Из хроники.

 

26 апреля 1986 года.

 

«1:23:04. Система контроля зарегистрировала закрытие стопорных клапанов, подающих пар в турбину.

Обстановка: спокойная, рабочая.

Несколько секунд спустя Саша Акимов приказал тушить реактор.

Спокойно, несколько тревожно.

1:23:40. Зарегистрировано нажатие кнопки АЗ – Аварийной Защиты реактора РБМК-1000.

1:23: 47. Мощный взрыв.

1:23:48,5. Второй, более мощный взрыв.

Обстановка в зале – будничная, деловая».

 

В "деловой и будничной обстановке" реактор РБМК-1000 был взорван нажатием кнопки …аварийной защиты.

 

 

16 августа 2006 года

 

- Гриша, яблони! Посреди леса! Черт возьми, спелые! Щечки пузатые. Крупные, черти.

- А куда они денутся, растут себе и растут. Зеленые?

- Спелые, я же казав…

- Я – про цвет… Отсюда не видать. (Рассмеялся.) Семеринка или голд?

- Да я не спец, вроде белый налив. Классные, огромные, прям в рот просятся.

- Ну, так сорви, винцо красное яблочками загрызем.

- Да ты что! Радиация.

- С кем ты разговариваешь? Достань нож, вырежи сердцевину, с «мясом», не жалей, почисть шкуру. Испытаем на собаках: давай мне, я человек привычный, мы это еще двадцать лет назад, сразу после аварии просчитали на ЭВМ. Экспоненту построили: нет радиации в теле яблока, только в центре и на поверхности. Так что, чисть его. Перекусим и посмотрим, что вокруг. Если яблонь много, и рядами стоят, то мы – в бывшем саду колхозном, а если мало, - дом хозяина должен быть поблизости.

- Какие ряды? не разглядеть: лесом все поросло…. Зеленым, конечно. Под небом украинским, синим-синим.

 

 

Конец мая 2006 года

 

- Дима, привет, как дела?

- Ишь кто звонит! Последний раз трекали, когда Петра выпустили, три года отбарабанил. Лучше скажи, как у тебя?

- Я первым спросил…

- Нормально. (Пауза.) Гриш, можно сказать чего?

- Гони.

- В Припять собираюсь.

- Экстрима захотел или как?

- Разрешения жду. Хочу фотоальбом на своем сайте сделать. Кто его знает, сколько жить доведется…

- Я слышал от Петра.… Говорил, фотографов стали пускать в Припять. И давно. Потому и звоню. Когда проверялся?

- Года три назад, а ты?

- Да так, раз через раз. Если о болячках не думать, дольше проживешь.

-Да…. Не тяни резину, чого решив позвоныты?

- Хочу с тобой. Отказа не принимаю. Здороваться перестану, глаза б мои тебя не видели, жадник.

- Да ладно, перестань, куда я от тебя денусь. (Помолчали.) Книжку написать хочу. С иллюстрациямы. Не смогу без тебя, меня же из зоны почти сразу отправили: сразу нахватался.

- Трудно тебе со мной будет.

-А скажи, Гриша, ты веришь в версию МАГАТЭ?

- Ни одной минуты. Наша она, родная версия, советская. А ты?

- Нет, конечно.

- Ни за что вашу команду посадили. Вы в зале были. Им нужно было прикрыть кого-то. Или крайних искали.

- Ага. А тебе чего туда, что ты там побачишь?

- Когда меня институт Кюри в Париж затащил, Эйфелева башня меньше всего интересовала. Хотел атмосферу почувствовать, ходил целыми днями, палкой стучал по булыжникам, воздух нюхал на сиреневых бульварах, каштаны.…Вот. Хочу почувствовать, как там, что там. Знаю в зоне всё, два раза был, второй раз еле добился. Ты же знаешь, что не за баблом ехал. Люди гибли. Восемьсот тысяч муравьёв саркофаг делали.

- М-да… А пожарных, двадцать шесть хлопцев почем-зря положили. Им приказали водой пожар заливать.

- Вот дураки, испарения же еще больше радиацию подняли… Я – химик военный, мне ли не знать, да кто меня тогда слушал….

- Знаешь, что я откопал? Сейчас прочитаю. Доллежаль наш писал, академик, главный конструктор. Собственноручно…

«…при обогащении урана 2% влияние парового коэффициента регулируется постановкой в каналы специальных поглотителей (ДП), что строго предусматривается в инструкциях. Отступление от них недопустимо, т.к. делает реактор неуправляемым.

Главный конструктор РБМК академик Н.А.Доллежаль».

- Ничего себе! Я так и знал.

- Розумеешь, реактор РБМК-1000 четвертого блока ЧАЭС имени Ленина имел 2% обогащения. ДП в активных зонах никогда не было установлено. По определению Главного конструктора - реактор был заведомо неуправляемым. Указания об этом в инструкциях персоналу отсутствовало. Я точно знаю, все инструкции назубок выучил: дело-то нешуточное! Еще в Новосибирском Академгородке. И появиться им было неоткуда: о них забыли сообщить. Система контроля предусматривала только одну кнопку – Аварийной защиты. Она была нажата в штатных условиях!

- За что же вы все отсидели…

- Да что я там сидив? Зубам спасибо, хи-хи. Они как бы мягкими стали, и все выпали. Сразу выпустили.

- Господи, боже ж мой! Пять минут люди работали и набирали смертельную дозу. Пять минут! Суки! Четыреста Хиросим радио осадков выпало на Зону… Сотни тысяч эвакуированных, тысячи лет земля возрождаться будет. Суки! Деревни вокруг Чернобыля в землю зарывали! Даже в Киеве трижды в день улицы, дома и крыши мыли. Нет, Дима, суки и есть! Ты подумай! Деревни в землю зарывали, деревни целые. Нет им прощения, Дима, суки они законченные. Вот!

- Так что, Гриша, тряхнем стариной? Созрели мы для такого? Съездим на денек-другой в Советский Союз?

- В Припять, что ли?

 

 

Дорогу в Припять, да и в Чернобыль, никто не будет менять, ее просто латают. По сторонам ее – густой лес. На тех местах, где раньше были сады, деревни и поля. Углубимся в лес. Он – труднопроходим. Лесной полумрак, влажно, душно.

Глаза привыкают, и мы видим в чаще очертания полуразвалившихся домов, прогнивших заборов, улиц. На ржавой табличке с большим трудом можно разглядеть буквы: «Улица Курчатова».

 

В двух шагах от взорвавшейся станции находится основанный в 1970-м году советский город Припять.

При въезде в него – КПП, и серп и молот на столбе.

Какой-то дорожный знак с разбитым стеклом и четырьмя патронами, из которых мародеры когда-то выкрутили лампочки.

 

Припять – советский город, и навсегда им останется. В ней – 1986-й год. Герб СССР с полностью слетевшей позолотой, обрывки каких-то транспарантов, грязных, выцветших, никому не нужных.

 

Нет ни казино, ни стеклопакетов, ни реклам, сделанных из LED. Здесь нет и не будет игральных автоматов, киосков с импортными сигаретами и йогуртом, нет элитного жилья, нет олигархов и проституток. Нет Бентли, мерседесов и элитных яхт.

Не пахнет салонами Евросети, не продаются повсеместно мобильные телефоны. Телефонные будки есть пока, но нежные ручки выдрали из них аппараты. Будки насквозь проржавели, стекол нет.

Нет спутникового телевидения и интернета.

Нет киосков с Кока-колой.

Наши стариканы увидели сгнивший киоск, в котором когда-то продавали хлебный квас.

 

Повсюду разруха, мусор, обломки кукол, не Барби.

Ночью негде купить еду: нет супермаркетов. В поросшем густым лесом бывшем парке валяются куски и детали карусели, лодки от качелей. Полностью отсутствует реклама услуг и товаров. Ничего нет. Нет ничего.

 

И нет людей.

 

 

- Постой здесь, я в хату зайду.

- Я с тобой.

- Так, темно тут…

- А мне – что темно, что светло. (Посмеялись.) Слушай, мочой кошачьей пахнет. И плесенью.

- Смотри, смотри, Гриша, кошка с котятами!

- Не тронь ее: она дикая, так цапнет, что раны месяцами не заживут. Как она выживает здесь? Медведи, волки. Кордоны понаставили, да живности они по барабану, с дальних мест пришли, и кабаны, и медведи. Еще когда второй раз здесь пахал, своими глазами видел.

- А чем она детишек кормит? Как людей убрали, крыс и мышей меньше стало. Ага, у нее змейка в зубах! Приспособилась, родная. Блин! У одного котенка три глаза, ужас какой…(Щелчки затвора фотокамеры.)

- Я слышал, что у животных - не как у людей, мутации редки. Черви водяные стали размножаться иначе, рыбы странные появились, у кабанов видели разные разности…

- Так они грибами питаются, а вся гадость радиоактивная в почве…

(Вышли.)

- А запах-то, запах, лесом пахнет, травою, цветами…. И пОтом, от нас, жжет солнышко летнее, палит шкуры наши!

- Держи, ромашка лесная, огромная. Но душистая какая!

- Да, здОрово! И еще рекой пахнет, влагой. Припять…

- Туда не пойдем. Не хочу. Садимся в драндулет, поскачем дальше.

 

 

- Какие ряды? не разглядеть: лесом все поросло…. Зеленым, конечно. Под небом украинским, синим-синим. Я подстилку постелил, садись. (Звук открываемой молнии сумки. Скрип штопора. Пробка вышла. Побулькивание наливаемого вина.) Держи стакан.

 

Первый вынул похожий на финку нож, достал из рюкзака яблоки. Он ошибался. Этот сорт на юге Украины называли Джонатаном. Первый аккуратно срезал кожу, глубоко-глубоко вырезал сердцевину, разрезал каждое яблоко на четыре части, положил их на бумажную тарелку. Взял с нее пару кусков и дал Второму.

- За нас – живых! И за тех, для кого две тысячи рентген в час были нормальным делом. При норме пять, в год. (Выпили, хруст яблок.) Понимаешь, не знаю, смог ли бы я простить тех. За тебя, да и за себя тоже.

- Никогда!

- Не знаю…. Все залечит земля, затянет лесом, водою дождевой обмоет, напоит себя ручьями, мхом зеленым покроет, вьюнком стены сцепит, тучами раны залижет. И будет жизнь продолжаться. Как продолжается она в Хиросиме. И мутации исчезнут. Боялись же, что рак по наследству пойдет. Ан-нет! Не дала матушка-земля людям выродиться. Каждое семя всходы дало, живность – вон – разбегалась, и живет, живет земля наша. Пока – без нас. Разве я не прав? И нет больше тех сук узколобых, смела их земля русская, выдюжила, не испугалась. Вон, яблоня, какие яблочки вкусные родила! Попадают, родимые, с деревьев неухоженных, покатятся по мху. Зеленому! Мурашек и червячков покормят, удобрят земельку. Затянут раны, вылечат ее. И люди перестанут носами шмыгать, как я сейчас. Перестанут. И вернутся.

- Да, согласен, дружище. Розумеешь, смешно, но я стал жизнь ценить. Понял, какая она хрупкая, как ее одним махом, за секундочку уничтожить можно. Ладно, хорош щеки мочить, глаза пожалей…. За нас! И за жизнь! Держи сердцевину яблока. На память…

 

 

Три часа спустя на окраине города-призрака Припяти стояли у дороги два пожилых человека. Один из них прислонился спиной к покосившемуся столбу с насквозь проржавевшей табличкой «Остановка авт….».

 

Подошел пахнущий соляркой и раскалившимся маслом ярко-желтый автобус.

Первый старикашка, деловая колбаса, запрыгнул на ступеньку и крикнул: «Давай сюда!».

Второй – лысый бубен в черных очках – вытащил откуда-то складную алюминиевую палочку. Он встряхнул ее, чтобы раздвинуть, и, постукивая по заросшему жирной, яркой, зеленой травой асфальту, направился в сторону автобуса.

 

Товарищ, стоявший на нижней ступеньке, протянул ему руку.

Аккуратно, нащупав ногою ступеньку, лысый с трудом влез на нее, повернулся к Лесу, затянувшему Город, раскрыл ладонь, бегло взглянул на нее, отшвырнул сердцевину яблока и закричал: «Господи, я ни о чем не жалею!». И шепотом добавил: «И ты прости нас».

 

Скрипнули и захлопнулись двустворчатые двери.

 

Осквернив лес черным выхлопом, автобус откатился от остановки и помчался вдаль, унося друзей навсегда.

 

(2010. Для конкурса ЧХА "Пишущая Украина".)