали и кричали страшными голосами. Я больше не

хочу этого,

- Хорошо, иди с нами. Мы двигаемся в ту сторону, - Ару указал

направление,

- А почему, в ту, старик?

- Туда летят морские птицы, пеликаны, бакланы, чайки. Значит там море, и

нам туда.

- Там Цевилия, - отряхиваясь от остатков пищи, произнес Пуриц,

- означает долина, - объяснил черный осел,

- об этом говорил мой отец, вроде, он бывал там…

- Значит, Севилья говоришь? Слышишь, Мумо, я знал что она там…

 

Карта Нового мира.

 

…Если бы не повозка, гениальное изобретение Мумо и старика Ару,

путешествие могло затянуться надолго. Но выходило, как выходило.

Пуриц, косматый, черный, несколько колченогий осел с удовольствием

впрягался в повозку, даже пытался бежать рысцой, что очень смешило

старика,

- Давай не так шибко, дружище, а то на камнях повозка перевернется, - и

тихо добавлял,

- Мумо, мальчик мой, тебе не кажется, что хорошо бы приделать к осям

что-то, что могло бы смягчить удары колес о землю,

- Я уже думал об этом, учитель, доберемся до той рощицы, я покажу как…

…Выделанная кожа отца, превращенная в накидку, неожиданно для

путников стала картой, на которую скрупулезный старик наносил места, по

которым они проходили. За множество дней и ночей ими был проделан

путь, который переносился на поверхность кожи в виде линий и рисунков

до того искусно, что любопытный Пуриц с удовольствием рассматривал их

творение без конца задавал вопросы,

- А здесь что?

- Там залив, я же тебе рассказывал,

- А за заливом что?

- Океан,

- Какой океан?

- А я почем знаю? - Ару бросал, с досады, изготовленный Мумо инструмент,

разводил копытами в сторону,

- Пусть, Южный, тебя это удовлетворяет?

- А почему Южный?

- Потому что на Юге, слово такое,

- А кто придумал это слово? Ару указывал на Мумо, таинственно

подмигивая Пурицу,

- Тот замолкал, кивал головой, мол, понимаю…

- А как называется направление, в котором мы движемся?

- Заход, или Запад оно называется, туда, за те земли падает Светило,

понял?

- Да, понял, на шкуре это место здесь? Он указывал на белое пятно

выделанной накидки. Затем смотрел на свои ноги,

- Далеко еще, кажется я стер копыта. У Мумо другие копыта, я видел,

Пупиц посмотрел на Ару, поймав его недовольный взгляд, перешел на

шепот,

- Не советую тебе трогать Мумо, я тебе рассказал что произошло?

- Да, учитель. Я только хочу узнать, когда мы придем?

- Я и сам бы хотел это знать. Уже листва на деревьях поменяла цвет, вон,

даже красные листья, по ночам холодно, и вчера ночью я видел странные

кристаллы, почти самоцветные, но когда дотронулся, они рассыпались. Все

поменялось, черный осел, все. Будем двигаться дальше, делать нечего…

…И они шли за Солнцем, туда на Запад так долго, что колеса у повозки

стали рассыхаться и постепенно щербиться, от чего ехать становилось все

труднее и труднее. Однажды, ночью они сидели у очередного костра, и Ару,

как всегда рассуждал на темы протоплазмических вихрей, бросая в костер

голубоватые кристаллики. Те пофыркивали, сгорали яркими вспышками.

Воняло,

- Что это, Ару? Кажется сульфат аммония, только не простой, двойная

соль, двухвалентное железо, ишь вспархивает,

- Зачем тебе это?

- Э, брат, для закрепления дерева, это соль, - он подумал,

- соль Ару называется, конечно, потом назовут именем какого-то Моро,

может быть. Затем горстку нежно голубых кристаллов бросил в воду,

растворились без осадка. Можешь заезжать колесом, укрепится дерево. А,

впрочем, ненадолго, железом надо оковывать. Он ударил копытом по

невзрачному камню,

- Железистый кварцит, настоящая руда, хочешь, выплавим,

- Откуда ты все знаешь, учитель? - Мумо подбрасывал хворост в огонь,

- Оттуда, - старик указал на небо,

- Видишь, там звезды, они вечные. То, что мы с тобой и этим ослом увидели

и пережили, звезды видели и переживали много, много раз. Ничего нового

нет, просто нам присущ страх, и мы боимся не пережить следующий момент

нашей собственной жизни, и еще, еще, еще. В этом и заключается сама

жизнь, наш страх и есть жизнь, дорогой мой. Мы боимся и поэтому живем,

- нет, учитель, я не согласен. Моя мать и братья тоже боялись. Злая тетка

тоже боялась. Они все погибли. Но почему остались мы? Этого я не пойму.

Странно все это. Два несовершенных существа, вот еще храпит и третье

рядом, были оставленными единственными, пока, на Земле. Ты говоришь,

что я сын божий, а может ты тоже сын божий? В чем он, бог? В чем его

правда и его проведение? Смотри, нет зверей, которые охотились на

черных ослов, нет тиранов, заключивших тебя в узилище, нет тех, кто

решил выслать меня из города, но есть ты и я, ты знаешь, то чего никто не

знает, я знаю то, чему меня никто не учил.

А может и вправду он есть, бог. И в нем есть смысл?

- Конечно, есть, Мумо, - Ару вздохнул,

- Наверное на свете есть еще существа кроме нас, быть может сохранилась

сама цивилизация именно там, куда мы направляемся, и именно там все

начнется сызнова,

- А я, когда придем, сделаю несколько повозок и займусь извозом,

надеюсь, желающих ослов найдется немало,

- Пуриц встал, отошел в сторонку и шумно помочился,

- Такой тоже нужен, - Ару взял шкуру, сложил ее так, что можно было

нагнетать воздух в костер, и стал его раздувать, подбрасывая в него

увесистые камни…

Наступила зима. Да, никто такого до сих пор не видел. С неба сыпался снег,

так они его назвали, потому, что другого слова для этого не придумали.

Они шли и шли, минуя долины и горы, узкие ущелья и густые леса, и нигде

никого не встречали. Правда, зверья стало намного больше. Однажды на

них накинулось существо, которого отродясь никто из них не видел. Если

бы не расторопность Пурица, еще неизвестно чем бы эта встреча

закончилась. Теперь они двигались осторожно, избегая троп, на которых

встречались чьи-то следы,

- Что это? - выкрикнул идущий впереди Пуриц,

- Вода, да много воды, - Ару прищурившись всматривался в туманную

дымку,

- Это Медитераниум, море, которого не было. Вы все свидетели, мы

увидели новое море. Ару стащил кожу, изрядно потасканную, грязную до

того, что рисунки их маршрута были едва различимы, разве что

приглядевшись можно было что-то разглядеть,

- Ничего, постирается.Там, нам туда, - уверенно прокричал старый осел,

- А впрочем, нам и идти то особо некуда, скоро, очень скоро мы придем

туда…

Прошло не мало времени, опять светило весеннее солнце, пели невиданные

птицы и распускались почки на неведомых деревьях, когда троица наконец

увидела бескрайнюю, утопающую в зелени долину,

- Это она, Севилья, я вспомнил. Наконец-то пришли…

 

Кордоба.

 

Однако, это была не Севилья, это была Кордоба. Об этом наши герои

узнали лишь тогда, когда спустились по склонам Сьерры-Морены в ту

самую долину, где желали найти долгожданный покой. Они уже пили

чистейшую воду из прозрачного ручья, когда услышали позади себя топот

множества копыт. Обернувшись, все втроем на секунду обмерли,

- Красавцы, - наконец произнес Ару. И это была чистейшая правда, перед

ними гарцевали лошади. Да, да, именно лошади, самые настоящие, с

блестящей, лоснящейся на утреннем солнце кожей. Их черные гривы

вспархивали над их головами, когда они волновались, а волновались они

всегда. Их было ровно десять, одномастных, цвета спелой закатной

пустыни, они фыркали, бросались пеной во все стороны,

- Ну, ну, успокаивал их некто, находящийся за их спинами,

- Потише, мальчики, а то вы раздавите наших гостей. На речную поляну

вышел серый осел, не осел, если и осел, то намного крупнее Пурица,

- Мул, неожиданно произнес Мумо,

- Кто? – переспросил тот, кого он назвал Мулом,

- Мул, - повторил, робея Мумо,

- Верно, а откуда ты знаешь мое имя?

- Так, пришло на ум,

- А, ну, покажись ка на свет, малый,

Мумо, несколько кособочась вышел вперед,

- Как тебя зовут?

- Мумо,

- Мумо, а полностью?

- Мардук…

Мул, неожиданно отпрянул, затаил дыхание, затем приблизился и уже

примирительно попросил,

- Если ты и вправду Мардук, тогда покажи ногу,

Мумо выполнил просьбу,

- Так и есть, пятипалый…

- Он пятипалый, пятипалый и розовый - разнеслось по округе. Неожиданно

Мул и лошади приклонили перед ним головы,

- Прости, мы тебя не узнали, разве что по цвету твоей шерсти, - Мул пожал

плечами,

- Но она тоже не свежа…

- Это точно, - приободрился Ару, - мы долго добирались сюда, поэтому…Он

неожиданно чихнул, все рассмеялись,

- Вы наши долгожданные гости, мы вас проведем в наш город, называется

он Кордоба, а местность эта зовется Армадас, многие ее зовут Андалусия,

покорность, это по незнанию…

 

Перед продолжением…

 

…Да, дорогой мой житель, вот так, или что-то около этого. Если оглянуться

вокруг, то замечательная жизнь. На этих священных холмах уже вовсю

прорастают удивительные дубы с толстой корой, из которой потом, спустя

необозримые времена будут делать пробки для бутылок. А пока их дырявят

странными клювами странные птицы, выковыривая умных жирных жуков.

Видите, даже необыкновенные приключения, происходящие с существами,

которые уже могут дорожить собственной жизнью, чувствовать боль,

горечь утрат, плакать и страдать, ни что иное как необходимое и

объективное повсеместное обновление. И подобное имеет место всегда и

везде в окружающем нас пространстве вечном, как вечны наши

представления о нем.

Что же собственно случилось? Ничего. Конечно, если бы мы могли оценить

урон, нанесенный планете катастрофой, то легко заметить, что гибель пяти

шестых всех живых существ на земле, не замечена. И только в нескольких

местах, где несчастных застал огненный вихрь, не давший возможности

спастись почти никому, все же сохранил о себе память, ставшую,

впоследствии, удивительной историей.

…А мир, действительно удивительный. Что там дубы, склонившие свои

кроны над тропинками, протоптанными среди кустов и трав чудными

существами, вы только посмотрите в долину, в пору ее весеннего цветения,

преддверия нового лета, считай первого после Потопа. А ведь он был этот

самый Потоп. И еще какой. Все пространство от берегов Магриба до

пляжей Ярмадаса заполнила вода, Медетераниум, огромное море,

погребшее под волнами жизни тех, кого впоследствии будут называть

Атлантами. Да, они тоже были ослами…

 

Пять, больше чем два и три…

 

Кордоба, твердое слово, как скорлупа ярмадского ореха, на такое же

ароматное, как его сердцевина.

Еще на подходе к городу, Ару заволновался. Он волновался от того, что

видел строения когда-то ему снившиеся. Это точно. Старик бросал взгляды

на Мумо, но тот ничего не замечал, увлеченный ходьбою. Пуриц, наскоро

запрягшись в повозку, то и дело поправлял ремни, наброшенные на плечи,

- Черт, никто не видит, ну боже ж ты мой, арки, я их тысячами просчитывал

в уме, а купола? Не сниться ли мне все это. Не может быть…

Чувство радости и одновременного разочарования охватывали его душу,

то бросая в пот его тело, то пробивая ознобом,

- Сделано, до меня и не мною. Черт, черт, черт,

- Старик, ты чего чертыхаешься?

- Я?

- Ну, не я же,

- Ты лучше смотри за повозкой, а то разобьешь о камни, вещь

драгоценная.

Мул, идущий впереди лошадей, несколько раз оглядывался, что-то шептал

рядом идущим, после чего несколько красавцем, изящно гарцуя, быстро

удалились, оставляя в пространстве звуки дорожной дроби,

- Учитель, ты когда нибудь видел таких ослов?

- Это не ослы, ослы – мы. Это Лошади, кони, правда, они однопалые, да и

вряд ли сообразительны, но это не важно. Ты посмотри как они бегут,

ветер, ах ты, красота какая,

- Да, мама Паксукаль, наверное, тоже хотела, чтобы я был таким,

- Моя мама наверное тоже хотела, - отозвался Пуриц, только кто моя мама,

а еще лучше узнать, кто мой папа?

- Носорог какой нибудь, - пошутил Ару,

- Сам ты носорог, - обиделся Пуриц,

- Нет, он не носорог, он сволочь. Ладно вам о ерунде толковать, забыли.

Вы лучше гляньте, какие здесь сады. Чего греха таить, я сроду таких не

видел. Как тут в божью благодать не поверить…

Конечно, простецкая трескотня Пурица несколько смущала Ару своей

явной провинциальностью, но прав бездельник, все, о чем когда-то мечтал

старый осел воочию его окружало.

Дорога из утрамбованного известняка вела под гору, где за чертой

деревьев угадывалась широкая река. Через реку, к белокаменному городу

вел арочный, каменный мост, такой же белый. Конечно не то, что сейчас,

величественный, дюжий. Но все же, добротный мост. Справа, не доходя до

моста – каменоломни. Ослы, покрытые каменной пылью, словно мукой,

долбили долотами огромные белые валуны. В отличие от многих,

некоторые держали орудия в лапах, орудуя ловко,

- Ару поравнялся с Мулом,

- Трехпалые, удивительно? Есть двупалые, такие как я, например, но будь

уверен, я и своими двумя пальцами сумею сделать будь здоров,

- Нет, почему, - Ару отвечал спокойно, но голос его выдавал некоторое

волнение, - я ничему не удивляюсь, у нас Мумо, к примеру, пятипалый, ты

сам видел,

- Да, малый, пятипалый, стихи, слушай. Нет, я к тому, что штука мне эта

ваша очень нравится,

- Повозка? Да, это вещь. А хочешь, что-то покажу,

- Валяй…

Ару жестом подозвал к себе друзей, что-то им сказал и Пуриц, громыхая

коляской, улыбаясь, направился в сторону карьера, Ару и Мул за ним. Не

много времени понадобилось, что бы погрузить несколько обтесанных,

правильной формы камней в телегу, и черный осел наигранно легко

покатил повозку в сторону моста,

- А вот это и вправду, чудо, - засмеялся Мул. Недаром все это, а может и

даром, мы колеса по-другому делаем, а здесь не используем в наказание,

- Почтенный Мул, скажи, что только что ты сказал неправду,

- Почему неправду, правду, сам увидишь…

- Нет, - заметил не сарказма Ару, все же пять, больше чем три, а тем более

два, числовое неравенство.

 

Перед вратами града.

 

Без дураков, интересно наблюдать за самим собой в тот момент, когда ты

прибываешь, где нибудь в новом месте. Нет, не в гостях, на несколько

дней, а, насовсем, навсегда. Не переживали? Ничего, переживете…

Смешенные чувства, смешные чувства. С одной стороны вас одолевает

веселое любопытство, так сказать, инстинкт познания. С другой, что-то там,

совсем в глубине души, поеживается, мозжит, порою, не давая

возможности сосредоточиться, как следует, прорастает наружу, и уже

неуемная тоска одолевает Вас, сжимает горло настолько, насколько вам

хватает воздуху. Фу, отпустило.

- Уже никогда не будет предыдущего, того, что вот сейчас было, секунду

назад, буквально мгновение, вот, случилось и все, погасло, словно

обгорелая головешка на ветру…

 

…Мумо вышагивал рядом с громыхающей повозкой, глядел на всю эту

красоту, но в его душе теснились, душили его сомнения, непонятное

смятение и невесть что еще. Наверное он и выглядел так, жалко, что ли.

Ару шагал рядом, что-то мурлыча себе под нос,

- Не грусти, парень, все нормально, даже больше того, чего пригорюнился,

- Знаешь, учитель, что-то мне тревожно и больно. От чего, я понять не

могу, просто, плохо мне, болит вот здесь,

- Так бывает, это сердце. Много переживаний и испытаний, от этого и

тревога, а осел ты очень молодой, привыкнешь, попозже. Вон, посмотри на

Пурица, ему хоть бы что, весел, бодр, попил вина и ишь как взыграло. Ты,

парень у бога свой. Он тебя к тайнам своим подпускает, когда во сне, когда

наяву. А в тайнах тех, только никому об этом не говори больше, боль, мой

мальчик. Да, да, именно боль. С нее все начинается и все заканчивается. У

всех. Поэтому все и боятся,

- Да, Ару, ты мудрый осел, ты все знаешь. Мне снился сон, что я там, в том

мире, но там все по-другому. Мы все другие, даже по виду…Мне

предложили ад, понимаешь. Нет, конечно не только мне. Но как только я

подошел к тому месту, куда мне указали, я превратился в боль. Я точно это

помню, как будто это вовсе не сон. У меня что-то затвердело в горле и

стало трудно дышать, слезы сами по себе хлынули из глаз. Меня стали

успокаивать, но ничего не помогало, я даже назвался чужим именем. Гм,

потом я проснулся…

- Да, сынок, боль. Бог не обманул, он выдал одну из своих тайн, только он

не раскрыл перед тобой книгу судеб, всех, кто жив и жил и еще будет жить.

В ней самое интересное то, о чем думает еще живой, до того момента,

когда попадет туда, где присуждают боль. Вся разница лишь в том, кому

предстоит ощущать ее вечно, а кто избавится от нее навсегда и больше

сюда не придет. Ну да ладно, тебе не стоит об этом думать. Тебе надо

писать свою книгу. По-моему, первая глава в ней уже написана,

- А сколько глав должно быть? - Мумо пристально смотрел на старика,

- Десять глав, Мумо, десять,

- Почему десять, Учитель?

- Не знаю, пиши, потом сам поймешь…

 

Книга, написанная ослом, пришедшим в Кордобу.

 

Глава первая. Познание.

 

Встреча. Гимназия. Университет

 

…Впрочем, ничем писание, ударение на второй слог, от сказания не

отличается. Просто, теперь, сказанное будет записано в

последовательности и порядке, который положит сам автор, и у нас не

будет основания не верить словам, которые выглядят значительно

убедительнее, если их выводить на бумаге, пергаменте, не важно. Важно,

что они уже есть и еще будут. И еще важно, что все это будет делать его

пятерня, хотя и покрытая жесткой шерстью и костяным наростом…

Так вот, ворота города распахнуты. К ним ведет белокаменный мост, под

мостом протекает река с дивным и певучим названием Гвадалквивир…

…Широкая, однако река, что означает это название, - Ару не смотрел на

Мула, он смотрел на реку, но стражник понял, что вопрос относится к нему,

- Говорят, Большая река,

- Наша Идигна тоже вода, только быстрая, - Ару вздохнул,

- Река казалась шире, после катастрофы обмелела. Этих островков не

было. Видимо в верховье завалило несколько притоков. Ну да ничего, даст

бог…

Мумо рассматривал город. Крепостные стены выполнены искусно

выдержали стихию и только в нескольких местах зияли дыры в стене.

Среди камней копошились фигурки работников, которые по-новому

выкладывали стены.

Они миновали ворота и вошли в город, обдавший их гомоном, запахами, и

еще чем-то настолько знакомым, что глаза Мумо заволокло слезами,

- Что это за запах?

- Каштаны, жаренные, не пробовали? – Мул подошел к дивной ослихе, о

чем-то с нею перекинулся парочкой слов на незнакомом языке, взял

пригоршню плодов, протянул Ару,

- Угощайся, славный незнакомец, не обещаю, что ваша жизнь у нас будет

столь же сладкой, хотя…

…неподалеку от базарной площади располагался странного вида дворец.

Все в нем было диковинным. Поражали своей сложностью каменные

орнаменты. Редкие и дорогие украшения стен говорили об изысканности

вкуса зодчих. И самое главное, по полированным каменным полам,

изготовленным из плит необыкновенной красоты мрамора взад, вперед

сновали изящные повозки, колеса в которых состояли из нескольких дуг,

соединенных друг с другом, с центром же, в котором располагалась ось,

окружность совокуплялась ажурными деревянными спицами, красота

которых была достойна отдельного разговора,

- Ну, а ты мне что толковал старче новинка, новинка, ни у кого такого нет,

- Пуриц с досады плюнул на мраморный пол. Он еще что-то хотел сказать,

только в эту секунду они, сперва, услышали, а затем увидели тех самых

коней, которые ускакали вперед в предместье, только теперь четверка из

них была запряжена в замечательную повозку, на четырех колесах,

отделанную дорогой искусной резьбой,

- Карета, - неожиданно заключил Ару, во снах приходилось видывать,

- Садитесь, - гнедая лошадь, отличающаяся особой красотой, в узорчатой

попоне, выполненной из неведомого им материала, гарцевала рядом с

ними, постукивая изящными копытами по мрамору,

- Спасибо за приглашение,

- А я, - возмутился Пуриц,

- Вас в как ее, карету, а я, значит, катай эту таратайку?

- Ничего, ничего, тебе полезно, - Ару с опаской поднялся в дивную

повозку, Мумо последовал за учителем,

- Поторопитесь, Вас уже ждут, - лошадь посмотрела на Пурица, и тот,

наконец, догадался, что ждут только его, сбросил лямки и в туже секунду

оказался в карете,

- Вот это да, сервис…

…В огромном зале, круглом, с величественным, светящимся куполом,

который опирался на десятки двойных колонн, на трибунах, выстроенных

так, что последующий ряд, возвышался над предыдущим, собрались

важные ослы города Кордоба. Среди собравшихся, Мумо заметил того

самого стража, странного осла, которого он назвал Мулом. Таких, как этот

самый Мул здесь было предостаточно, разных мастей, вида разного.

Восседали здесь и кони, их было немного, но отличались они своими

размерами и удивительным окрасом, белым. Мумо сроду такого окраса не

видел. Он с любопытством осматривал зал, говорящий о том, что место, в

которое они попали наяву, удивительное, невиданное, они действительно

попали туда, куда надо.

В центре Кворума, восседал явно тот, кто и есть главой этого города,

места. Одет он был замечательно. На нем красовалась не попона, а дорогой

наряд, с раструбами, в которые были вдеты его ноги, как передние, так и

задние. Сидел он чинно, положа передние конечности на мраморный стол,

на котором лежали свитки.

Вперед вышел Церемониймейстер, одетый почти также, так

главенствующий, только поскромнее.

- Вот это этикет, посмотри как они разодеты, мы перед ними, считай голые,

- шептал Ару на ухо Мумо, улыбаясь,

- Так ведь от них пахнет, как от розового куста, а от нас, - Пуриц шумно

втянул носом воздух, ощущая собственный запах,

- ну и воняет же от нас,

- Ничего, отмоемся, я не знаю, как от них бы воняло, если бы они

оказались на нашем месте, - Ару, воодушевляя приятелей, подтолкивал их

боком. В эту секунду церемониймейстер произнес фразу, эхом разнесшуюся

под сводами паласа,

- Уважаемый Кворум, хочу представить Вам наших гостей, странников,

единственных, оставленных в живых волею нашего Бога,

- слава Богу, - ответил хором зал,

- Ваше Совершенство, наши гости ждут Вашего приветствия…

- Глава собрания, не меняя позы, неожиданно высоким голосом, несколько

картавя, изрек,

- Вы, наши гости, я приветствую Вас, - на трибунах застучали копытами об

пол,

- точно также, как тогда, на Верховном Суде в Соларе, - не без грусти

подумал Мумо и посмотрел на Ару. Тот усмехнулся и мотнул головой,

- Мы думаем об одном и том же?..

Церемония, торжественность которой, на несколько минут была прервана

рассказом Ару про их чудесное спасение, в деталях и мелочах напоминала

и Мумо и Ару суд в родном их городе, который сейчас казался небылицей

миражем уже безвозвратно потерянным, навсегда улетучившимся маревом.

Из своего сегодняшнего далека оценивать все, что тогда с ними

происходило казалось невозможно. Мумо не вслушивался в слова

знакомые, но произносимые с немыслимым местным акцентом. Некоторые

из слов ему так и не удалось разобрать,

- Нам кажется это совершенно невероятным, что Вы, трое, назовем Вас

язычниками? Говоривший на секунду остановился, посмотрел на Мула,

ожидая подтверждения.,

- Тот в недоумении пожал плечами,

- Да, язычниками явились к нам, в наш спасенный город, что бы вместе с

нами строить наше общее будущее. Несмотря на то, что мы разные, мы

рады Вам и все, что наше, теперь Ваше, а Ваше, становится нашим. Все что

наше, вы уже видели, а что принадлежит Вам, поведайте, гости наши…

Воцарилась недолгая пауза. В то время, пока церемониймейстер

советовался с Председателем, Мумо тихонечко толкнул было задремавшего

Ару, от чего тот издал хлюпающий звук,

- Да, гм, вздремнул, мне привиделось, что на старость лет я снова получил

банку клубничного варенья и чашку свежего молока, точки равного

порядка, предел отношения оных не равен нулю,

- Что? Учитель, говори, все ждут твоего рассказа…

- Какого рассказа?

- Расскажи им о том, что ты знаешь?

- Знаю? Ару обвел присутствующих долгим взглядом и неожиданно

произнес,

- А не поговорить ли нам, уважаемое собрание об удивительных свойствах

гомоморфизмов, об их необыкновенных преобразованиях?

- Простите, уважаемый, не все, наверное, вас сейчас понимают. Полагаю,

что нам будет любопытно послушать о гомо…

- Гомоморфизмах, - подхватил Ару,

- В этом нет ничего сложного, такая уж у нас терминология, я имею в виду

моего талантливого ученика Мумо. Кстати он вам много может рассказать

об изоморфизмах,

- Нет, не надо, - заголосили с трибун, - давай о своих гомоморфизмах,

- Отлично. Смотрите, вот я, вот, скажем, мой ученик Мумо, наш спутник

Пуриц, мы и есть пример гомоморфизмов, мы одинаковой формы, то есть

мы ослы. В этой форме сохраняется наша основная суть, мы живы, ходим,

говорим, пришли к Вам, и еще, мы видели гнев и справедливость бога. А

разве Вы не точно такие как мы?

По кворуму пробежался шепоток, набиравший силу, и уже различимо было

слово «Университет»,

- Я услыхал, может, конечно, мне послышалось, что в уважаемом собрании

прозвучало слово язычники. Ну, что же, пожалуй, в этом есть весомая

доля правды. Мы действительно из тех мест, которых, к великому ужасу

уже нет, так вот, уровень развития вашего города удивляет, восхищает,

приводит в трепет, однако наша земля, наше невежество и наша серость

дали нам, мне и моему чудесному ученику уникальную возможность

получить наши знания, и я думаю они Вам пригодятся. Теперь о язычниках.

В той местности верили в десятки богов, даже сотни, мой юный друг, - Ару

посмотрел на Пурица, тот глупо улыбнулся, показывая на себя грязным

копытом,

- Мумо, полное имя которого Мардук, верховное божество Месопотамии,

сын чистого неба. Только благодаря тому, что мой путь жизни пересекся с

его путем, я оказался здесь. Нет больше Месопотамии, нет больше ее

богов, но есть мой ученик, мой брат, мой соплеменник, разве это не

говорит о том, что бог есть, и он один,

- Под сводами зала послышались возгласы,

- Богохульство, запретите ему говорить,

- Нет, пусть говорит, мне нравится его откровенность и красноречие,

говори, старик,

- Тот, кого называли Ваше Совершенство снял пышный головной убор,

обнажив седую голову,

- Ты размышлял о боге и математике, эти понятия, по твоему, связаны одно

с другим?

- Конечно, о, почтенный, не знаю Вашего имени. Связаны, без всяких

сомнений, своей непререкаемой сутью. Одно, вытекает из другого,

- Почему? Ведь бог первопричина, а не пустой счет.

- Позволю заметить, что если есть счет, значит есть самое малое число, и

самое большое. Так ли это? Кто может сказать, что песчинка есть

наименьшее, что может заметить глаз? Ложь, глаз крохотной мухи, даже

меньше песчинки, значит, она может видеть нечто, чего и мы не увидим, ну

а раз муха, создание бога, следует, бог надоумил ее видеть нечто. Так же и

с большими числами. Нет предела числу, бесконечность. А что такое

бесконечность, это и есть сам Бог.

Бог – актуальная бесконечность!

Раздались аплодисменты, зал их подхватил. Старик, растроганный

неожиданным успехом кивал головой во все стороны, слеза радости

блеснула в уголке его подслеповатого глаза,

- Почетные Горожане, уважаемые ослы, лошади и ослы-лошади,

городскому Университету нужен философ-архивариус, это почетное место

твое, мыслитель, как тебя зовут?

- Мое имя простое, Ару,

- Славное имя, короткое, как удар копытом об брусчатку, что на площади,

его запомнит каждый, кому дорога слава и процветание города Кордобы.

Быть по сему…

…Кворум, освобожденный от необходимости голосовать, напоминал класс

семинаристов, отпущенных на внеочередные каникулы – веселый гуд.

Голос церемониймейстера прервал всеобщее воодушевление,

- Слушают все, - раздалось под сводами здания,

- Я представляю собранию того, кого славный Ару назвал сыном Бога, а

именно, Мумо, или Мардука, как зовет его сей уважаемый осел. Говори,

покрытый пылью дорог, юноша…

- Мумо сделал шаг вперед, преклонил колено, нагнув голову. Ничего не

говоря он скинул с себя попону, шкуру отца. Та с шумом упала на

мраморные плиты изнанкой наружу. Мумо расправил ее концы, и даже в

дальних рядах стало ясно, что это карта,

- Мумо поднял голову, осмотрел зал и несколько запинаясь, сказал,

- Уважаемое собрание почетных жителей города Кордоба, я, маленький

осел необыкновенно рад видеть Вас, и еще более рад Вас приветствовать.

Вы спрашиваете, что я Вам принес? Могу ответить только одно, вот это,

- он указал на шкуру,

- Это все, хотя нет, еще вот эта повозка, хотя, - он посмотрел на Пурица,

- это не в счет. На этой шкуре показан весь наш путь от того места, где

застала нас беда до Ваших мест, прошу Вас убедиться, это правда…

Несколько ослов и две лошади подошли поближе. Наверное это были

советники Первого лица. Они внимательно рассматривали линии и знаки,

мотали головами, загадочно посматривая на троих путешественников.

Наконец один из них, седой осел мотнул головой и Первое лицо

благодушно кивнуло головой,

- Ну что же, молодой человек убедил нас в том, что он искусный географ,

ну а что до счета, то пусть походит в нашу гимназию, если что…

…Мумо вздохнул, посмотрел на Ару, и чуть заметно улыбнулся,

- Пусть, гимназия, так гимназия…

…Пурица слушали и смеялись. Его простодушие, наивный провинциализм,

сбивчивый рассказ о злоключениях настолько понравились Кворуму, что

решено было дать ему в награду за чудесное спасение кабак и право

извоза в районе городского рынка. Судя по виду и блеску в его цыганских

ослиных глазах, Пуриц был вполне удовлетворен. Так решилась судьба

пришельцев в славный город, единственно спасенный проведением,

Кордоба…

 

Гимназия, экзамен…

 

…Так, или иначе, мытарства и злоключения трех ослов из Месопотамии

завершились. Теперь у каждого из них появилось пристанище, удобное,

спокойное, уютное. Ару занял крохотную комнатку, больше

напоминающую чулан, с той лишь разницей, что в его обиталище

проделано оконце, с видом на чудесный сад. Это был яблоневый сад. Окно

имело форму прямоугольника, вертикальное, узкое, через которое

пробивался свет, освещающий разве что стол, на котором уже лежала куча

всяких вещей. К примеру, песчаные доски для обучения несложному

письму, глиняные таблицы с непонятными символами, рукописи на

допотопном пергаменте и даже документы, написанные на бумаге,

странном материале, о котором Ару конечно же слышал, непрочном,

светлом, немного шероховатом, приятным на ощупь. Надо сказать, что

впервые за всю свою жизнь он отдыхал, смотря под арочные своды

помещения,

- Прекрасная форма, неужели они сами до этого додумались? Быть не

может, а впрочем…

Интересно, чем занят Мумо…

…Наш розовый осел устроился несколько иначе, нежели Ару. Ему

предоставили подстилку в общей комнате еще с пятью гимназистами.

Сказать что сокурсники обрадовались появлению Мумо, наверное не

правильно, даже наоборот, они вовсе не желали с ним общаться. Когда тот

зашел в помещение общежития, они демонстративно его покинули,

- еще бы цветочки на себе нарисовал, - съязвил один из них, неуклюжий,

лобастый, сразу видно из сельской местности,

- Ладно, - вздохнул Мумо, - главное, что есть куда прислонить голову,

дальше видно будет. Он снял с себя попону, положил поверх подстилки,

рисунками вверх. Сел рядом и и стал рассматривать надписи и рисунки,

которые они с Ару наносили на пергамент. Почему-то вспоминалось только

веселое и курьезное. Он вспомнил, как Пуриц, увидевший парнокрылых

пчел, залез в их улей, пытаясь полакомится медом, закончилось это тем,

что он, облепленный насекомыми, которые его жалили нещадно, несся

куда глаза глядят, вернее, он бежал с закрытыми глазами и со всего маху

угодил лбом в дерево, одиноко стоящее на поляне. И самое интересное,

когда он бахнулся башкой, пчелы отлетев в сторону, наверное понимая,

что ему нестерпимо больно, полетали, полетали вокруг него и удалились

восвояси,

- Хорошо, что мы дошли, - вздохнул Мумо, несколько прищурил глаза,

вспоминая облики близких, но у него ничего не получилось. Все

расплывалось, мысли расплывались, у него отяжелели веки и он уснул…

…проснулся от того, что кто-то стоял на его хвосте,

- Ты глянь, это же тот самый перешеек, о котором нам сегодня рассказывал

географ, только он говорил о том, что скорее всего этого перешейка нет

вовсе, что он выдумка…

- Мумо выдернул хвост, улыбнулся и заметил,

- Этот перешеек есть, мы переплывали его на связанных бревнах, он не

слишком широкий, но вдалеке мы видели, что он расширяется, наверное,

там море,

- Скажи, розовый, как тебя, Мумо, что ли, а правда что этот пергамент из

кожи твоего отца?

- Рыжий в черную крапинку осел, чуть старше Мумо, искоса поглядывал на

новичка,

- А кто тебе это сказал?

- Кто, кто, уже все на базаре знают,

- Ну, Пуриц, паразит, растрепал таки…

… Да, растрепал, а что ему оставалось делать. В его харчевне, несколько

расторопных кумушек наводили порядок, выгребали из углов мусор,

натирали до блеска глиняную посуду. Пуриц уже отдал внаем их бричку, за

что получил несколько монет, которые тут же и употребил, купив еды и

выпивки. Сидя на бревенчатой скамье, грубой, однако до блеска

отполированной ослиными задами весело рассказывал о своих

приключениях, в особенности о попутчиках, привирая, конечно, для

убедительности,

- И что, этот рыжий малец сын бога?

- Клянусь, сам видел, мы вышли на холм в самый момент, когда огромная

волна уже катилась прямо к подножию горы, на которой мы стояли. От

страха, нет, ужаса я закрыл глаза, втянул голову в плечи, упустил уши,

чтобы не слышать собственного крика. Только вижу одним глазом, встал

этот мальчишка на задние ноги, поднял вверх свою страшную пятипалую

лапу, что то сказал, я не разобрал, тут все и прекратилось. Даже старик, на

что умница и тот охренел,

- Да врешь ты все, цыганская душа, ты лучше скажи, за теми Черными

горами, где ты жил, еще мог кто-то остаться?

- Не знаю, может и остался, только вот, сколько мы не шли, а никого не

встретили, стало быть, никто не остался. Вот так, выходит, что мы и вы

остальные. Так-то.

А ну, хватит болтать, мне еще продукты для харчевни закупить надо, кто

пойдет?

Несколько нищего вида ослов вызвались, Пуриц выдал им мелочь и те,

радостные, наконец имеют работу и оплату, понеслись на базар…

 

…В гимназии начинались занятия. От того, что никто из преподавателей не

знал, насколько Мумо обучен, и к какому классу его приписать ему

устроили настоящий экзамен. Несколько осанистых ослов, больше

напоминающих лошадей, а они явно этого хотели, сидели вдоль темной

стены на каменных лавках, разложа перед собой что-то, напоминающее

огромные тетради. Мумо, укутанный в отцовскую попону, дрожал от того,

что, наверное, заболевал. И это происходило помимо его воли, и не то,

чтобы это новое для Мумо состояние доставляло ему неприятности, боль,

ломоту в теле, хотя, сосредоточившись на себе, он все причисленное

ощущал, нет, ему было не по себе. Теперь же, конечно не вовремя, он с

необыкновенным восторгом вспоминал виденное им сегодня днем на одной

из площадей города, гуляние свободных горожан - ослов. Прежде всего

его восхитило представление, основой которому послужила разлетевшаяся

по городу история об их счастливом избавлении от вечного путешествия по

пустой земле. В представлении Мумо даже узнал себя. Осел, невеликий,

наоборот маленький, хотя и взрослый уже, был выпачкан в розовую пыль,

интересно, где они ее взяли, что-то говорил, Мумо не мог расслышать его

слова, но ослы, стоявшие кругом дружно смеялись…

…Что означает этот знак? - Мумо нехотя переключал внимание на

экзаменаторов, вглядывался в символ, вычерченный одним из них на

песчаной доске,

- Алеф, Азэ, Азу, Изу и так далее, самый простой звук, наверное,

появившийся тогда, когда первый осел, проснувшись зевнул, издав его…

Все тело скручивала наступающая судорога, становилось необыкновенно

жарко. Мумо сбросил накидку, она снова лежала распластанная перед ним

и экзаменаторами. Мумо взял уголь, несколько секунд раздумав, написал

акростих, начальными буквами каждой из строк были буквы, составляющие

слово Альфа. Затем он начертил на пыльном полу круг, разделив его

прямыми линиями по вертикали и горизонтали, изобразил символы в

нужных точках, и уже теряя сознание, просипел.

- отложим, сперва острый угол, обозначив его символом «Альфа»…

Больше он ничего не помнил, кроме того, что ему нравилась белозубая,

рыжая ослица, стоящая около него, постоянно повторяющая одно и тоже

слово,

- Умора, умора, умора…

 

Умора…

 

…Нет, он не умрет, - слышался голос рядом с ним. Мумо видел несколько

теней возле своей кровати. Тени окружали его и когда он попытался

шевельнуться, мгновенно исчезли, как будто никого и не было секунду

назад возле его лежанки.

Мумо простонал,

- Пить. Тени вновь появились, теперь уже явственнее, ему подали кружку с

водой,

- Ну и хлебает, как та лошадь, - послышались негромкие смешки,

- Я посмотрю на тебя, как ты бы хлебал, проспи семь лун,

- Привет, розовый, - подмигнул Мумо сразу двумя глазами его сосед по

лежанке,

- Тебя тут уже дожидаются,

- Кто? - Мумо облизал пересохшие губы,

- Старик стоял в стороне, странный, в университетской накидке,

- Ару, - негромко позвал Мумо,

- Ару, Ару, Ару,- пронеслось по ослиной цепочке,

- Арии…

- Да не Арии, а Ару,

- Учитель, как я рад тебя видеть,

- А уж как я рад, мальчик мой. Ты как, живой?

- Живой,

- Вот и слава богам, ой, - старик обернулся, виновато улыбаясь,

- Забыл, слава богу, слава тебе. Теперь только вставай, если сможешь,

тебя ждет новое место жительства, рядом со мной, в Университете. Я,

выхлопотал.

Ты удивлен, мой смышленый юноша? А знал бы ты, как были удивлены и

поражены преподаватели гимназии, принимающие у тебя экзамен, что ты.

Один даже предложим сделать тебя профессором, миную всякие

формальности. Но, я думаю, тебе еще немного надо подучиться. У тебя все

еще впереди. Скажем, риторике, музыке, стихосложению, ну и математике,

конечно. Короче, ты принят на заключительный курс замечательного,

поверь мне Университета. Там есть несколько интересных особей, честно. А

теперь, если силы есть, поднимайся, вот твоя попона. Мумо посмотрел на

висевшую рядом с лежанкой шкуру и не узнал ее. Внутренняя сторона

блистала чистотой и белизной, а рисунки и записи, казалось, нанесены

незнакомой рукой, выделялись четкостью и казались прекрасными

иллюстрациями,

- Как тебе эта графика?

- Да, здорово,

- Здорово. Я предложил включить в Университетский курс начертательную

графику и рисунок. Вопрос рассматривается. Нам с тобой нужно

подготовить программу курса, и знаешь, кого я порекомендовал

преподавать на этом курсе?

- Кого?

- Тебя, мой дорогой. Поэтому, времени мало. Нам, пора…

 

…Дорога от гимназии, выстроенной в стиле тогдашнего модерна (что это за

стиль знал только Ару и сам архитектор), не важно, шла мимо

Университета, находящегося в сказочном саду, окруженным невероятного

размера гранатовыми и фиговыми деревьями, от чего стрельчатые башенки

здания, казались висящими над деревьями. После дней невзгод, последнего

недуга увиденное розовым осликом было настолько удивительным и

желанным, что сердце его, наверное, впервые с момента катастрофы

забилось радостно, радостно.

- Ура, закричал Мумо,

- Что, выздоравливаешь, мальчик мой, а поэтому подкрепиться не грех.

Пойдем, я тебе покажу, какую замечательную берлогу выстроил наш

цыганенок…

…Наблюдать за городской сутолокой, беготней очень занятно тогда, когда

все твои дела, так или иначе закончены, сейчас, конечно. Не зависимо от

места и времени возникает чувство некоторой полноты действия, да, все

сложилось по порядку, как следует, ничего не пропало, и даже что-то

лишнее приварилось…

Именно так ощущал себя счастливец Мумо, идя на нетвердых ногах,

рассматривая все и вся, примечая мелочи, на которые бы еще час газад не

обратил бы внимания, и радостная легкая радужная пелена что над всем

итим хаосом, переливалась и манила куда-то, куда? Промаргался, все равно

пелена, значит так и должно быть…

…Харчевня, расположенная впритык к рыночной площади, не смотря на

рабочее время, не пустовала. Могло показаться, что это вовсе не

помещение, а часть самой улицы, ведшей на площадь. И действительно,

если немного задержаться возле ее живописных стен, то выходящие и

входящие в точности прохожие. Ару, явно не первый раз побывавший

здесь, прошмыгнул в харчевню как заправский завсегдатай,

- Эй, кумушка, хозяина позови,

- А кто ты такой чтобы хозяин к тебе выходил?

- Скажи, спаситель его и молоденький полубог,

- Ты этого плешивого выродка называешь полубогом? Я вот сейчас позову

кого надо, они вам мессу закажут,

- Не ругайся, красавица, позови, будь добра,

- Занят хозяин, говори чего надо,

- Покорми нас, добрая ослица…

Да, вот так мальчик мой. Не прошло и нескольких Лун, как мы увидели

настоящее лицо спасенного нами,

- Ну, почему ты считаешь, что он нам обязан, учитель?

- Почему? Мне так казалось, или мы его таки нашли голодного,

умирающего, не правда ли?

- Ты же сам говорил, что нас спас Бог, а значит и спасение Пурица, дело

его рук,

- Да, логика, вещь несомненно неоспоримая. Так, давай я поищу его, а ты

подожди заказ…

Ару встал с места, незаметно проник в подсобные помещения, тут ему все

уже было известно. Он открыл нараспашку дверь, за которой, по его

мнению, должен быть Пуриц. То, что он увидел в следующий миг, заставило

старого осла, сперва, остолбенеть, а затем, быстро закрыть дверь,

сопровождая все это словами,

- Ой, простите, а где, ой, Пуриц, это ты?

- Я, старая обезьяна, стучать надо, когда входишь…

Ару стоял в прихожей, вспоминая предыдущий момент, в котором черный

осел, пристроившись к миленькой молоденькой ослице, делал что-то

неприличное,

- Наказывает, наверное…

В этот момент, дверь распахнулась и Ару, с ног до головы обдало духом

плоти молоденькой красавицы,

- Чтоб меня так каждый день наказывали, - хихикнула плутовка, поправляя

накидку,

- Ну, заходи, чего приперся?

- Ты, извини, конечно, Пуриц, я виноват, без предупреждения, но мне не

нравится твой тон,

- Что значит приперся? Со мной Мумо, он еще слаб после болезни, ему

надо восполнит силы, куда же нам идти?

- Куда? что харчевен мало?

- Вот ты как заговорил? Ты забыл, кто перед тобой?

- А кто передо мной? Старый никчемный осел? Что ты можешь?

- Я могу передать в точности твое приветствие нашему маленькому магу, и

я не знаю, что будет с тобой и твоей харчевней, пожелай он уничтожить

это.

Хочешь попробовать? Давай…

Мгновенно с черного осла спала спесь, в его узких глазницах мелькнул

страх,

- Ару, старик, прости, все эти ослицы, как увижу зад, все из головы

вылетает, а тут ты, дело то не закончено, понимаешь? Ты говоришь Мумо с

тобой? Давай в зал, я сейчас выйду, только прикажу, чтобы лучшим Вас

угостили…

Ару вернулся на место, еду еще не подавали. Около очага уже крутился

Пуриц, шикая на дородную ослицу, та отвечала ему колкостями. Пуриц,

меняя выражения лица, то сердясь, то кривя рот в улыбке, подмигивал

двумя глазами Мумо, мол, привет тебе, розовое чудо,

- Гад он, этот Пуриц, - сквозь зубы процедил Ару, мерзость, как впрочем и

многие. Таких вот прожиг, твой отец более всего ненавидел, и знаешь, я с

ним согласен. Ну, как тебе заведеньице?

- Мне нравится,

- И им тоже, - ару обвел взглядом посетителей, сидевших и стоящих

вокруг.

- Ты только посмотри на эти рожи. Ты думаешь, хоть один из них знает что

такое, к примеру, резидиум? Вряд ли. А вот почем сегодня мера овса?

Уверен, знает каждый. Вот ты, мальчик мой знаешь?

- Что такое резидиум?

- Нет почем овес?

- Н-нет, не знаю. А хочешь послушать, о чем они говорят?

- Не очень,

- Вот видишь, тебе не интересно о чем говорят люди, на которых ты будешь

влиять всю жизнь. А как думаешь, богу интересен их разговор?

- Думаю, что нет,

- Наверное, ты прав, но он их все равно слышит…

Хрипловатый голос, сидевшего к ним спиной осла крепкого сложения,

выделялся среди других,

- Вечером вчера собрались. Взяли по две каждый. Было весело. Я ту, ну,

помнишь, за задницу ущипнул, так она меня…Гы-гы-гы. Я ее потом в углу…

гы-гы-гы, лошадь, ее мать. А ты что это про меня там рассказывал?

- Ничего, - это другой голос,

- чего, ничего, ты мне это того,

- Чего того,

- Того, чего,

- Чего, четы, ты,

- Ты мне не тыкай, тыкалка нашлась. Ты куда вчера кости бросал?

- На стол,

- На какой стол? Ты их на пол бросал,

- И чо?

- Через плечо, плати давай, должен.

- Чего, должен?

- Э, э, там, а давай, там, а то мигом вылетите оба, да и всю компанию

вышвырну, у меня это быстро…

Голоса умолкли и он сам, Пуриц, уже направлялся с блюдами в копытах к

их столику. На ходу он, смотря на буянов, выкрикнул,

- Чтобы у меня, поняли…

Он поставил огромные плоские глиняные тарелки перед Ару и Мумо,

- Вот, свеженькое, кушайте, гости дорогие,- присел рядом, на краешек

скамьи, вытирал жирные копыта об тряпицу,

- Тут всякой подлости полно, я уже устал их приструнивать. А что тут

вечером творится, умора. Я стражников из дворца нанимаю, для

спокойствия. А что, платят им немного, а у меня, сами понимаете, фураж, да

и стаканчик налить не забываю. Вы кушайте, кушайте, не обращайте на них

внимание. Мумочка, как ты, говорят, болел?

- Да, Пуриц, болел. Только не называй меня, Мумочка. Мумо, так лучше,

- Ладно, как скажешь, Мумо, так Мумо. Говорят, тебя взяли в Университет?

- Да, взяли, на последний курс, но я думаю, что я его закончу экстерном,

может, тогда на кафедру возьмут,

- Отчего же, конечно возьмут. Не меня же, или вот этих гавриков туда,

- Что новенького там, старик, что святейшества говорят,

- А, что они говорят? Требуют все питейные заведения в округе закрыть,

житья, мол, от них нет,

- Ой, да не бреши, они частенько сюда заглядывают, горяченького поесть,

попить, на телочек посмотреть, тоже ведь, ослы,

- Слышишь, Пуриц, а ну скажи, что это за кости, за такие?

- Кости? Да, - Пуриц встал, подошел к соседнему столу, сгреб в стакан

кости, шикнул на возмущенных игроков, вернулся на место и ухмыляясь

бросил кости на стол,

- Мумо взял одну из костяшек в руку,

- А что это за метки?

- Счет, от одного до шести,

- Гм, то есть, бросаешь и считаешь,

- Точно, - Пуриц собрал снова кости в стакан, потряс им в воздухе и ловко

выкинул кости на стол,

- Считай, - Мумо подсчитал,

- Ну и вот, у кого больше тот и выиграл, понял?

- А вероятность того, что выпадут все шестерки, - он взял прут, переломил

его и быстро, написав формулу, вычислил,

- Гм, а хочешь, я разработаю специально для тебя методику, по которой ты

выиграешь,

- А зачем, я и так выигрываю. Ну, если хочется, валяй…

Пуриц посмотрел на расчеты, усмехнулся, и уходя, еле слышно вымолвил,

- Ну и умора, эти умники, делать им нечего…

 

Назначение.

 

…Да, и вправду делать было чего. В тот день, когда они покинули

Гимназию, посетили Пурица и вполне насытившись вышли на улицы города,

они вдруг ощутили радость освобождения, да, точно, освобождения,

причем оба и сразу. Эта мысль, идея удивительной свободы, наверное,

впервые пришла им обоим в головы одновременно. Так бывает. И они,

малыш Мумо и старик Ару, взглянув друг на друга, вдруг почувствовали

необыкновенную легкость и веселость, которые заставляли их улыбаться

просто так, не от чего. И что удивительно, в этот солнечный день им

улыбались все, кто встречался на их пути, не взирая на возраст и всякие

там хитромудрости,

- Мумо, а давай мы тебе купим новую одежду, - неожиданно предложил

старик, не переставая улыбаться,

- Мне так хочется, чтобы ты выглядел щеголем, красивым мальчиком –

осленком, вот бы мать порадовалась. Впрочем, так вышло, что у меня нет

своих ослят, пусть хоть за тебя порадуюсь, на некоторое время. Что? Тебе

не нравится мое предложение? У меня есть некоторая сумма, вполне

подходящая к тому, чтобы ее потратить на удовольствие. Как ты на это

смотришь?

Мумо, до того шедший молча, вдруг уткнулся головой в плечо старика и

зарыдал не стесняясь слез,

- Плачь, плачь, малыш, эти слезы ты заслужил. Пойдем, я знаю место, где

нам с тобой понравится…

…А что собственно произошло? Ровным счетом ничего, не считая того, что

Ару потратил практически все деньги (таньга) на одежду Мумо и себе. Все

таки Университетский архивариус, это вам не пук ботвы. Оба смотрели на

себя, на свое отражение в гладкой струе водопада,

- Ну как?

- А куда мы денем шкуру отца?

- Куда, давай ее мне, я думаю, что такая подробная карта местности будет

просто украшением Университетской библиотеки. Как ни как первая

настоящая карта во всем мире, правда, Мардук?

- Ару поднял к небу глаза, заискивающе таращась на пролетающие по небу

облака,

- Чему ты улыбаешься, старик?

- Пытаюсь понравиться богу, или богам,

- И как, у тебя это получается,

- Не знаю, тебе, сыну бога, на мой взгляд, виднее.

Теперь же, надо быть осторожным. А вдруг, нечаянно кого-то обидишь,

считай пропал, приходится заискивать. Да и местные недолюбливают

наших богов, а что они им плохого сделали? Это нам с тобой есть в чем их

упрекнуть, но если разобраться, по большему счету, мы должны нашим

злым богам хвалу возносить до неба, только за то, что они помогли

выжить, быть здесь, и сегодня купить новую одежду. Ладно, полюбовались

нарядами, пора предстать перед Ректором. Судя по тени, уже полдень,

самое то…

…Университет, особое место. Его строения и выглядели по-особому.

Массивное, белокаменное здание, выстроенное как крепость, крепостью и

являлась. Однако, стены, ни что иное, как учебные корпуса, выглядели

строго, даже пугающе. Этому способствовали небольшие оконца, вдоль

фасадов, в несколько ярусов, напоминали скорее бойницы, нежели окна,

- Там наша новая жизнь, Мумо, там все, о чем мы даже не иечтали, там,

там-там…

Да, все здесь выглядело удивительным, внутренний двор, галереи с обеих

сторон двора, по которым было приятно идти, удивительный пышный сад в

середине пространства двора, словно некая загадка, напоминал о себе

густой тенью и шепотом листьев, шелест которых Мумо воспринимал на

слух,

- сколько будет, столько будет, сколько будет, столько будет,

- Листья тоже разговаривают?

- А, как же, ишь, перешептываются, - Ару поправил обновку, аккуратнее

свернул шкуру Ишума, открыл массивную деревянную дверь,

- Мастерство, - он провел по поверхности дерева шершавой шерстью лапы,

- Видно, бог на свете и вправду есть…

…Вьюнош, - Ректор сидел в кресле искусно выполненном из цельного куска

черного дерева, - Ваши знания настолько исчерпывающие, вьюнош, что

мне ничего другого не остается, как предложить Вам место ассистента на

моей кафедре, студенчество для Вас излишне, хотя я бы такую пору ни за

что не пропустил. – Ректор хитро подмигнул Ару, - вот и архивариус со

мною согласен, веселая это пора. Ну, да ладно. К делу. То, о чем Вы мне

сейчас поведали, есть знания, коих нет ни у меня, и, уверен, ни у кого из

математиков моего Университета, кроме Вашего учителя, нашего

Архивариуса. Вы не могли бы еще раз доложить суть Ваших размышлений

по поводу, как их, да трансцендентных функций, кажется, мне очень

любопытно,

- Да, господин Ректор, функции. Я полагаю, что свойства как числовых

выражений, так и операции над ними, причем простейшие и сложнейшие

можно формализовать, придав им общие свойства. А посему, так

называемые области значения и области определения, консолидируются и

объединятся формальным понятием, я назвал это математическое

пространство, полем.

Таким образом, формально, структурируя многообразие числовых

выражений, мы легко придем к простейшим операндам, работа над

которыми будет ограничена только четырьмя действиями, а именно,

логическим сложением и логическим умножением, их реверсными

операциями, вычитанием и делением, а также формальной единицей, или

точкой «И». Мне хочется назвать эту точку, точкой бога,

- Юноша, а не слишком это выражение пафосное, и отвечает ли эта Ваша

точка свойствам божественной сути,

- Мне кажется, господин ректор, отвечает,

- Это слишком смелое заявление, однако…

Ректор внимательно посмотрел на Мумо, затем перевел взгляд на Ару,

- Мне нужен профессор, однако, не обладая опытом и навыками, пойдете

ко мне, пока, ассистентом.

- Я и мечтать об этом не мог, профессор,

- Ну, ну, мальчик мой, при ваших то способностях. А что касается

классического квадрилиума, то давайте так, посещайте занятия

факультативно. Курс, который Вам предстоит прослушать, весьма

любопытен, схоластичен, конечно, но Вы, как юный мыслитель способны

внести свои поправки в процесс познания. Скажу откровенно, мне из

четырех предметов всегда более всего нравилась музыка. Такому

молодому человеку, на мой взгляд, без музыки никак. Столько

возможностей открывается, - Ректор понизил тон, чуть наклонился вперед,

с улыбкой заметил,

- Тут такие красавицы попадаются, что охо-хо-хо.

Ну, хорошо, Вы изрядно потрудились, мой юный друг, да и потом, что-то Вы

бледны, не больны?

- Мумо пожал плечами, - нет, профессор, все в порядке,

- Ну, тогда, зайдите в хозяйственную часть, получите причитающееся, и

посмотрите Вашу комнату, выберите,

- Профессор, огромная моя благодарность, но позвольте мне остановиться

в покоях Архивариуса, если можно,

- Конечно, от чего же нельзя. Только, если не ошибаюсь, там не слишком

много места, сможете ли Вы плодотворно работать?

- Конечно, смогу,

- хорошо, пусть так и будет…

Ару и Мумо снова шли через сад,

- Замечательный день сегодня, Мумо, вроде все удалось?

- Да, учитель, хороший.

Ветка неизвестного ему растения с огромными сочными листьями оказалось

около его лица, Мумо инстинктивно отгрыз край листа, пожевал,

выплюнул. Поморщился,

- Ну, как? - ухмыльнулся Ару,

- Не очень,

- Конечно, ведь это же смоковница обыкновенная, или фиговое дерево,

проще, Ficus carica, лучше ягоды кушать, попробуй,

Мумо дотянулся до темного плода, сперва надкусил, затем с удовольствием

сжевал,

- Очень вкусно,

- Вот видишь, Ректор прав, на свете много непознанного, поэтому учись,

мой мальчик, это никогда не помешает…

…В комнате, на втором этаже, рядом с Архивом (Ару сразу показал Мумо

это замечательное место) уютно. Здесь нет ничего лишнего. Лежанка, над

нею несколько неуклюжие полки, - двупалые делали, - Ару прибирает с

пола наваленные в кучу пергаменты, укладывает на стол, возвышающийся

над полом,

- Я прямо на полу сижу, мне так удобно, а когда черчу, вот, - он указал на

примитивное кресло, пень с аккуратно выделанной сердцевиной,

- очень удобно, спиной упираюсь и работаю,

- Ладно, не оправдывайся, посмотрим, на что годятся мои пять пальцев,

- Мумо бросил на стол шкуру отца,

- Чудесно почистили, теперь как новая, в пору на себя примерять,

- Не стоит, Ару,

- Сам знаю, что не стоит. Хотя на сегодняшний день вещь легендарная,

может и вправду не простая шкура, скажем надел, и все о чем мечтал,

выполняется. Может, попробуем?

- Не стоит, - несколько упавшим голосом повторил Мумо.

- Понимаю, не стоит так не стоит, ты ложись, отдыхай, сынок, недуг, я

соображаю, еще не прошел. Отдыхай, я водички свеженькой принесу…

Мумо подошел к узкому окну. Светило перешло на другую сторону, и из

окна, находящемуся в тени здания, дул легкий освежающий ветерок,

- Хорошо, - он протер глаза, проморгался, и еще раз повторил,

- Хорошо…

За окном сверкал яркой листвой сад, где-то за деревьями, среди невысоких

строений что-то происходило, но что, Мумо не мог разглядеть. Слышались

лишь отголоски, дающие понять, что там молодость и жизнь,

- Ладно, потом узнаю…

Мумо прилег на лежанку, прикрылся шкурой и мгновенно уснул…

 

Категория «Время».

 

Сколько прошло времени? Кстати, еще нет определения для данной

категории понятий. Ладно, будем считать, что Мумо имеет понятие. Тогда,

когда он проснулся, вовсю буйствовал день. Ару в комнате уже не было. За

дверью слышался грохот, видимо старик наводил порядок среди стеллажей,

роняя то и дело что-то на пол. На столике стояла приготовленная заранее

заботливым стариком чаша с напитком необычного солнечного света,

- Тебе, - надпись на кусочке сырого пергамента. Мумо выпил напиток,

вернее он его пил, наслаждаясь каждой каплей чудеснейшего нектара.

Силы, как по волшебству прибывали, тревожа своей новизной каждый его

член,

- Здорово, надо у старика узнать, что это за волшебное средство. Вошел

Ару,

- Привет, учитель, я долго спал?

- Две луны, а напиток этот, секрет его я тебе раскрою потом,

- Почему?

- Так надо, молодой Вьюнош, ибо каждое последующее познается в

последствии. Хрень какая-то, наверное, ароматом цветов азалий

надышался.

Что предпримем сегодня?

- Учитель, я выглянул в окно и увидел, нет, не так, уловил некий привкус

движения, где-то там, на уровне среднего яруса деревьев, - Мумо указал

пальцем в сторону зеленеющих рощ,

- О, я знаю, что там будет весело, пойдем, поверь, тебе понравится…

…Теперь – полдень. Сад, по которому они следовали и вправду был

замечателен. Это происходило скорее в силу неких противоречий между

живой природой и смертью, которая так непреклонно вылилась во все

стороны, оставляя на поверхности земли лишь некоторые островки Вис

Виталис, которые обязаны были воспользоваться приглашением, дабы быть

здесь и сейчас.

Да, да, именно здесь и сейчас цвели кущи, дерева, пользуясь милостью

всемогущей барыни Смерти. Кто, кто, а Мумо знал этому цену. Правда, в

силу возраста, темперамента, и просто потому, что жив, он никак не

оценивал происходившее с ним. Казалось, это сон, марево, фантазия. Он

просто шел, глазел по сторонам, нисколько не стесняясь своего отчаянно

глуповатого вида. По мере того, как наша парочка приближалась к месту,

на которое указал Мумо, прогулка, все больше и больше волновала

розового гения.

- Что, мальчик мой, ты догадываешься, куда мы попали?

- Наверное, да, учитель. Я уже вижу небольшие группки красивых молодых

ослов, несущихся вдоль аллей. Они бегают, как и все. но в отличи от

обычных ослов, быстро и красиво. Мы также бегали в Саларе, тогда,

помнишь, Ару?

- Мне ли не помнить. Здается в своей молодости надо было всем

постараться меня перегнать, ну а как ты тогда несся, - Ару сделал акцент

на последнем слове, - Да, такое не забывается…

Наконец они вступили на часть территории сада, вернее, на зеленую

лужайку, огороженную по округлому периметру деревьями и белым

тесаным камнем в несколько рядов. Камни выступали над поверхностью, на

несколько локтей, образуя нечто, на подобии лавок, на которых уже

отдыхала молодежь, глазея на несущихся по беговым дорожкам

красавцев,

- Ару, смотри, это кони?

- Да, дорогой мой, это кони, лошади, посмотри какие они грациозные и

мощные. По сравнению с ними ослы и мулы, абсолютно не существенны,-

Старик запнулся, закашлялся.

- Нет, среди ослов есть пара, тройка, как говориться, гнедых. Не жмурься,

малыш, экстерьер это еще не самое главное, главное вот где, - старик

прикоснулся носом к груди Мумо,

- Сердце, это главное…Хотя, когда эти красавцы несутся по беговой

дорожке, даже у меня дух захватывает,

- Учитель, а как это место называется?

- Не знаю, давай спросим. Неподалеку восседал седой осел, прикрывая

голову огромным лопухом,

- Уважаемый, не скажете ли нам, как это все называется?

- Это называется ерундой. Четыре года я бьюсь копытами об землю, что бы

из этих рахитов хоть что-то путное получилось, они уже Университет

заканчивают, а толку от этого. Нет, ну вы только посмотрите, как он

преодолевает пятый барьер. Эй, ты, - выкрикнул старый тренер, как тебя

Гхар, черт, не выговоришь, - он прочистил горло,

- Ты можешь колени поднять, а, или мне каждый раз тебя палкой по голове

бить. Тебе еще половину барьеров преодолевать, а ты уже сел. Держись на

стопе, на своих копытах, задери тебя волки…

Старик присел на свое место,

- из его ног только холодец хорошо делать,

- Чего Вам? - недружелюбно спросил он стоящих рядом Ару и Мумо,

- Да, прощение просим, все же, как это все называется,

- Называется просто, Чер икин кализус, или, гхал ягинг, а по нашему, луга

пара соррес, что означает место, где бегут, а еще проще циркус. Понятно?

- Да понятно. А можно нам попробовать,

- Стырый тренер, скептически оглядел парочку, особенно Ару,

- Вам, судя по всему, рядом со мной будет куда приятнее, приятель,

- Я не представился, Университетский Архивариус, Ару, а это, мой ученик,

слушатель, и будущий профессор, Мумо,

- А меня зовут Диодор, я Университетский тренер по бегу, вот и знакомы

будем. Так что, молодой осел, хочешь пробежаться?

- Гм, - Мумо смутился,

- Не знаю, попробовать можно?

- А чего ж нельзя, давай, мы с твоим приятелем посмотрим, - тренер

похлопал мощным копытом по хребту Ару,

- Ой, - выпорхнул возглас из старика, - давно меня никто по хребту не

обхаживал,

- Ничего, Архивариус, здесь только так…

Несколько шагов, которые делал Мумо к беговой дорожке, сплетались с

мыслями, концентрация которых на один шаг была столь высока, что

именно этот момент Мумо будет помнить всю оставшуюся жизнь, а может и

дольше. Почему так, спросите Вы? Неужели в жизни каждого существа не

случается ничего более замечательного и важного? Наверное, Вы правы.

Да и в короткой жизни самого Мумо уже произошли вещи, значение

которых невозможно переоценить. Но…все время, но…

Воздух вокруг вдруг поменял для него свое значение. Его тело обволокло

нечто очень значимое и правильное, то, от чего невозможно отказаться.

Понимаете? Ощущение того, что пройдя через этот вход, к этим дорожкам

ты можешь свершить то, к чему стремится твой разум, да и ты сам.

Волшебство?

Наверное. Но там, в нескольких шагах начинается неизвестная жизнь,

занятая тем, что ты будешь исправлять себя всегда, до тех пор, пока не

устанешь душой, понимая, все прошло, теперь только старость. А пока это,

и именно сейчас, несовершенное тело твое соприкоснется с тем, что

называется настоящая молодость, настоящая радость и настоящая мечта. А

в чем заключена она, настоящая мечта?

Мумо смотрел перед собой, не фокусируя взгляда ни на чем, молодые

ловкие тела пронеслись в нескольких шагах от него, обдав запахом

скорости, смешенным с запахом озорства и пота. Морды, нет, лица, да

именно лица этих исполинов были прекрасны. Нет, они выражали не

усталость, не искажены гримасой чрезмерного напряжения, они выражали

ту замечательную свободу собственного тела, которой ничто, даже

природное несовершенство не сможет помешать. Они, летели, едва касаясь

земли, легки, молоды сильны, они позволяли даже дурачиться, неожиданно

ускоряясь, заставляя партнеров мгновенно реагировать на свой маневр. В

глазах у Момо билось сердце. Каждая травинка, у него под ногами, при

взгляде на нее вздрагивала в такт сердечному ритму. Воодушевленный и

взволнованный тем, что вот сейчас и его понесут ноги, настолько

переполнила его смятенную душу, что почувствовал под копытами мягкий

грунт, он без подготовки и разминки бросился вдогонку уносившимся

вперед.

Но чем сильнее он старался, тем более понимал, ничего не получается.

Силуэты атлетов неумолимо уносились вперед, и казалось, никакие силы

его не заставят их догнать. Перевозбуждение прошло само собой и,

включая дополнительные силы, Мумо все же удалось приблизиться к

бегущим впереди, но тут он услышал грубый окрик,

- Дорожку, розовый клубок. Мумо шарахнулся в сторону, зацепился, нога

об ногу и рухнул, увлекаемый скоростью на поверхность циркуса. Мелкий

щебень, гранитная и базальтовая крошка (отходы карьерных работ)

больно оцарапали его бедра,

- Вставай, вставай, юноша, - услышал он дребезжащий голос тренера

Диодора,

- отряхнись и подойди ко мне…

Мумо, несколько посрамленный, несколько раненный, несколько уставший

медленно подошел к тому месту, где восседали Ару и Диодор,

- Ну, почувствовал скорость?

- Не уверен, - опустив голову ответил Мумо,

- Мне казалось, что все будет иначе,

- Что иначе? – перебил его тренер,

- Ты думал, что достаточно прикоснуться к дорожке твоим пяти пальчиками

и все, падут все рекорды, или так, ты удивишь невероятной скоростью

всех, кто будет созерцать твой изумительный бег. Нет, дорогой мой, чтобы

убедить всех что ты молодой бог, и даже ветру за тобой не угнаться, надо

много, очень много трудиться. Ну, а в общем, ты молодец, потенциал есть,

- А с какой скоростью я бежал?

- Этого я тебе сказать не могу. Быстрейшего среди быстрейших мы

определяем по очным поединкам на различные дистанции, вот и все,

Мумо тяжело дыша, произнес,

- Хотите, я сделаю прибор для определения того, кто пробегает быстрее

любую дистанцию. По моему мнению этот прибор будет невелик, он сможет

поместиться, - Мумо взглянул на косматые копыта тренера, затем на свою

ладонь,

- В мою руку,

- Гм, любопытно, а ты сумеешь?

- Сумею, - уверенно выпалил Мумо. Тренер внимательно посмотрел, сперва

на Мумо, затем на Ару. Тот кивнул головой, мол, этот сказал, этот

обязательно сделает.

- Ладно, давай, мне уже интересно. А тренироваться приходи, тем более что

ты наш, Университетский…

 

Часы с секундомером.

 

На самом деле этой главы быть не должно, вернее, эта глава и не глава

вовсе, а некоторое уточнение по поводу сказанного нашим героем

совершенно постороннему человеку. Да и это не так. Если бы просто

сказанное, а то ведь обещанное. И не просто обещанное, шутка сказать,

создать прибор невиданный и неслыханный и ради чего, ради пустяковой

забавы. Однако, изящность самой идеи проследить за тем, как часть твоей

жизни, жизни окружающих тебя, всего сущего будет поделена на равные,

неумолимо бегущие вперед доли, как отпущенная тебе кем-то (но кем?)

продолжительность твоих же спонтанных событий будет фиксироваться

беспристрастным механизмом, заставляла неутомимый ум Мумо работать

всегда и уже, или, еще там, на беговой дорожке, приведя к тому, что в его

голове созревала и созрела идея этого самого прибора.

Не менее любопытным представлялось и то, как назвать прибор,

измеряющий то, что еще не имело названия. Правда, сам Мумо над этим

головы не ломал нисколечко. Его не волновал этот вопрос, над которым

многие последующие умы проведут нескончаемое количество той самой

неназванной матери, которое по истечении вечности называется Время.

 

Ну и что же ему пришло в голову? Да, это интересно, потому как, если

обернуться вокруг себя, то можно наблюдать лишь за тем, как тень,

брошенная самим собой постепенно начинает менять свое положение,

сперва укорачиваясь, затем удлиняясь. Мы следим за неустанным светилом,

за которым следует наша тень, да и всякая тень следует за горячим

дневным божеством. Так, что Мумо воспользовался этим нехитрым

наблюдением?

Нет, мы ошибаемся, когда думаем о нем неверно. Конечно, Мумо видел

тоже, что и мы, но думал он совсем иначе. Ему нравилась вода. Да, самая

обычная вода, которая обладала замечательными свойствами, текучестью,

непрерывностью и желанием падать с круч шумным, веселым потоком. Да,

и еще колесо, которое уже было известно и не только Мумо и его учителю

Ару. Знал об этом цыган Пуриц, а кроме него, все жители славной Кордобы

и Севильи, наверняка, то же. Выходило так, бери и сочиняй. Мумо так и

сделал.

Пока он нарезал зубцы на колесе, заводил в нужное положение всякие там

валики и шпонки, в его уме уже звучала музыка новых названий,

сочетающая в себе мелодии Месопотамии, Среднего моря и местных

наречий, от чего слово Тай, услышанное однажды, напоминало о том, что

есть предел, к которому все стремятся. Предел, Все? Да ничего подобного,

Мумо не думам об этом, хотя из его уст звучало, тай-м, тай, тай-м, или

доносилось откуда-то, хрон-хрон-хрон, это жевала лошадь в стойле, или

хроно, хрум, врумо, врем-я. Так и родилось название хроно, то есть время.

В общем, название родилось как-то так. А вот название самого прибора…С

этим сложнее. Опять же Тай-М. Мумо бурчал себе под нос,

- раз, щас, раз, щас,

- Почему ты экономишь на твердых шипящих, - возмущался Ару, слушая

песни Мумо из соседней комнаты,

- Почему щас, пусть уж будет час, к примеру,

- Час? Мумо откладывал инструмент в сторону, задумывался и снова

повторял,

- Час. Учитель, а почему бы мне не назвать прибор «час»?

- Малыш, а почему в единственном числе? Ты же не думаешь, что этот

экземпляр останется первым и последним. Тогда пусть будет уже – Часы!

На другие языки переведем потом. Здесь, в славной Кордобе одной

транскрипции вполне достаточно…

Старый осёл вошел в комнату, делая небольшой перерыв в собственных

занятиях,

- Х-м, забавные штуки, а с водой интереснее, хоть и более громоздкие

получаются. Ты где такие минералы нашел? Вроде, я рядом был.

Прекрасный голобуй оттенок, первоклассный кварц. Ару взял кусочек,

поднес к горелке,

- Я всегда завидую тебе, когда ты что-то берешь своими пальцами. Черт, ну

вот, опалил копыта, теперь будут думать, что кого-то смолили, хе-хе. А все

же кристалл поменял цвет. Ладно, будет баловаться. Положил на стол

нагретый камень, внимательно рассмотрел часовой механизм,

- Да, такой тонкой работы никто не сможет выполнить ловчее тебя, как

поделил пространство?

- На десять секторов, учитель, по числу пальцев на моих конечностях,

- Разумно, очень разумно…Он еще некоторое время изучал хитрый

механизм с большим количеством зубчатых колес, затем многозначительно

вздохнул и добавил,

- Я вчера встречался с их первосвященником и знаешь что, оказалось, что

они почитают святую дюжину, число двенадцать,

- Почему?

- Хороший вопрос. Он рассказал мне притчу о двенадцати мулах, которые

вывезли некий ковчег с древнейшими письменами в день Катастрофы.

Первосвященник мне называл их имена. Я не запомнил. Да это и не важно.

Знаешь, что, Мумо, ты можешь изготовить еще один прибор, разбив поле

на двенадцать секторов,

- Гм, мне придется все переделать, хотя, - он задумался, что-то записал на

пергаменте, просчитал и успокоившись заявил,

- Хорошо, правда, однако, кое что мне придется заменить.

Двенадцать, так двенадцать…

 

Урок музыки.

 

Если кто-то Вам будет говорить о том, что на свете есть что-то более

важное, чем Вы сами, не верьте. Ничего более важного, чем Вы, для Вас

нет и быть не может. И если найдется что-то, что в минуту смутных

треволнений сможет утешить Вас, дать наслаждение Вашей истрепанной

душе, то будьте уверены, этим нечто будет музыка…

…Музыка… Мумо не знал что это такое, но он бесконечно чувствовал, что

именно музыка всегда звучит в его мозгу, сердце, душе тогда, когда ему

этого хотелось. Подвывая речным струям, ветру, бог знает чему, при этом

делая то, что ему безусловно нравилось, он мурлыкал себе под нос невесть

что, мелодией это назвать было невозможно, но ему, самому, казалось, что

это и есть та самая музыка, о которой он так много слышал, но ничего не

знал. Поэтому предложенный ему курс настоящей, взаправдашней музыки

Мумо казался чем-то замечательным, по-настоящему волшебным. И еще,

ему виделось, что он может предложить музыкантам нечто незнакомое им,

делающую их работу вполне осознанной. Над этим Мумо думал давно, и

ему казалось, что он придумал простую формулу, или скорее, систему

знаков, значков, которой можно описать все звуки, и с их помощью

сочинять новые, прекрасные и нет мелодии. Это было вполне

увлекательно. Однажды, он работал над теорией простых чисел, мудрил,

ничего интересного, путного не получалось, поэтому Мумо скреб по

прутику ножом, изготовленным Ару из настоящего железа. Нож был не

слишком острым, поэтому кора ивового прута, с длинными волокнами,

скорее не резалась, а соскабливалась, что несколько огорчало Мумо. Он

напевал, как обычно что-то, при этом, на самом ему неприятном звуке с

усилием надрезал кору,

- Да, - утвердительно выпалил Мумо, раз ты так звучишь, будешь «да».

Затем он извлек из себя самый высокий звук, какой только мог. Звук был

настолько высок и гадок, что Мумо, нисколько не сомневаясь, отметил его

на ивовом прутике намного выше первого звука. «Си», что означало на

кардобском языке «да»,

- От «да», до «да». Да, от «да» до «да». Именно так. Он попытался пропеть

звуки между двумя отметками. Звуков набралось с десяток, затем он

надрезал кору с обеих сторон и осторожно (благо тело прута под корой

оказалось влажным) стянул получившийся цилиндр с отверстиями на его

поверхности, затем дунул несколько раз, закрывая непослушными

пальцами отверстия попеременно. Звук был сипящий, негромкий. Мумо

подумал, вспомнил, как он свистел, заложив пальцы в рот, и сымитировав

это, засунув в цилиндр кусочек прута, наконец, добился того, чтобы звук

стал выше, чище и громче,

- Вот и славно, только дырочки надо расположить поудобней. Подумаем…

…Первая лекция.

Как славно, сегодняшнее утро выдалось, вернее, удалось. Кидало свои

теплые, золотисто-прозрачные лучи, которые пронизывали пространство

комнаты, запутавшись в летающей пыли, и казалось, свет пробирается

сквозь мутную, теплую пелену.

Мумо открыл глаза, лежал, наслаждаясь видением, и ему самому не

верилось, что все это происходит с ним. Сегодня первое занятие. Прибор,

часы с секундомером стоял на столе, показывая между шестой и седьмой

отметками,

- Еще рано, однако, лежать не хочу…

За дверью слышались шаги,

- Это Ару орудует, - улыбнулся сам себе Мумо,

- Старик всегда вставал рано, затемно,

- А чего тянуть осла за хвост, - повторял он, - тем более, если осел

старый…

…Студент, как это волнительно и приятно. Его окружает шумная толпа

молоденьких ослов и ослиц,

- Какие они милые…

Мумо вглядывается в их мордочки. Конечно, они все разные, но Мумо они

кажутся одинаковыми, одинаково красивыми…

…Студенческая аудитория, какой бы она не была, войдя в нее впервые,

каждый ощущает щемящее чувство повседневного обновления. Если вы не

знаете, что такое ваша первая студенческая аудитория то и говорить не о

чем. А если знаете, ведаете, стало быть, речь и о Вас, бывшие, настоящие

студенты…

…Так вот, аудитория. Сияние, которое исходило из нее, могло показаться

настоящим

волшебством. Отворилась тяжелая, точеная дверь и нежный кремовый

свет вырвался навстречу входившим в него. Как это получалось,

неизвестно. Вернее, понятно и очевидно, однако…Все это могло

происходить от того, что в сводчатом куполе потолка, в самой его

вершине, зияло небо, словно восклицающий звук «О».

- Око, - тихо произнес Мумо,

- Что ты сказал? – послышался приятный голос справа. Мумо повернул

голову на звук…Молоденькая ослица, наверное, ненамного старше Мумо,

смотрела на него не отводя взгляда, улыбалась,

- Ты тоже подумал, что это глаз, глаз того, кто там, - ослица кивнула

головой в сторону неба,

- не так ли?

- Да, наверное, - смутился Мумо…

В аудитории – шумно. Каждый занимал понравившееся место. Аудитория

шла привычным амфитеатром. Вместо скамей, белый тесаный камень, с

углубления для сидения. Немного неудобно, но ничего не поделать. Мумо

приглядел местечко и уже направлялся к нему, чтобы занять, но тут на его

пути оказалась все та же ослица. Она проворно уселась, показывая Мумо

место, справа от нее,

- Это теперь будет твое, хорошо?…

- Как тебя зовут, - спросила она, протягивая тремя пальцами финик,

- Благо дарю, - только и смог ответить Мумо,

- Мумо, - беря угощение,

- Так это ты сын бога? Тогда дари, Мумо. С твоими пятью пальцами ты

можешь нарвать для меня гору фиников, и не только…

- Лилия, меня зовут Лилия, - ослица улыбнулась, и ему показалось, что она

ему нравится…

В аудиторию вошел тот, кого звали преподаватель. Это был грузный, очень

грузный осел. Его сгорбившееся тело словно говорило всем,

- Меня не трогайте, не надо, жизнь и так меня согнула, и не спрашивайте,

что стало причиной этому…просто, жизнь. Однако, взойдя на кафедру, взяв

двупалой рукой стек, преподаватель, совершенно неожиданно,

преобразился. В его старческом облике что-то промелькнуло, и Мумо вдруг

увидел, да, да, именно увидел, что перед ним совершенно молодой осел.

Наверное, так легли тени, голубые, зеленые, розовые…

…А, вот ты какой, розовый юноша, - фальцетом пропел преподаватель.

- милости просим на наш курс. Меня ректор предупредил, что ты будешь

здесь…Наверное, я рад…

В аудитории зашумели,

- Тише, студия, это касается только новенького…

Профессор еще немного прислушивался к гомону, затем неожиданно

громко стукнул копытом по кафедре,

- Я же сказал, тишина…

Мумо, украдкой взглянул на Лилию, она, в свою очередь, посмотрела на

него, улыбнулась,

- Не обращай внимания, он добрый, это он только для вида.