Ж А Р К И Й А В Г У С Т

 

Повесть.

 

На втором этаже зала ожидания почти пусто и почти прохладно. Возможно, эту иллюзию создают прозрачная стена с видом на лётное поле и белый мрамор пола и колонн.

Снизу доносится шум - обычный вокзальный шум: скрип багажных тележек, голоса, детский плач. Время от времени всё это прерывается мелодичным пиликаньем динамика и следующими за ним объявлениями о прилёте или отлёте, задержке или отмене рейса, потере или находке.

Она стоит, прислонившись спиной к колонне, и рассеянно наблюдает происходящую за двойным стеклом безмолвную размеренную жизнь. Это похоже на мистерию - подчинённую своим строгим законам, совершенно независимым от мира людей - она завораживает, гипнотизирует. И тогда наступает беспамятство, бесчувствие - почти транс: нет ничего вокруг, нет ничего внутри...

 

По полю - от края и до края - разлито тягучее студенистое марево. Оно лениво колышется, мерцая позолоченной поверхностью, и кажется вполне безобидным, пока не пролетит над ним какая-нибудь беспечная серебристая птица с замысловатым опереньем по бокам и хвосту - тогда вверх взметаются жадные жаркие языки, облизывая брюхо и хватая за лапы. Бедняжка, увязнув в огнедышащем киселе, обречённо отползает на край поля и исторгает из себя кучку тараканов, которых тут же поглощает вовремя подползший червяк.

Находятся и смельчаки, рискнувшие вырваться из адского плена. Они мучительно, но настойчиво преодолевают враждебное пространство, разрывают ненавистные путы и взмывают, наконец, ввысь. Победно покачивая крыльями, отряхивая с них остатки клейкого рыжего пламени, свободные и гордые, они стремительно уносятся в спасительную синеву - туда, где рай, где минус пятьдесят пять по Цельсию...

 

Да, подумала она, возвращаясь к действительности, рай – это именно минус пятьдесят пять по Цельсию.

Колонна давно нагрелась под её спиной, но перейти к соседней лень. К тому же, это - ненадолго. А вот белый пол, похожий на закатанный коньками лёд, искушает обещанием настоящей прохлады, зовёт прижаться к нему всем телом...

Словно в ответ на эти её мысли мимо ног проползла широченная швабра с мокрой тряпкой наперевес, толкаемая худенькой старушкой в униформе с надписью АЭРОПОРТ на спине.

Перспектива быть стёртой и выжатой в ведро неожиданно рассмешила.

Чтобы не показаться спятившей, она прижала пальцы к вискам и укрылась за ладонями. И сразу почувствовала, что что-то... что-то не так, что-то происходит... или произошло...

В этот момент над ухом раздались первые ноты марша А-ля-турка и спугнули неопознанное ощущение, неоформившуюся мысль.

Размазанное по залу многократным эхом сообщение сводилось к тому, что рейс номер такой-то ни опаздывать на три обещанных часа, ни просто вылетать в ближайшие сутки не намерен.

В переводе на обстоятельства жизни это означало, что ей, как минимум, ещё трижды предстоит проделать путь с полсотни кэ мэ в жарких объятиях велюрового кресла с задраенными наглухо - не иначе, как в преддверии грядущей зимы - окнами, рядом с какой-нибудь толстой тёткой, которой «дует в голову» из единственного открытого в потолке люка.

Приятная перспектива, нечего сказать.

Глянув на стекло с раздвоенным отражением электронных часов и мысленно перевернув зелёные цифры, она обнаружила, что ровно две минуты назад в сторону её дома отправился очередной экспресс, и что до следующего остаётся всего-то ничего - без малого три четверти часа.

Еще один милый сюрприз...

 

Вот так и постигаешь истину о том, как же широка страна моя родная, на собственной...

Каких-то двести десять минут лёту от пункта А до пункта Б, но при этом в одном из них «прозрачное небо над нами» и «надо мною лишь солнце палящее светит», а в другом - «неблагоприятные метеоусловия». Не исключено даже обледенение взлётной полосы...

И хоть в этом смешного было ещё меньше, ей снова пришлось прикрыться ладонью. И опять смутный призрак каких-то перемен дал знать о себе лёгким адреналиновым ударом.

Вероятно, и беспричинный смех, и непонятные реакции - результат каких-то физико-химических процессов в организме, вызванных небывалой жарой... Это предположение несколько успокоило.

 

Она оторвалась от колонны, развернулась на каблуках и направилась к лестнице.

Сделав несколько шагов и едва не растоптав чьи-то светлые замшевые мокасины, остановилась, подняла голову и оказалась лицом к лицу с высоким худощавым очень загорелым мужчиной.

Он стоял, слегка ссутулившись, одна рука в заднем кармане узких вельветовых джинсов, другая придерживает перекинутый через плечо такой же пиджак.

 

Похоже, он здесь не одну минуту и тоже, небось, насочинял кучу всякой белиберды про огненный кисель и серебряных птиц...

 

- Простите... - Сказала она, и прикусила губу в попытке сохранить на лице подобающее женщине её лет благопристойное выражение.

- Понимаю. - Улыбнулся мужчина. У него был низкий глубокий голос.

- Простите... жара... - Она всё ещё не вполне справилась с собой и потирала пальцем то лоб, то переносицу.

Он улыбнулся одними глазами.

Она продолжала стоять перед незнакомцем, словно прикидывая, с какой стороны его лучше обойти.

- Похоже, мы ждём с Вами один и тот же рейс. - Сказал он.

- И, похоже, не дождёмся.

- Вы очень огорчены?

- Я?.. Да. - Сказала она, прислушалась к себе и, не обнаружив и тени огорчения, засмеялась. - Неужели не заметно?

- Ещё как заметно. - Улыбнулся мужчина. - Вас не утешит стаканчик чего-нибудь холодного?

- Можно попробовать. Только... - Она повернулась и посмотрела на часы. - Не опоздать бы на следующий экспресс.

- Положитесь на меня.

И она, не задумываясь, положилась.

 

...

 

Полный текст публикуется в сборнике Ю.Добровольской «Люби себя, как я тебя», издательство Центрполиграф, Москва.