Скажи мне – кто я…

 

Рассказ.

 

1

 

Уже который месяц Николай Викторович Копылов не работал, вышел на заслуженный отдых. Не по своей, надо сказать воле вышел - попросили вежливо. Первое время он еще суетился, рвался на родной завод: "я могу приносить пользу и на общественных началах, не нужны мне ваши деньги". Там его и слушать не стали, благая задумка сошла "на нет".

Последние годы он трудился в конструкторском отделе полиграфического комбината. Как только прозвенел ЕГО звонок, ему тут же дали понять – не держим-с. Он намек понял.

Его практичные знакомые, задолго до своего пенсионного юбилея, устроились на рабочие места. Жизнь показала правильность их выбора, они отходили от дел, лет этак в семьдесят пять.

А он… он был застигнут врасплох этой печальной датой, и недоуменно взирал на свое пенсионное удостоверение, свой "аттестат зрелости".

Шестьдесят! Начинался новый жизненный этап. И уровень. К чему-то следовало привыкнуть, от чего-то отвыкнуть, а привыкать и отвыкать не хотелось. Привычка...

Жена его, Галина Александровна, женщина много моложе его - учительствовала. Для него этот брак был вторым, общих с Галей детей у них не случилось. От первого было двое взрослых сыновей, от которых отпочковались уже свои росточки. Но они далеко...

Скрашивая свое безделье, Копылов ходил по рынкам и супермаркетам. Этот шопинг не был бесполезным, обладая цепкой памятью, он легко запоминал – что, где, почем? Вечером делился своими наблюдениями, и они принимались к сведению.

Очередной его вояж в ЦУМ уже подходил к концу, когда рядом с ним, где-то внизу, громко заплакал ребенок. Пятилетний малыш тянул руки к разноцветным бумажным журавликам, висящим на нитях у потолка.

- Хочу такуюууу, - верещал он. – Такуюууу…

- Павлик, - уговаривала упрямца молодая мама, - тетя это не продаст. – Хочешь чупа - чупс?

- Нееет, нееет… - выходил из себя ребенок. – Ничего не хочу, хочу птичкууу…

- Завтра куплю, только успокойся, - пообещала женщина.

Прием сработал - бунтарь затих.

"Ложь во спасение, - усмехнулся про себя Копылов, и поднял глаза на пляшущие в потоках воздуха разноцветные фигурки из фольги. А ведь не купит... А каковы! Простая вроде игрушка, а тонус поднимает, хочешь не хочешь. Посмотришь, и на душе маленький праздник. Потому как добрые руки делали".

И продолжил свое путешествие. Надолго остановился у книжного развала, где после минутного колебания взял Саймака, и что-то о лечебном голодании.

Его глаза остановились на толстом глянцевом фолианте. Интриговало название - "Оригами. Искусство сложения бумажных фигурок". Тех самых радужных журавликов... Книга была дорогой, но на семейном бюджете покупка не сильно отражалась. Размышлял он всего несколько секунд. "Не корову покупаю", - довольный отошел от книжного великолепия, унося под мышкой подарочное издание. "Счастливы обладающие!"

Дома, его внеплановые покупки восторга не вызвали.

-Который раз, и опять невесть что, - подвела итог его приобретениям жена, даже не взглянув на книги. - Так мы никогда кухню не отремонтируем.

Есть такой тип женщин, жён: если где-то не их мысль и догадка - значит никчемность и напраслина. Издержки учительства… "Все вокруг нуждаются в опеке, и мужья в особенности."

 

2

 

Мир оригинальных бумажных поделок, открыл восторженному Копылову некоторые, доселе неизвестные ему истины. Сложение внешне простой фигурки, оказалось делом хлопотным, он извел стопу бумаги, прежде чем воссоздал по памяти некоторые базовые элементы. Следовало идти от простого к сложному, по пути оттачивая мастерство. К "журавлю" через "птицу", к "птице" - через "квадрат".

Вспоминался классический пример понятий индукции и дедукции, в исполнении небезызвестного картавого революционера с бородкой.

-Товагищи! - вещал гуру. - Да будет вам известно: "каждая селедка – гыба, но не каждая гыба - селедка!".

В приложении к оригами, (и не только к нему) это выглядело так:

– Каждый «журавль» – «птица», но не каждая «птица» – «журавль».

Редкие вечерние посиделки Копылова, позже переросли в жертвенное увлечение. Не проходило и дня, чтобы он не складывал "лилию", "нарцисс", "розу - 8" или "перехватчика - 5", пренебрегая порой ужином.

Весь верх серванта, стоящего в гостиной на видном месте, был завален фигурами. Иногда, из бумажного вороха, на пол или чью-то голову, планировала очередная "птица", "слон", "лягушка", "письмо".

- Седина в бороду, бес в ребро, - ворчала тогда жена, и в ее голосе не было добродушия.

Что бы там ни было, а уничтожать, или выбрасывать фигурки, ей не дозволялось.

"Складень", считал Копылов, овеществленное, отпущенное Богом драгоценное время. Уничтожить фигурку - пустить "враспыл" потраченные на нее минуты. Нет фигуры, нет и доказательств того, что Николай Викторович в эти минуты существовал."

В его увлечении было что-то языческое. И это не удивительно, поскольку оригами придумано в древности жрецами, это их священный ритуал. А он, простой смертный, складывает "цаплю" или "ласточку", и боги не карают его за это.

Свои поделки Николай Викторович дарил знакомым, детям. Протягивая малышу "журавля", играющего на солнце всеми цветами радуги, смотря в круглые от изумления и радости глаза, Копылов испытывал блаженство. Ему тоже дарили бумажные изображения, по его просьбе с автографом и датой. Он не хотел потерять авторства этих миниатюр, уважительно соотнося его со временем.

Так и жил Копылов, со своей маленькой слабостью, слывя чудаковатым и безобидным малым.

Как-то, им домой пришло письмо из Перми, от брата Гали, Артема. В своем обычном стиле, деликатно и обстоятельно, тот рассказывал о семейных делах. Письмо Артем разбавил, как всегда, лестью в его Николая, адрес.

Жена читала его вслух. Письмо как письмо, разве только… Артем посылал Николаю "носорога", извиняясь за качество исполнения. Он не кривил душой: нечеткие сгибы и складки, бросовый материал, новичка видно за версту. Однако "носорог"…

В коллекции Копылова их числилось три, но этот был великолепен. Пусть и сделан из тетрадного листа. Фигурка завораживала, он отвлекся настолько, что забыл про обед. Захотелось повторить бумажный образ из хорошей бумаги, на профессиональном уровне. Следовало разобрать подарок по "косточкам", записывая элементы его сборки в обратном порядке.

Когда Николай развернул последний сгиб, в голове возник знакомый артемовский басок:

…. Неудачник… Галка поторопилась замуж… сластолюбец, дон - жуан… вкус у лоха, не приведи Господи… дорогой зеленый костюм… верхогляд, мнит из себя, а на деле ничтожество… туда же, с суконным рылом… за плечами у бездаря… купленные дипломы… коснись, представления о синусе и косинусе не имеет…

Николай, опустошенный и разбитый, сидел за столом, положив руки на развернутого "носорога". Услышанное своими мыслями быть не могло. Он себя все-таки уважал, и до такой уничижительной критики, не мог додуматься в принципе. Оставался Артем, это был его голос… Неужто "носорог"? Николай заново собрал и разобрал фигуру, вслушиваясь в себя, но тишина была ему ответом.

У него появилась крепнущая догадка: бумажный образ впитывает в себя мысли своего создателя, превращаясь в некую "голубиную почту". Эфемерное облачко человеческих мыслей, когда от фигурки не остается ничего кроме листа, воспаряет ввысь. Коснувшись серого вещества, отображается в нем, оседая в памяти. И уходит, растворяясь в пространстве и времени.

Значит, - насторожился Копылов, - во всех именных изделиях, есть что-то о нем? В соседней комнате два десятка непрочитанных, "адресованных" ему посланий, а он и ухом не ведет?

Пытаясь увериться в своей догадке, он из кучи фигур отобрал две, авторы которых его особенно интересовали. Прочитал и... опешил. Однако…

Оказывается, начальник технического отдела, совсем не его единомышленник, в чем он не раз пытался убедить Копылова. Вынужденный уход последнего с завода, явно не без его, доморощенного иуды, живого участия.

Зам. директора по кадрам. Выяснилось прискорбное обстоятельство: тот, чуть ли не с самого начала их совместной работы, носил "камень за пазухой". Две, три, случайно брошенные фразы, и "заяц -7" раскрыл сокровенную тайну своего хозяина.

В кухню Копылов вернулся потрясенный, что не осталось незамеченным.

- Ты с письма расстроился? – удивилась Галина. – Там как будто ничего такого… Или в другом причина?

- Нет, не с письма. - Что-то съел, - хозяин через силу улыбнулся. Налей что ли.

- И я с тобой, - Галя повеселела.

 

3

 

Больше двух посланий "голубиной почты" за день, Копылов не осиливал, впечатлений ему хватало надолго.

"Вот, что о нем думали... вот, в чем подозревали... вот, на что рассчитывали... И это те, кого он считал своими друзьями."

Вдруг, в его голову пришла блестящая мысль: он уговорит жену сделать ему фигурку, так он узнает кое-что о себе. Галина будет собирать бумажную миниатюру долго, времени для размышлений у нее будет предостаточно.

Дело это оказалось не простое: его жена была мнительной и упрямой, как все учителя, женщиной. Самодостаточная, на первый взгляд, она на самом деле комплексовала, чувствуя отчасти свою "недоработку".

"Плохая хозяйка, холодная и неласковая жена. Не следит за собой, как надо бы следить. Даже простой "дом-3" не может собрать."

Так думал Копылов, от проницательной жены такое не скрыть.

Влиять на Галину можно было лишь через школу, ее собственные амбиции и самолюбие. Для этих целей вполне подходили дети, с их неуемным любопытством и жаждой деятельности. Не было дня, чтобы два-три ребенка, не забегали к Галине Александровне. Делясь с ней своими девичьими секретами, уходя от нее с поручениями…

Школьники с удовольствием включались в сборку бумажных поделок, их трудно было оторвать от стола.

Николай исподволь втягивал и жену в оригами, иногда это ему удавалось, Галина просила показать тот или иной элемент. Случалось, он заставал ее за книгой: она пыталась освоить технологию сборки. В такие минуты его жена терялась, словно уличенная в постыдном занятии.

Как-то вечером, она застенчиво показала Николаю своего "первенца". Он похвалил ее, хотя хвалить было не за что. Так надо. Иногда они сидели за цветными квадратиками всю ночь, соревнуясь в скорости сборки, о качестве речь в такие минуты не шла. А если бы и шла, ученице за учителем не успеть.

- Гала! – Николай улучил момент, когда жена была в хорошем настроении, - почему бы тебе не подарить мне классического журавля? Я буду на седьмом небе от счастья. Он бы много для меня значил. Как жест, символ.

- Не знаю, - пожала та равнодушно плечами, – может быть…

- Сделай! - настаивал Николай. – Из фольги. Цвет сама выбери. У тебя выйдет преотлично, ты уже в этом поднаторела. А?

Через неделю, на столике в спальне, красовался желтый с коричневым "журавль". Рядом с ним записка: "Тебе на память".

"Что ж, радостно потирал руки Николай", - мне так мне. Читать женино послание в бетонном застенке ему не хотелось, он вложил птицу в первый попавшийся под руку журнал, и отправился к пруду. Там, в тиши, среди берез и соловьиных переливов, он разобрал фигурку.

…- Коля, Коля, непутевый ты мой… ни Богу свечка… давно бы ушла, жалко… зовут…. но не могу… люблю? не знаю… не гладко у нас с тобой… может во мне дело? знаю, не сахар… Коля… все заранее известно… предсказуем… пресный… без праздников… да, что Коля… сама не принцесса… меняемся с годами, и он и я… надо приспосабливаться, мириться…

"Журавлик" рассказал все доверенные ему тайны. В задумчивом молчании возвращался Николай с пруда, тот кто недавно спел ему лирическую песню, мирно дремал между страницами.

Жена была дома.

- Где ходил чудик? - Спросила как всегда, в строгом регистре.

- На пруду, - охотно отчитался он. – Нашего с тобой журавля выгуливал, - растянул в улыбке рот до ушей. Хорошо ему там, на природе. И мне тоже…

Рассказывать Галине о тайне бумажных миниатюр, Николай не стал, побаиваясь бытовых осложнений.

4

 

Копылов решил поделиться своим открытием с людьми сведущими, отправил письмо в Ассоциацию оригами в Киото. В своем обстоятельном письме, он описал все, что с ним произошло. Кроме того, размышлял...

Вскоре получил ответ.

"Господин Копылов! – писали сэнсеи.

Благодарны Вам за письмо. Вы правы, там, где имеют дело с сотнями, тысячами фигур, не могли не обнаружить, этого их удивительного свойства. На сегодня мы располагаем более чем тремя сотнями писем, авторы которых, как и Вы, открыли это удивительное явление.

Совершенно верно, фигуры из серии живого мира, передают мысли их создателя, причем адресно: от г-на М г-ну N. Если фигура попадает к г-ну L – ничего не происходит. Информация впитывается во время изготовления оригами, хранится неопределенно долго, используется однократно.

Все это мы знаем, а теперь знаете и Вы. Мы, любители оригами, заключили между собой соглашение; знание тайны фигур, должно остаться Вашей тайной. Пусть это знание приходит к людям как угодно, но естественно, а не путем изустного тиражирования.

Дайте себе такое слово. И последнее: свяжите себя обязательством, не использовать это знание, в коммерческих и неблаговидных целях."

 

5

 

На свою память Копылов не жаловался, он помнил содержание всех "писем". Что касается использования их тайны в неблаговидных целях…

Бывая в городе, он встречал своих бывших сослуживцев. Те, судя по их реакции, встрече были рады, тут же следовали дружеские расспросы, похлопывания по плечу…

Он же, временами был сдержан, и даже холоден к собеседнику. Противная сторона не всегда понимала причину отчуждения, пыталась ее доискаться. Если это принимало навязчивый характер, пенсионер не мог отказать себе в удовольствии проявить поразительную осведомленность.

При встрече с главным маркетологом завода, уже прощаясь, Николай Викторович решил щелкнуть того по носу. Фигурально.

- Зря вы Иннокентий, раздули эту историю с Эльвирой Васильевной. - И вы и я знаем, между мной и ею ничего не было.

- Какая история, о чем вы? - Какое отношение имеет Эльвира ко мне? К вам? – деланно возмутился собеседник.

- Не прикидывайтесь ягненком! - Копылов многозначительно ухмыльнулся. – Все знают, Эльвира Васильевна ваша пассия. Она вам наскучила, но для разрыва был нужен повод. Тот быстро нашелся, вы пустили слух, будто мы с ней любовники.

Так? Я правильно обозначил позиции Иннокентий? – с садистским наслаждением, Копылов наблюдал подавленность волокиты.

- Право не знаю, вы что-то путаете…, - бормотал уличенный, потеряв способность к сопротивлению.

… - и чтобы сохранить свое лицо, вы прикинулись ревнивцем, и устроили истерику. Повод для скандала вы изобретательно нашли, несколько раз в компаниях, мы оставались с Эльвирой Васильевной наедине…

Не надо! - Николай жестом остановил Иннокентия, сделавшего попытку что-то сказать в свое оправдание. - Ни я, ни она к этому не стремились, то было случайное стечение обстоятельств. Бедная обманутая женщина!

Выдержал многозначительную паузу.

- Вот такая Кеша новелла по Сервантесу, в которой вы аморальны, и не помужски трусливы, - Копылов не церемонился. - И все ваши ужимки и прыжки - сплошное лицедейство.

Расставаясь, Николай назидательно погрозил пальцем вконец убитому маркетологу.

- Не шалите. - А случилось, не копайте яму другому.

Потерянный Иннокентий, во время всего разговора так и не сообразил поставить тяжелые пакеты на землю.

В другой раз Копылов вывел коммерческого директора, на "чистую воду", озвучив малоизвестный факт, присвоение им чужого изобретения. Кое-что ему было известно еще в свою конструкторскую бытность, кое-что он узнал от "щенка - 3". Натявкал четвероногий...

Песик был подарен ему на день рождения, Топилин уверял, что старался для именинника отчаянно, складывал "щенка" минут сорок, сверяясь по записям.

В чем-чем, а в этом Николай не сомневался, чего только за это время не передумаешь…

Так и шел Копылов по городу, оставляя позади себя своих изумленных бывших коллег, довольный и успокоенный: правда торжествует, и зло наказано.

Долго это продолжаться не могло. Компромат, набор интриг заводских Д - мэнов, их лицемерие и бесцеремонность, скоро перестали его волновать. Непрочитанных посланий оставалось меньше десятка. Ничего кроме разочарования, перлюстрация чужих мыслей ему не приносила. Сейчас, когда Копылов уже не у дел, все это уже не имело значения. Эти бы знания, да лет пять назад.

Чтобы отдохнуть от негатива, он переключился на свое ближнее окружение.

- Приходи Санек, я тебе калькулятор подарю. - Сам знаешь какой. Станешь уравнения с тремя неизвестными решать, подрастешь, неопределенные интегралы брать.

Дворовый пацан смотрел на него удивленно.

- Калькулятор? Тот самый, двухстрочный?

- Да, Санек, да. - Мать тебе такой не купит, дорого. Твоя "сорока" мне все рассказала.

У мальчишки не было слов, он лишь согласно кивал, ничего не понимая. "Сороку" он собрал как-то на уроке труда, и передал через учителя Николаю Викторовичу, зная, тот большой поклонник таких штучек.

На скамье у подъезда, о чем-то беседовали старушки. Копылов отличал из них Марию Семеновну. Лишь та нашла в себе силы и сообразительность подарить ему "лягушку" собственного изготовления. Та понятное дело, не молчала.

Поздоровался. Приподнятое настроение, бьющее через край беспричинное веселье, толкнули его на невинный розыгрыш.

- Вам, Мария Семеновна интересно, почему у меня воротник все время поднят? - Есть такое?

- Нешто спрашивала? – покосилась та на одну и другую свою подругу.

Те пожали плечами.

- Что-то Коля не припомню такого, - неуверенно подняла женщина глаза на соседа.

- Было, было. - Не хотел я это на люди выносить, на воротнике у меня пятно зеленки. Нечаянно склянку опрокинул. Я поднимаю его, чтоб пятна не заметили. Это моя тайна, секрет. А вы?

- Что я, что я? – всполошилась женщина.

- Обсуждаете со всеми. -То да се, предположения строите. Не хочу я этого, не надо.

- Ты Коля что-то не в ту степь... Часом не пьян? Может и думала когда, - хитрила старая, - но чтоб спрашивать или обсуждать…

- Тогда откуда я знаю? – на полном серьезе напирал шутник.

- Вот-вот откуда? – встревожились соседки.

- Весь двор уже мне косточки перемывает, - гнул свое Николай. – Проходу не дают.

Старушки, без вины виноватые, смиренно затихли.

- Мы что, мы ничего, - то одна то другая ахала, разводя руками, удивленно глядя на него во все глаза.

- И еще, - обернулся у входной двери Копылов. – Люська твоя Семеновна, пусть с этим, как его… Костей построже себя держит. Надо ему условия поставить: не пить не курить. И держать в рамках. Как? Мне ли вас учить, пусть блюдёт себя, не допускает…

И еле сдерживая смех, вошел в подъезд.

 

6

 

Отдельно взятому прохожему, нет дела до того, что думает о нем текущий мимо него людской поток. И дело не в том, что он собой представляет в данный момент: неряшлив, пьян, некрасив, убог.

Человек - это сумма трех ипостасей: мысли, слова и поступка. Мысли могут быть одними, слова - другими, поступки - третьими. Во многих случаях поступок это реализованная мысль. Или… безмыслие. Бывает, что поступок скрывает некую мысль, не всегда благочестивую и добрую. И хорошо бы знать…

Знать чужое мнение о себе - уникальная возможность подстроиться, адаптироваться, мимикрировать. Притвориться порядочным, держа камень за пазухой.

Оригами - хорошо, оригами - прекрасно! Но вот, появляется соблазнительная возможность заглянуть в замочную скважину, увидеть то, что обычно скрыто от любопытствующих глаз.

Тут оригами исчезает. Мгновенно перестают иметь значение таинственные перегибы и складки, несущие до этого радость, улыбки и свет. Незаметно для глаз, фигура превращается в орудие мести, шантажа, способ неправедного обогащения.

Копылов, волевым усилием постарался забыть о тайне, которую несли в себе безобидные, на первый взгляд, бумажные символы. Связал себя обязательством, о котором говорили сэнсэи. И тут же почувствовал облегчение, его перестали одолевать тревожные мысли, пришли в норму систола и диастола. Вот он здоровый образ жизни - ни слова о плохом!

 

7

 

Спустя несколько лет, Копылов стал настоящим профессором по части сложения бумажных квадратов. Он легко, прикрыв глаза, прокручивал в своем воображении сборку фигур, "набил руку" на разработке своих собственных. В его доме, на видном месте, хранилось несколько десятков миниатюр, придуманных им лично. В школе действовал кружок, и вела его, увлеченно и со знанием дела, Галина Александровна.

Копылов продолжал делать и раздавать свои поделки налево и направо. Заготавливая порой по десять пятнадцать интересных композиций, он дарил их первому встречному.

Но однажды, его поднял на ноги неожиданный вечерний звонок в дверь. На лестничной площадке стояла знакомая молодая учительница, соратница Галины, Юлия Андреевна. Растерянная, в тапочках на босу ногу, она жила тремя этажами выше, держала в руках лист бумаги в синюю полоску.

И Копылов вспомнил.

Несколько месяцев назад, на вечеринке, он сложил свою собственную "зебру-3" из этой самой бумаги, и подарил этой учительнице. Молодая незамужняя женщина, была приглашена к Копыловым на какой-то календарный праздник. Тогда, подогретый винными парами, он уединился в спальне, и старательно сложил именного животного.

В приоткрытую дверь хорошо была видна Юля, ее стройная фигура, выгодно подчеркнутая нестареющим "мини".

Как там, у Набокова: "… голова полна разноцветных блошек…". Складывал Копылов одну фигуру, думал о другой.

Юлия смущенно мялась у двери.

- Вот! - развела она руками. – Сломала игрушку.

Подняла небесного цвета глаза на соседа.

- Разобрала, хотела понять, как она сложена. Не справилась, не смогла, забыла. И вообще..., - потупилась стыдливо, - в голову всякое лезет, голоса разные чудятся...

Николай Викторович, неожиданно для себя, залился краской. И юлину полосатую фольгу в руки уже не брал, боялся, та собрала "зебру" под его диктовку. Сложила, и довольная упорхнула.

"Timeo Danaos et dona ferentes!" "Бойся данайцев, и дары приносящих!" Читать чужие "письма" Копылов давно перестал, но свои-то собственные продолжал рассылать…