***

 

Глава 8

 

 

Сентябрь 2001 года. New York

 

– Цель визита, мистер Вогель? – спросил пограничник с лицом балбеса.

– Туризм, – ласково улыбнувшись, ответил Олег Костенко, он же Жорж

Липкин, он же Ганс Вогель.

– Надеюсь, полет был легким. Хорошего вам отдыха, и добро пожаловать в

Нью-Йорк, – привычно и спокойно добавил таможенник, хлопнул штампом в

немецком паспорте Олега и с интересом добавил:

 

– Красивый перстень у вас. Немецкой работы?

 

«Еврейской», – подумал Олег. Этот великолепный перстень сделал для него

за пару месяцев до отъезда из страны знаменитый одесский ювелир Даня

Безруков. Помните, люди, он работал в Рембыттехнике, в мастерской на углу

Комсомольской и Тираспольской. Этот перстень, настоящее произведение

искусства, был сделан из червонного золота, с огромным нестандартной

формы бриллиантом, вставленным в лапки посреди буквы «О»,

выполненной из черного оникса. Даня как-то сцепился с Олегом в

ресторане «Киев», бывшей автобусной станции. Что говорить, все были

выпившими тогда. Олег привычно обругал Даню и тут же получил кулаком

в нос. За что тот и был оштрафован. Никакие связи не помогли: Олег уж

очень высоко летал в то время. Разве что денежный штраф заменили

ювелирной работой, но это было для драчуна еще хуже, так как изделия его

ценились, а здесь – работа художественная, тонкая, и заняла она больше

трех недель.

 

Олег не горел желанием видеть финансовую столицу мира. Он знал Нью-

Йорк наизусть. Держал бизнес в Манхэттене, во Всемирном Торговом

Центре, в Южной башне, на семьдесят девятом этаже. Пол-этажа снимал.

Так, ничего себе бизнес: «USA Investments, Inc.». Прекрасные каталоги,

цветные иллюстрации, отчеты об успехах, расчеты прибыли и выплат

вкладчикам. Прекрасно задуманный и безупречно работающий механизм.

Валентина идеи. А иначе – какой дурак деньги вложит? Берешь деньги у

богатеньких америкашек и вкладываешь их… себе в карман. Так, проценты

выплачиваешь. Конечно, расходы – большие, но не менее двадцати

миллионов в год собираешь чистыми. В Германии все рассчитали. Опять –

Валентина концы.

Однако всему приходит конец, и настала пора сворачивать удочки. Хасанов,

красавчик улыбчивый, в офисе двадцать четыре часа в сутки сидит.

Клиенты его обожают. Олег ему двадцать пять тысяч в неделю отстегивает

за морду красивую, прекрасный английский, изысканные манеры и

ментовский опыт.

 

Этот самый опыт и помог: две недели назад Хасанчик сообщил, что

фэбээровцы заходили, так вроде, поболтать. Олег еще год назад отвалил.

Только жалко было закрывать такое хорошее дело. Оплошал малость.

Теперь уже точно знает, что ФБР ищет хозяина – Жору Липкина из Москвы.

Интерпол, черти, подключили. А Хасанчик, он же гражданин США с 1996

года Абрам Меломуд, чист, как стеклышко. Ни одной бумаги не подписывал.

Так – простой супервайзер: шикарный костюм, «Мерседес» последней

модели, престижные клубы, белоснежная ермолка на мусульманском

кочане. И доля его – тридцать процентов от прибыли – в Бразилии, в банке

хорошем лежит.

 

Олег снял чемодан с конвейера возле стойки

«Люфтганзы». Прилетел он из Франкфурта, куда спокойно доехал на

машине из Австрии. Вот в Австрию попасть было сложнее. Напрямую

вылететь из СНГ он не мог: Интерпол сразу вычислит. Поехал туристом в

Венгрию, Чехию, Словакию. На велике переехал через границу с Австрией.

Там его в нужной точке ждало такси, заказанное по телефону. Просто сел в

него, растирая уставшие мышцы ног, достал из кармана немецкий паспорт.

Всё. Вся любовь. Взял в аренду машину в ближайшей конторе «Еврокара».

Чемодан, одежда, телефоны – дело нехитрое. Вон, разовые сотовые

телефоны на всех углах продают…

 

Олег отстегнул от пояса телефон и набрал номер.

 

– Привет, спишь?

– Уже нет. Как у тебя?

– Нормально. Дело есть, Валентин. Человечек один лишним оказался,

мешает очень. Концы нужны.

– Это тебе-то? Ты в себе? Ты лучше меня людей знаешь, а я – почти

соскочил.

– Не-а. Тут дело тонкое. Мне ваша американская пальба из «Узи» не нужна.

Серьезный специалист требуется: что бы тихо было. Закрываю контору, и

больше сюда ни ногой. Последний раз прошу. Поможешь?

– Я не знаю, Олег, честно: дела делами, а мокрого за мной нет…

– Знаю, потому и звоню. Я слышал, ты успокоился, сын уже взрослый.

Жениться не думаешь? Правда, у вас там, в Сан-Франциско, одни геи...

– Подумываю о женитьбе. Но сложно пока. Может, годика через два-три…

Ладно. Хорош травить. Запоминай. Легкий номер: код Нью-Йорка, две

четверки, две единицы, три семерки. Зорик его зовут. Я поговорю с ним

сейчас. Давай так: устраивайся, у вас сейчас почти десять утра. Встреть его

в четыре, на Брайтоне, возле Оптики, при спуске с сабвея, на правой

стороне… О’кей?

 

...Зорик – очень хороший парень, люди. Невинная

улыбка на детском лице. Лимузины держит. Так, нормально зарабатывает.

Жена, две девочки, еще – Ляля-парикмахерша. Квартирами крутит

немножко, людей знает хороших. Наркотики не уважает: любит, чтобы

голова чистая была. Просто примет иногда бутылочку пивка «Балтика»,

бутербродиком загрызет, «Русскую Рекламу» почитает. Мед не ест –

аллергия. К врачам не ходит без нужды, разве что зубы, или поясница

тянет: из-за работы его сидячей… Хороший семьянин. Отработал, к Ляле

заскочил – и домой, к жене и детям. Один недостаток, люди. Честно скажу.

Когда заработок чует, руки потеют. Аж липкими становятся. Поэтому в

кармане пиджака фирменного всегда салфетки носит.

 

Как Валентин позвонил, достал наш Зорик салфетку из кармана, вытер

руки, вызвал помощника своего верного, отдал заказы. Тот его на Брайтон

и подбросил. Потер Зорик правую руку об штаны сзади, протянул Олегу:

«Привет, говорите, что надо»…

 

– Есть человек. Очень умелый. Большой специалист. Хорошую школу

прошел. Вы не спешите, всё сам расскажу. Из Флориды он. Три друга их.

Серьёзные парни. Саид, Ахмед и Зиад Замир АлДжаррах. Первый – в

Дайтона-бич живет, второй – в Делрей-бич. Зиад – из Голливуда, штат

Флорида, летчик-любитель. Вместе их никогда не видели. Один раз только –

в Делрей-бич снимали юнит 1504 в «Delray Racquet Club».

– Когда?

– Пятнадцатого июня.

– Как знаешь?

– Обижаете… Зиад будет в Нью-Йорке только одну ночь. Заночует в мотеле

на Белт-Парквэй. Десятого числа. Следующим утром они все летят в Сан-

Франциско. Дело у них там. На Восточное побережье никогда не вернутся.

Итак, пять часов, сорок пять минут утра – самое подходящее время.

Обеспечите клиента так рано?

– Когда рейс?

– United Airline, рейс 93. Восемь утра, из Нью-Арка.

– Это хорошо. Времени в обрез. До аэропорта минут тридцать ехать. Я

надеюсь, всем понятно, что работать тихо. Нож или бритва. Ни одного

выстрела. Сколько?

– Немного сложно. Пять тысяч евро передать немедленно людям в Гамбурге,

если не можете, то шесть тысяч долларов – в Грозном. Тут адреса на листке.

Остальные семь тысяч – мне, завтра. Еще четыре тысячи – дополнительные

расходы, – добавил наш Зорик, видя, что Олег глазом не моргнул. И он

вытер руки о брюки.

– Хорошо. Работа стоит этих денег…

 

Вы бывали в Нью-Йорке, люди? Чудесный город. Особенно – Манхеттен, с

его роскошными магазинами, огромными телевизионными экранами,

зависшими над Бродвеем, прекрасными театрами, неоновыми рекламами,

десятками тысяч прохожих на улицах, сплошной стеной такси. А

небоскребы! Повсеместно – небоскребы. Говорят, в Чикаго или Сингапуре

есть пара зданий повыше, но я не верю. Не может этого быть! Особенно

восхищают два центральных здания Всемирного Торгового Центра. Они

прекрасны своей скромной величественной простотой. Их называют

«Близнецы». Ходят слухи, что там в каждом – по сто десять этажей. Редкая

шляпа не слетит с головы глядящего вверх зеваки.

 

А какие рестораны в Манхэттене! Даже если вы не любите

американскую кухню, то уж перед ценами в этих ресторанах устоять не

сможете, и вам непременно захочется попробовать этот безвкусный

гамбургер с жареной картошкой, наструганной где-то в Мексике год назад.

А подадут вам его на огромной тарелке, красивой, как славянский шкаф.

Верхняя половина булочки будет лежать рядом, тут же – листик салата,

выращенного на чистых химикатах где-то в Чили, погубившего нашего

Володю Тейтельбойма руками хунтовщика Пиночета. Этот листик будет

сиять своей чистотой, ни точки гнили. Нет таких насекомых и даже

бактерий во всем цивилизован ном мире, которые способны устоять перед

американской химией. Нет. Один Человек! И это звучит гордо, как заметил

пролетарский писатель.

Только обязательно, не забудьте, пожалуйста, люди, перед тем как

надкусить любую еду, выпить грамм пятьдесят, а еще лучше – сто водки

или коньяка. Чисто профилактически, для обеззараживания тех же

химикатов. Дезактивации, как говорят ученые соседи. Потому и выживают

наши эмигранты в Нью-Йорке. Водка! Так, обещаете? Поехали дальше.

 

Другое дело – Бруклин. Там в ресторанах очень вкусно

готовят. Конечно, это не московские или питерские рестораны, и даже не

одесские. Наверное, и урюпинские – лучше, но что поделаешь, если нет,

нет в Америке вкусного свежего мяса, сладких помидор, нежно хрустящих и

пахнущих весной зеленых огурчиков. Вся еда заведомо убита химией.

Червячки кончают жизнь самоубийством еще до того, как их бригада

начнет восхождение на ближайшую яблоню. Ужасно, и мне их искренне

жаль. Уж лучше посоветовать им подобраться к мусорным бакам, но только

осторожно, чтобы многочисленные крысы не растоптали ненароком, и там,

сдерживая дыхание, лезть, и лезть, и лезть вверх по скользкой пластмассе,

чтобы поесть чуть-чуть отходов, а не свежих яблок и овощей.

 

Когда Сережа с Верочкой и Вадимом были

последний раз в Италии, в августе 2002 года, то в Венеции, в витрине

мясной лавки, они увидели кусок парной свинины. Он – дышал! И можно

только позавидовать жителям тех стран, где по старинке едят свежие, а не

замороженные продукты, пьют на твоих глазах выжатые соки,

наслаждаются мороженым, которое не содержит подозрительного вкуса

кукурузный сироп и какой-то там еще «корн страч» (только космические

пришельцы знают, что это).

Или, например, пьют настоящее грузинское вино, а не переваренную

специально для жителей Нью-Йорка красную бурду. И запивают бифштекс

из свежайшего базарного мяса настоящим (послушайте: звучит как

музыка!) БОРЖОМИ, а не сделанным из воды и соды неизвестной

национальности боржомом. Но что же делать? Мы жили раньше в лучшем

из миров, а теперь – в лучшей стране мира. И вам остается просто поверить

мне на слово, люди, что в Бруклине, в русских ресторанах, еда все-таки

вкуснее, чем в других местах. Всё. Извините, что отвлекся.

 

Так вот, на углу Брайтон-бич и 3-й Брайтон-стрит находится

маленький ресторан «Вареничная», где можно в любое время поесть

вкусные, м-да, вареники, пельмешки, а утром – сырники с примесью

творога, блины с икрой. А по диагонали, напротив - на 3й стрит, стоит

цветочный магазин, где хозяйка – Катя. Вот к нему утром в пять часов

сорок минут подъедет на простой неприметной старенькой «Хонде»

симпатичный молодой человек по имени Зиад Замир Ал-Джаррах, пилот-

любитель. Когда он повернет с Брайтона направо, от магазина отъедет

машина, освободив ему место. Знаете, парковка – это сущее наказание в

Нью-Йорке! В счетчик заранее будет опущена монетка на тридцать минут

парковки – двадцать пять центов. А машину Зиаду подгонят к мотелю еще с

вечера. Номерные знаки – настоящие. Машина – с чистым прошлым. Ее

угонят прямо из гаража на 15734 Авеню Ю. «Чистая» машина. Хозяин

вернется из отпуска через неделю, считая, что только чудо помогло ему так

дешево купить отпуск в Канаду для себя и любимой девушки, куда они

уедут сегодня – девятого сентября.

 

После окончания работы Зиад сядет в машину, спокойно поедет прямо,

свернет налево на Нептун Авеню, затем – направо на Оушен Парквэй,

через три светофора – налево на Белт-Парквэй, уйдет на третьем экзите на

Верразано Бридж и выйдет на трассу. Он не остановится ни на одном

турникете для оплаты проезда: внутри машины на лобовом стекле на

присосках установлен датчик, называется «EZ-Pass», для быстрого проезда.

Так Зиада никто и не увидит.

 

– Ты пойми, солнышко, я вынужден ехать. Шесть лет прошло, а мы даже

половины долга не отдали, – уговаривал Сергей Верочку. – Куплю одеколон

«Картье», сюрприз Боре сделаю, поздравлю с днем рождения, поболтаю с

ним, к Нюмке подскочу. Мы ему вообще ни копейки не отдали. И скучаю я

за ним очень. Вернусь в тот же день, ближе к ночи.

– А что с бизнесом будет? Если срочные заказы принесут? Я ведь ничего не

умею делать.

– Так и не нужно ничего. Срочные заказы не бери, скажешь, процессор в

ремонте. («Могла бы и научиться за семь лет. Вон, везде в таких местах

подростки работают. Совсем несложные процессоры», – подумал Сергей, но

вслух ничего не сказал). А я рано утром, часов в пять, выеду.

– А не устанешь, возраст же?..

– Что, хоть раз давал тебе повод жаловаться? Ты выкупайся и жди. Еще ни

разу за четырнадцать лет не подвел тебя…

 

На столе у Абрама Меломуда зазвонил телефон прямой

связи с охраной.

 

– Извините за беспокойство. Это Норман. Пакет на ваше имя.

– Спасибо. Сейчас спущусь, – привычно ответил Хасанов-Меломуд,

посмотрел в зеркало, остался собой доволен, улыбнулся, чуть поправил

ермолку.

 

Он вышел в приемную, поздоровался с только что вошедшей секретаршей,

мельком взглянул на часы на стене, показывающие время на разных

биржах мира («Сегодня вовремя пришла!»), вышел в холл, сел в скоростной

лифт и понесся вниз. Подошел к охранникам. Там возле вертушки

пропускника, чуть в стороне от рентгена, стоял рассыльный и весело болтал

на смеси китайского и нью-йоркского языков. Хасанов поздоровался,

расписался в ведомости, взял маленькую коробочку, пронёс через рентген.

Он распечатал её в лифте. Там был сотовый телефон и бумажка с

надписью: «12:00».

 

В одиннадцать утра Абрам Меломуд перенес две встречи на

четыре часа, позвонил – заказать столик в ресторане гостиницы «New York

Marriott World Trade Center», медленно выпил принесенную секретарем

чашечку кофе по-турецки. Чувствуя неладное, собрал кое-какие бумаги,

вынул из компьютера CD с программой, еще раз проверил файлы, стер кое-

что (поздно!) и вышел, ласково улыбнувшись секретарше: «Я на ленче».

 

До гостиницы всего метров сто. Слежки не было. (Была, Хасанов, была.

Возьми глаза в руки! Что-то ты нюх потерял в своем Нью-Йорке).

Администратор проводил его к столику. Хасанов заказал блины с черной

икрой, кошерные сосиски с овощами, чай и баклаву, мельком взглянул на

«Ролекс» и вынул телефон. Тут же задребезжал звонок.

 

– Я, – сказал Хасанов.

– А это я. Привет. Значит, так. Завтра утром, в пять сорок пять, подъедешь

к «Вареничной» на Брайтоне, угол Третьей. К тебе подойдет чувак, нас не

знает, по-английски еле трекает, – конверт принесет. Там – билет на шесть

часов в Гамбург, штука денег, инструкция. Ему уплачено, но кинь

парнишке десятку лишнюю – за время раннее. Сейчас в офис не

возвращайся, личные дела сворачивай. «Мерсер» оставишь под домом

своим, на Ориентал бульваре. Такси возьмешь. Встретимся в Риме

пятнадцатого. Все подробности – в конверте. У меня все. Целую. Смотри в

оба.

 

– Чай холодный, и это не «Эрл Грэй», а «Инглиш Брекфест». Что с вами

сегодня? – отчитал он официанта.

 

Хасанов крутил в руке пакетик с сахаром. Он и так – «смотрит в оба».

Предчувствие нехорошее. ФБР – не Олег: мертвой хваткой вгрызается. Не

откупишься. Давно готов ко всему. Деньги свои из Нью-Йорка уже перевел

в Италию, в банк «Национале дел Лаворно». И еще кое-что провернул. Счет

свой в Рио давно закрыл, а денежка исчезла: купил в Австралии две

ювелирки и бензоколонку «Шелл» на хорошем перекрестке, в пригороде

Мельбурна. «Олег – болван, культура – ноль без палочки. Типичный

«новый русский». Ума нет – считай, калека. Вот смог бы он роль Абрама

Меломуда годами играть? Фигу с маслом. Жорж Липкин, еврей курносый.

Ха! Его рано или поздно повяжут. А меня – нет! (Да, тебя не повяжут. Могу

поспорить). – Пакетик сахара лопнул в его руке. – Нет, из Гамбурга – прямо

в Австралию»…

 

Он рассчитался, положил пятнадцать процентов чаевых,

стряхнул точки сахара с пиджака, выбросил телефон в урну возле лифта,

вышел на улицу, улыбнулся жаркому солнышку, снял с головы ермолку,

аккуратно сложил ее вчетверо. И твердой походкой уверенного в своих

силах пятидесятичетырехлетнего человека направился к гаражу WTC –

Всемирного Торгового Центра.

 

11 сентября 2001 года, 5:40 – 5:45 утра

 

…Сергей открыл гараж, выгнал свою «Нисан-Максиму», опустил дверь,

повернул защелку, сел за руль стоящей на проезде Вадюнькиной «Мазды»,

перегнал ее на свободное место, подошел к «Ниссан», поднял голову,

махнул рукой Верочке, стоящей у окна, сел в машину и повернул ключ

зажигания. Через пять минут он уже мчался по трассе Интерстейт-95, на

север, в Нью-Йорк.

 

Хасанов медленно ехал по Брайтон-бич от Вест Энд Авеню, доехал до

Оушэн Парквэй, развернулся, пропустив рейсовый автобус, подъехал к

«Вареничной» на углу. Ничего подозрительного. Достал шестизарядный

«кольт», проверил барабан, спустил с предохранителя и положил оружие

на колени. Прогрохотал поезд сабвея, что над Брайтоном. Хасанов включил

кондиционер и нажал кнопки подъема стекол, оставив левое приоткрытым.

Через дорогу шел какой-то молодой парень, коротко постриженный, в

клетчатой котоновой рубашке, черноглазый, с широкими, почти

сросшимися бровями. «На моих бакинцев похож», – подумал Хасанов.

 

– Доброе утро, мистер, – сказал тот на плохом английском и застенчиво

улыбнулся. – Я имею пакет для вас.

– Стой там, где стоишь. Открой пакет.

 

Парень надорвал пакет, вынул знакомую на вид обложку с фирменным

знаком «Люфтганзы».

 

- О, – добавил он, – деньги внутри, – и, получив знак подойти поближе,

сделал шаг вперед, увидел пистолет, отскочил назад и громко сказал:

 

– Мне не нравится это. Я – не килерь какой-то. За двадцать долларов

пистолет в лицо получить, да? Я отдам это назад. Мне не нравится это, – и

он повернулся, чтобы уходить.

– Ладно, перестань, давай пакет.

– Выйди из машины, мистер, и возьми, – ответил «бакинец» и улыбнулся.

 

Хасанов ухмыльнулся в ответ, открыл дверь, отложив «кольт» в сторону,

двумя пальцами правой руки влез в нагрудный карман, чтобы достать

подготовленные чаевые – двадцать долларов.

В эту секунду парень, держа в левой руке пакет, сделал шаг вперед, а

правой – загнал финку в грудь Хасанову, по самую рукоять, и

тренированной рукой дважды провернул ее. Тот вскрикнул, но никто его не

услышал.

Вы же знаете, люди, в 5:45 как раз одновременно проходят два гремящих

металлом поезда сабвея – наверху, над головами русской эмиграции, над

поганой клоакой, обозначенной на картах мира как Брайтон-бич.

 

Парень чуть подтолкнул тело внутрь машины, тихо прихлопнул дверь и

четко сказал на своем странном языке: «Нет бога, кроме Аллаха» – и

спокойно ушел.

А Хасанов остался сидеть в своем «Мерседесе» последней модели, с

торчащей из груди рукоятью боевой финки, с широко открытыми

«смотрящими в оба» глазами и невинной улыбкой на детском лице.

 

И в эту секунду, люди, хотите верьте, хотите нет, подо шел Хасанов ко мне,

стал за моей спиной. Дышит в затылок и смотрит, как я пишу эту ужасную

повесть.

 

– Уйди, – говорю я ему, – мне и так тошно!

 

Глава 9

 

5:45 – 6:03

 

– Уйди, – говорю я ему, – мне и так тошно.

– Не могу, дорогой, – ответил убитый, – пойми, я знать хочу, кто человечка

послал.

– Зачем это тебе? Ты никогда не убивал. Вас на том свете в разные места

определят.

– Так интересно же. Ну, будь другом, покрути листочки. Как узнаю, сразу

уйду.

– Нет смысла. Не в тебе здесь дело, а в Сереже. С самого начала читать

нужно.

– Так я быстро, не задержу. Покрути, покрути листочки. А Сережу я знаю?

– Знаешь. Забыл, наверное, но встречал ты его, Хасанов, два раза. Королев

фамилия, фотограф бывший. Восемь тысяч, помнишь?

– Вспомнил. Хороший парень. Но почему – восемь? Только две тысячи.

Дело-то мелкое, да и не было за ним ничего.

– А вот скажи, Хасанов, – я разозлился, – многого я в этой жизни не

понимаю. Ну, делал ты эти деньги, навалом денег. Нужны они тебе сейчас?

Нет, ты послушай. Вот Верочка и Сережа – с первых дней в Америке

маются, она всего пару месяцев работала, когда на жратву денег не было,

бутерброды в «Макдональде» только для сына и бабушки покупали, а те

тогда всего тридцать центов стоили, несколько лет один Вадюнька мясо ел,

а они – лапы куриные по тридцать три цента за полкило. Я к чему веду, –

Верочка не работала, а все покупала на кредитные карты: и кремы свои, и

мебель хорошую, не дешевую, и посуду изысканную. Не у каждого

американца такая есть, потому что по средствам жить привыкли. А

последние годы, уже после смерти твоей, только в «Маркосе» и «Саксе»

одевается, – всё на карточки! А что будет с их посудой, мебелью и прочей

дрянью, если мир рухнет, или семья, например? Я знаю, чем это всё

кончится. А они – нет.

– А почему твой Сережа не сказал ей: «Женщина, иди работать»?

– Не мое дело, а тем более не твое! А ты? Для чего деньги шальные

молотил? Для чего, а? Упс! Нож в грудь – и не нужно ничего! Ты знаешь,

что такое любовь? Ты хоть имел семью, жену, детей? Мне с тобой говорить

не о чем. Ты – нищий человек. И убил тебя Олег Костенко. Доволен? Вон!

– Что с Олегом будет? Накажет его бог?

– А ты что, в бога веришь? В какого, можно спросить? Ничего тебе не

скажу. Лишь одно: все предрешено, Аннушка уже разлила подсолнечное

масло.

– Какая Аннушка? У Булгакова, что ли? Мне эта книга никогда не

нравилась. Ну что в ней есть?

– В ней есть всё. И ты, и я, и Сергей, друг мой сердешный, и не успевший

три раза прокричать петух. А, не поймешь ты этого. Ладно, так и быть,

скажу, что с Олегом будет. Только я не хочу, чтобы люди узнали об этом

раньше времени.

 

И я взял самый ненужный, весь исчерканный лист черновика, перевернул

его, выбрал самый короткий, затупленный карандаш и написал Хасанову

всего несколько коротких слов.

 

– Когда? – спросил тот, чуть не подавившись.

– Ровно через три часа, в 9:03.

– Как ты знаешь?

– Все то же масло: в Бостоне уже началась регистрация пассажиров на

рейсы 11 и 175. И это – всё для тебя. А теперь вон отсюда.

 

Хасанов посмотрел на меня и исчез, не улыбнувшись. Как и не жил

никогда.

 

5:39 – 6:25

 

Мохаммед Ата подошел к стойке «United Airlines» в го роде Портланд, штат

Мейн, молча протянул водительские права и билет. Пока служащая

игралась

с компьютером, оглянулся и узнал стоящего в очереди Абдулазиза. Всё в

полном порядке. Он забрал со стойки документы и посадочный талон и

пошел к пропускнику. Самолет на Бостон вылетел в 6:01.

 

*

 

Марван сидел на скамейке в отведенном для курения месте

четырехэтажного гаража в Логан-аэропорту в Бостоне. Он снял очки,

подышал на стекла и протер их краешком рубашки. Аккуратно пригладил

бородку, помолился. Потом достал из яркой коробочки от конфет последнюю

сигарету с марихуаной, прикурил, затянулся, подсосал воздух через

стиснутые зубы, улыбнулся чему-то своему, задержал благословенный дым

в легких и выпустил остаток в сторону сидящего рядом и курящего

«Марлборо» полицейского.

 

– Хорошие сигареты, – заметил тот и улыбнулся глуповатой улыбкой: –

«Данхилл»?..

 

*

 

…Сережа взглянул на спидометр: семьдесят пять миль в

час. Он прикоснулся к педали тормоза, но было поздно: в зеркале заднего

обзора уже мелькали цветные огни вер тушки полицейского «Форда».

«Господи, ко всем делам, только этого не хватало!». Он принял вправо и

остановился. Опустил боковое стекло, достал права и регистрационную

карточку. Подошедший офицер, симпатичный белый американец,

поздоровался, внимательно осмотрел машину, взял бумаги и вернулся в

свой

«Форд». Через пять минут он опять подошел и укоризненно покачал

головой:

 

– Вы превысили предел скорости на девятнадцать миль в час. Я должен

вручить вам штраф. Распишитесь внизу. Вы имеете право обжаловать мое

решение в суде. Номер телефона – на обратной стороне, – он пригладил

двумя пальцами свои пышные усы. – Хорошего вам дня, – и добавил: –

Прекрасная машина у вас, новенькая. И вы – солидный человек, а гоните,

как подросток, навстречу смерти. Будьте осторожны.

 

И только когда полицейский отъехал, Сергей понял, что тот забыл отдать

регистрационную карточку. «Ничего страшного, – подумал он, – в

квитанции есть фамилия и линейный номер офицера». Однако настроение

окончательно испортилось. И этот звон в ушах…

 

6:26 – 7:14

 

«Какая-то идиотская ситуация. Совершенно безвыходное положение. И я

совершенно не могу обсудить это с Верочкой. Ну как можно сказать ей,

чтобы шла работать, после того, как обещал еще в Союзе, что – не будет

работать? Допустим, до позапрошлого года, пока бизнес рос с каждым

годом… Но как только мы выплатили все оборудование и займы, экономика

накрылась, и камеры цифровые появились… Я могу заработать свои пару

тысяч на стороне, но не могу оставить ее в лаборатории ни на минуту:

ничего не умеет делать и не хочет учиться. Даже обычный чек не умеет

выписать. Только упрекает, зачем я открыл этот бизнес. А что я мог

сделать?..»

 

***

 

А что он мог сделать, люди? Да, я буду защищать его. Всегда. Поставьте

себя на его место. Вы приезжаете в чужую страну, не знаете ни одного

английского слова, не знаете, где искать работу, и какую. В кармане у вас –

сто пятьдесят долларов, на четверых. Пособие платят только три месяца.

Информацию о программах помощи эмигрантам от вас скрывают. И вы

идете работать на любую работу, ночами учите английский, ездите на

интервью в разные организации в радиусе пятидесяти километров. Слышат

ваш английский – и никуда не берут. Ну, как объяснить будущему хозяину,

что вы уже давно забыли то, что он узнает только к концу своей жизни? И

когда тот спрашивает, сколько вы хотите в час, честно отвечаете:

«Пятнадцать долларов». Это – тот минимум, который обеспечивает

скромные расходы семьи. Не больше. А тот хочет платить восемь, ну девять

в час. И вы начинаете присматриваться, как этот бизнес работает,

выписываете профессиональные журналы, и очень быстро понимаете, что

ничего страшного, не боги обжигают, вполне можно открыть нечто

подобное. Находите источники финансирования, делаете не очень сложные

расчеты. Да, должен такой бизнес давать минимум в три, четыре раза

больше, чем вы сейчас имеете, и игра стоит свеч. И начинаете искать

главное – стартовый капитал. А ваши бывшие ученики, сотрудники, друзья

– все отказываются одолжить вам эти проклятые деньги. А ведь многие

обязаны вам знаниями, профессией, теплыми местами… Эх!

Гриша давно уже в Бостоне. Думаете, помог? Дудки. Ленька, помните: «…

Не забуду хорошего. Деньги там, или чё...»? Помог? Ну, с ним-то всё

понятно: трудно им было очень, как никому, двое детей… А другие… Ноль. Я

– тоже. Пустым уехал. Психанул на все, как и Сережка. Всего десятка у

меня была, так дал ему половину, а что делать? И знаете, люди, кто помог?

Правильно: Нюмка. Тридцать тысяч дал – все, что мог. И Боря. Вы его,

люди, не знаете. Родственник он, очень дальний. Почти не знали друг

друга. Так, в детстве только. Мы все оттуда родом. Только улетели эти

деньги быстро.

Бизнес-то в четыре раза больше денег давал, а расходы еще больше

выросли, и жили ребята мои уже на другом уровне: квартиры другие,

мебель, машины, и Вадик – уже взрослый. А, что говорить! Не умеют они

жить по средствам. Мы всегда Сережку «пижоном» дразнили. А Верочка...

Не мое это дело, чужая семья. Зато жили они тихо, никогда не ссорились,

двадцать четыре часа в сутки вместе были. Вадюньку она растила... Боялась

она, если честно, Америки, боится этого бизнеса, боится одна остаться, если

что. Особенно – после свастик и пистолета в лицо. Напомните мне, люди, я

обязательно расскажу вам позже. Сейчас не могу: кое-что важное

случилось.

 

***

 

7:15 – 7:59

 

Борис Карнаух служил менеджером отдела бухгалтерского учета в той самой

фирме, которую даже мэр Нью-Йорка Джулиани не раз ставил в пример как

отличное предприятие Всемирного Торгового Центра. Да вы знаете: на

девяносто шестом этаже Северной башни, весь этаж снимают, так и

погибнут все – сто сорок три сотрудника. Из ста сорока четырех.

Вот Борис Карнаух принял душ, побрился, замазал соляной палочкой

выступившую капельку крови на подбородке, смазал лицо кремом «Zirh»,

тщательно потер под мышками палочкой фирменного дезодоранта и

причесался. Он надел белоснежную рубашку «Версаче», модный льняной

костюм фирмы «Белуни», галстук по сезону, пояс и туфли – в тон:

коричневые, с чуть красноватым отливом. Застегнул крокодиловый ремешок

часов. Посмотрел на себя в зеркало, чуть подправил прическу: всё в ажуре.

Борис подошел к стойке бара, на которой лежали ключи, кошелек и такой

небольшой, примерно три пальца в диаметре, талисман, через дырочку в

котором была продета тоненькая простая веревочка. Он купил этот

талисман на сеансе Верховного шамана Сибири Оюн-Батыра, приезжавшего

в Бруклин в мае. Талисман был сделан из обожженной глины, какие-то

узоры… Борис взял его в руки и поразился: твердый, как камень, диск,

толщиной в восемь миллиметров, скрутился в трубочку. Карнаухов

задумался на минутку, подошел к телефону, набрал номер: «Привет, Мэри?

Я что-то плохо чувствую себя сегодня. Простуда, наверное. Если будут

вопросы, звони в любое время». Он снял пиджак, зашел в комнату-шкаф,

повесил его там, вернулся в гостиную, сел в кресло и включил телевизор.

 

Никто из сотрудников больше никогда ему не позвонит. Да и все телефоны

в Нью-Йорке перестанут работать ровно через два часа – в 9:15.

 

*

 

Мохаммед Ата, пройдя через переход, вошел в само лет компании «American

Airlines», рейс 11, Бостон – Лос-Анджелес. Это был «Боинг 767»,

вмещающий двести пассажиров. Самолет был полупустым: вторник.

Одиннадцать членов экипажа принимали на борт всего 81 пассажира,

пятеро из которых вообще не были людьми. Самолет получил разрешение

на взлёт в 7:59.

 

*

 

Марван Ал Шеххи сидел в третьем ряду салона первого класса. Стюардесса

поднесла пластмассовый фужер с шампанским. Он сделал глоток

неприятного напитка, осмотрелся. На передних местах пока никого не

было.

А сзади сидела четверка его соратников и еще пятьдесят три

приговоренных к нечеловеческой смерти пассажира. Марван (мне

противно,

люди, даже произносить их имена) аккуратно нащупал в кармане нож для

вскрытия картонных коробок. «Прав Ата, голыми руками возьмем

неверных». Он достал из кармана сидения впереди инструкцию эвакуации

пассажиров из «Боинга 757», бегло взглянул на яркие цветные картинки и

расхохотался.

«Я рад, что у вас хорошее настроение, сэр», – сказал пробегавший мимо

стюард, один из восьми уже обреченных членов экипажа.

 

***

 

А сейчас, люди, когда у нас появилось несколько свободных минут,

разрешите поведать вам одну интереснейшую историю, я обещал.

Уверен, вы помните, где проходила граница, когда была война между

Севером и Югом. Правильно, через Виржинию, примерно на уровне

теперешней столицы – Вашингтона, то есть всего в 30 – 35 милях от

Сережиного дома. Вы представляете, как там и по сегодняшний день любят

негров, и вообще – иностранцев. За месяц до открытия бизнеса, в июле

1994 года, Сергей получил платный совет у известного автора журнальных

статей и консультанта в области фотографического бизнеса. Среди мелких

и часто глупых советов, господин Джеймс Пински сказал кое-что дельное:

«Учтите, у вас очень плохой английский, извините, и ярко выраженный

иностранный акцент. Как к этому отнесутся ваши клиенты? Граница между

Севером и Югом очень близка от вас». Он был прав. Более того – уверен,

люди, вы не знаете – штаб-квартира Ку-клукс-клана расположена очень

близко – в столице штата Мэриленд, городе Анаполисе, в тех же тридцати

милях, только на восток. И что объединяет родных американских

террористов, взорвавших правительственное здание в Оклахома-Сити, с

теми, кто сжигает церкви чернокожих верующих, синагоги - с людьми бен

Ладена? Ненависть к иностранцам, неграм, евреям, – «неверным», если

хотите.

 

Какое это всё имеет отношение к нашим героям – моему хорошему другу

Сергею Королеву, Верочке Королевой и Вадиму Королеву (они приняли одну

фамилию сразу после приезда)? Разве они – евреи? Евреями здесь считают

тех, кто принял веру, посещает синагоги, как и было раньше, на Руси. Всех

эмигрантов из СССР или СНГ, а их здесь уже более полутора миллионов,

называют русскими, вне зависимости от национальности и

вероисповедания. В чем же дело? Всё очень просто, до глупости просто.

Они иностранцы. Как это возможно в стране, созданной эмигрантами, –

Америке? Возможно, увы и ах. Сейчас, спустя десять лет после открытия

бизнеса и четырнадцать – после приезда, положение несколько

изменилось. Почти все мелкие бизнесы, не дающие серьезных доходов,

практически в руках приезжих. Да и какой американец согласится работать

семь дней в неделю, с утра и до позднего вечера, часто ночуя на работе?

Давно уже нет таких.

 

Извините, я опять отвлекся. Сережа нашел свободное помещение в одном

из небольших торговых центров. Место было странное, пользовалось не

очень хорошей репутацией: вокруг много испанцев и чернокожих жителей,

знаете, ограбления, наркотики. А в двух кварталах – миллионной стоимости

дома с полями для игры в гольф. На место получше рассчитывать было

нельзя – денег мало. Примерно сто квадратных метров, на углу здания. По

пять окон с каждой стороны, огромных, от земли и до потолка.

Строительные, сан технические и электрические работы выполнил

подрядчик, а красил Сережа все сам. Расположение – удобное, близко от

центра города, от всех главных шоссе. В радиусе двадцати миль не было

фотолаборатории с таким большим комплексом услуг. Клиенты появились

почти с первого дня. Сережа сфотографировал какого-то симпатичного

чернокожего и вывесил его портрет в окне. На следующее утро оно было

вдребезги разбито. К ребятам зашел «пахан», как прозвала его Верочка, –

продавец наркотиков.

 

– Эй, – улыбаясь, выдавил он, – чего скажу, у нас здесь – порядок. Это не

наши сделали. Любой мог. Охранник, например. – И он ушел с такой же

загадочной улыбкой на лице.

 

Охранник – бывший полицейский. Немец. У него свой дом на западе

Мериленда. Колючая проволока, тренированные овчарки, тонны оружия. Он

чуть позже сдружился с моими ребятами. «Вы здесь ничего не понимаете.

Все беды – из-за черных. И я держу оружие наготове. Рано или поздно

настанет день, и мы их вышвырнем. Куда? Обратно – в Африку. (Ха!). А

вообще, я вас очень полюбил. Вы изменили мое представление о русских.

Знаете, мы в школах, когда учитель говорила: «Русские идут!», прятались

под парты. Нас учили, что русские – бездельники. А вы тут – день и ночь

работаете… Дурак был Гитлер, что на Россию полез. Я это только сейчас

понял».

 

Сережа читал ему на немецком стихи Гейне: «Воздух прохладен, темнеет,

спокойно Рейн течет…». Охранник, отвернув голову, вытирал слезы.

 

Примерно через месяц после открытия кто-то написал на том же стекле

грязное ругательство. Ниже была нарисована маленькая свастика, кстати,

неправильно. Размером примерно сантиметров десять, может меньше, кто

помнит?

А еще через пару недель, запарковав машину, Верочка и Сергей еще со

стоянки увидели толпу людей, телекамеры, полицейских. К ребятам моим

бросились женщины и мужчины с микрофонами, осветителями, что-то

спрашивали. Только подойдя поближе, они поняли, в чем дело. На всех

десяти окнах яркой красной краской были нарисованы огромные, в

человеческий рост, неправильные свастики. Десять свастик. Еще свежая

краска кровью стекала по стеклу. Люди из ФБР, поставив оцепление вокруг,

искали улики (там был отпечаток ладони), брали образцы краски.

Лабораторию закрыли на несколько часов, допрашивали Сережу и Верочку

раздельно, в разных комнатах.

 

– Ничего не понимаю, – сказал старший следователь по особо опасным

преступлениям Дик Драссел и покачал головой, – ничего не понимаю. В

Америке такое не рисуют кистью. Только аэрозольными флаконами. Их тут

же выбрасывают в урну или забрасывают на крышу ближайшего дома. А

здесь – краска. Видимо, художник работал.

 

…Их показывали по всем программам телевидения, наверное, больше

недели. Следователи знали, кто это сделал, но не было улик. И все скоро об

этом забыли. Кроме Верочки. Она вообще никогда ничего не забывала. Не

забудет и эти истекающие кровью свастики.

Вы увидите, люди.

 

8:15 – 8:45

 

А сейчас, когда мой Сережа вот-вот въедет в Нью-Йорк, хочу обратить ваше

внимание, люди дорогие, на странные вещи, происходившие в Америке во

вторник, одиннадцатого сентября 2001 года, и накануне. Очень странные.

Главнокомандующий ВВС России Анатолий Корнюков в интервью газете

«Правда» на следующий день сказал, что в России совершенно невозможен

акт терроризма по сценарию 9/11. Как только угон самолета случится, ему

немедленно доложат, и истребители поднимутся в воздух ровно через

минуту.

Что же произошло в обладающей великолепной военной техникой

Америке?

 

1. Малейшее отклонение пассажирского самолета от курса больше чем на

пятнадцать градусов, исчезновение с экрана радаров, отключение

опознавательных сигналов или потеря радиосвязи немедленно сообщается

в ВВС США (подразделение NORAD). Утром 11 сентября в небе находились

четыре истребителя F-16, еще двенадцать были готовы к немедленному

взлету. NORAD как никогда был готов к любым событиям: в это время

проводились боевые полугодовые учения антитеррористических

подразделений США под кодовым названием «Vigilant Guardian», командиры

и все ответственные лица находились на своих местах, министр обороны

Румсфельд проводил совещание в Пентагоне с высшими военными

специалистами и представителями нижней палаты Сената. Добавим к

этому, что шесть недель назад военные получили новейший

сверхсекретный терминал Интернета и другое необходимое оборудование.

 

2. Девять, да, девять угонщиков из девятнадцати были отобраны перед

посадкой в самолеты для персонального досмотра. Двое из них были в

списках наблюдения за террористами, двое – за нестыковку в документах,

шестеро из девяти – потому что компьютерная система автоматически

показала необходимость ручной проверки багажа на оружие и взрывчатку.

После проверки им всем раз решили посадку в самолеты.

 

3. За два часа до первой атаки два работника компании «Odigo»,

принадлежавшей Израилю, получили точнейшую информацию о

предстоящей атаке. Компания расположена всего в двух кварталах от

Всемирного Торгового Центра.

 

4. Накануне, в понедельник на главной бирже мира – в Финансовом Центре

Нью-Йорка – наблюдалась подозрительная, необычная активность с

покупкой и продажей акций. Кто-то знал…

 

5. Гражданская авиация, почти немедленно после взлета получившая

данные об угоне от пилотов, стюардов и стюардесс, сообщила в NORAD

через… двадцать минут, в 8:40. По правилам – одна-две минуты: нажать

нужно было только одну кнопку! Команда на взлет была дана пилотам

истребителей через пять минут, вместо одной. Взлетели военные еще через

пять минут, вместо одной. Одновременно с другой базы были подняты в

воздух истребители F15, затем посажены, затем подняты в воздух опять.

Однако и в этом случае летящие со скоростью до 1500 миль в час

истребители могли легко успеть уничтожить, по крайней мере, второй

атакующий самолет еще до его подлета к Манхэттену. В чем же дело? Вы не

поверите, люди: все считали, что это – часть учений.

 

Глупость и неразбериха привели к почти мгновенной гибели почти трех

тысяч человек, банкротству нескольких авиационных компаний мира,

резкому падению экономики США, и без того находившейся в кризисе,

нанесли удар экономике всего цивилизованного мира. Да вы и сами это

знаете, люди.

 

8:00. Сережа: «Верочка, я на Верразано-Бридж. Так что всё в порядке.

Минут через двадцать буду у Нюмки. Позже позвоню».

Он вел машину по верхней секции моста, в левом ряду, чтобы свернуть

в сторону аэропорта имени Кеннеди, на Белт-Парквей, ведущую в Бруклин.

На четвертом экзите он резко затормозил: «Куда я еду? Все же сейчас на

работе». Он сошел с трассы, развернулся, снова вышел на шоссе. И погнал

машину в противоположном направлении, в сторону Манхэттена, где Борис

держал бизнес.

 

8:19. Рейс 11. Пилот Джон Огоновски незаметно нажал на кнопку обратной

радиосвязи. Диспетчеры в Бостоне с этой секунды слышали все разговоры.

Чуть позже Джон аккуратно отключит опознавательные огни и

радиосигналы самолета. Связь прервется навсегда в 8:38.

 

8:20. Даниель Левин, один из наиболее засекреченных агентов

израильской антитеррористической контрразведки Sayeret Matkal,

сидевший в салоне первого класса впереди террориста Сатама Ал Сугами,

вскочил со своего места и попытался вцепиться в горло Сатаму,

обвешанному взрывчаткой. Подскочивший сзади другой бандит схватил

Даниэля за волосы и молниеносным движением перерезал ему горло.

 

8:21. Стюардессы Бетти Онг и Эмми Свини одновременно с разных мест

самолета позвонили в два отделения компании «American Airlines» и

двадцать пять минут вели единственные в их жизни репортажи о

происходящем: внешнем виде бандитов, их местах в самолете, их

действиях. Этот репортаж продолжался до последней минуты.

 

8:25. Сережа остановился на турникете для оплаты проезда через туннель,

связывающий Бруклин с Манхэттеном. «Заторы, заторы… Чертов Нью-Йорк.

Терпеть не могу!» Через десять минут со скоростью, не превышавшей 10

миль в час, он медленно повернул направо на Вест-Стрит, проходящую

вдоль западного берега Манхеттена. Ему осталось проехать не более двух

миль, примерно до 42 Вест-Стрит, где работал Боря.

 

8:40. Пилот «United Airlines», рейс 175, доложил в диспетчерскую, что

слышит крик из салона самолёта: «Всем оставаться на своих местах!»…

 

8:43. Министр обороны США Румсфельд на совещании в Пентагоне, еще

ничего не зная, сделал предсказание: «Я вот что скажу, я говорил об этом

много раз. Кое-что еще произойдет, – и повторил: – Будут другие акты

терроризма». Самолет рейса 77, только что взлетевший из международного

аэропорта Вашингтон-Дуллес, в тридцати пяти милях от Белого Дома,

врежется в противоположное крыло Пентагона скоро, очень скоро.

 

В 9:38, смотря репортаж по телевизору о событиях в WTC, Румсфельд

сделает еще одно предсказание: «Будет еще одна атака. На нас».

 

8:44. Олег Костенко вынул ключи, мобильник и мелкие деньги из кармана,

положил в пластмассовую коробочку на конвейере и стал в очередь, чтобы

пройти под аркой рентгена в Южном корпусе Близнецов. «Что-то не в

порядке, – подумал он, – Зорик до сих пор не звонит. Улетел чурка или нет,

что происходит?». Олег рискнул зайти в свою контору только по одной

причине: забрать CD с программой и уничтожить кое-какие компьютерные

файлы.

 

8:45. Стюардесса Эмми Свини сказала по телефону: «Я вижу воду, здания,

– и после паузы, – о, боже мой, молитесь за нас, молитесь за нас,

молитесь…».

 

Мне страшно, люди. Я не умею молиться.

 

А вы?

 

Глава 10

 

• Cancel - аннулированно(англ.)

 

8:45. Олег Костенко, пройдя через арку рентгена, успел заскочить в лифт,

двери которого уже начали закрываться. «Так, – подумал он, – я все-таки

молодец, здорово заделал Хасанова. Не дал ему даже забрать CD. Да и на

фиг он ему нужен. Я здесь хозяин, а он – никто, г***о собачье, мусор,

мент.

Столько денег ему платил... Какие, однако, шикарные лифты здесь, в моем

здании. А интересно, бывают аварии или нет? Вдруг трос оборвется.

Интерес но, что будет?».

 

Я отвечу тебе, Олег. Не бывает аварий. Так, иногда, раз в два года,

застрянет какой-то лифт между этажами. Нажмут пассажиры кнопку

вызова, и аварийная служба быстро все исправит. Был, правда, случай, –

больше часа люди в лифте сидели. Но причину нашли: концевой

выключатель заводской брак имел. Во-первых, это устрани ли, а во-вторых,

все аварийные системы сдублировали, как в самолете. А, кроме того,

рассчитаны все лифты и тросы на десятикратную нагрузку. И даже если

трос оборвется, что само по себе невероятно, – тормозные механизмы

задержат лифт и спасут пассажиров. Только одного не смогли предвидеть

инженеры: что тросы расплавятся, одновременно прекратится подача

электроэнергии, как от сети, так и от аварийных генераторов.

И тогда все лифты почти одновременно ударятся о бетонное дно шахт.

Двери выскочат, искореженные от такого удара. Стоящие внизу, и так чуть

с ума не сошедшие люди, которым выпало несчастье работать в этих двух

небоскребах, увидят задрапированные в костюмы или прикрытые платьями

кожаные мешки, наполненные разбитыми на миллионы частей костями.

Многие тела просто разорвет от удара.

Жаль, что ты, Олег, не будешь в одном из этих лифтов.

 

*

 

8:46. Пассажиры лифта ощутили какой-то резкий толчок и глухой звук

удара. Как будто, знаете, спортсмен во время тренировки ошибся и упал на

набитый конским волосом кожаный мат. Мигнул свет. Все переглянулись,

улыбнулись понимающе друг другу: ничего, бывает. Вроде ничего не

случилось.

Да. Почти ничего. Обыкновенный «Боинг-767» врезался в Северный

корпус между девяносто четвертым и девяносто восьмым этажами и

«тихонечко» взорвался. И больше – ничего!

Момент удара видели всего несколько человек, но тысячи – почувствовали.

И услышали сильнейший взрыв сорока тысяч литров топлива. За долю

секунды четыре этажа оказались практически смятыми напрочь. Части

самолета проткнули огромное здание насквозь. Сборка шасси, пробив стену,

вылетела примерно с девяносто шестого этажа, ударилась об землю и

разлетелась на части.

 

*

 

8:48. Олег вышел из лифта на своем этаже, потрогал ручку входной двери,

достал магнитную карточку, открыл кодированный замок и прошел через

приемную в свой офис. «Где эта селедка-секретарша, она должна быть на

месте в 8:30?». Он подошел к компьютеру. Тот был, естественно, включен.

CD с программой исчез.

 

****

Некоторые уточнения.

 

Секретарь «USA Investments, Inc.» Маша Линквист останется жива. Она

заскочила по дороге на службу к подруге Галине, работавшей на шестом

этаже Северного корпуса, забрать кофточку. Они выбегут на улицу через

четыре минуты после удара. Успеют воспользоваться одним из многих

лифтов за несколько минут до того, как те оборвутся. Маша и Галя,

очнувшись далеко от здания, вместе с неисчислимым количеством

счастливцев, стиснув зубы, с ужасом будут наблюдать, как из окон, выше

пожаров, выбрасываются отрезанные от всех путей к жизни люди. Из сотен

работавших наверху спасутся сорок семь человек. Из Южного Близнеца –

только ОДИН из тысячи двухсот. Падающие тела, некоторые – в огне, при

ударе об асфальт превращались в кровавые лепешки. Подружки вернутся

домой, в Бруклин, пешком, поздно вечером, и никогда больше не поедут в

Манхэттен.

 

*

 

8:48 – 8:53. Сергей стоял в автомобильной пробке. Он успел проскочить на

светофоре Либерти Стрит последним, уже почти на красный свет. Впереди,

в левом ряду стоял автобус, пассажиры которого, прижавшись лицами к

стеклу, удивленно смотрели куда-то вверх и вперед. К Сережиной машине

подбежал полицейский, показывая опустить стекло. Сергей нажал на

кнопку стеклоподъемника и услышал характерный вой сирен пожарно-

спасательных машин.

 

– Что случилось? Я ничего не нарушил, проехал на желтый свет…

– Прими вправо, немедленно прими вправо. Я сказал принять вправо!

– Я не могу. Мне нужно на Сорок вторую стрит, и вообще, здесь – бордюр, а

у меня не грузовик: я колеса разобью. Что случилось?

– Самолет врезался в Торговый Центр. Ты что, не видишь ничего, – орал

полицейский, растерянно тыча пистолетом куда-то вверх.

Сергей сдал вправо, с трудом наехал на высокий бордюр. Мимо, воя

сиренами и мигая сигнальными огнями, протискивалась пожарная машина.

Сережа вышел из машины, взглянул направо вверх и обомлел: из окон

одного из небоскребов валил черный дым, на нескольких этажах было

видно багрово-красное пламя. От окон повыше отделялись черные полоски

выбрасывающихся людей. Пассажиры в автобусе истерически кричали.

«Нет, – подумал Сергей, – нужно убираться отсюда». Он влетел в машину.

На светофоре сзади всё еще горел красный свет. Сережа включил заднюю

скорость, резко рванув, подал машину назад и крутанул баранку влево.

«Ниссан» развернуло почти на месте. Оторопевший от наглости

полицейский поднял левую руку с пистолетом, затем безнадежно махнул

рукой, сел на бордюр и обхватил голову руками. Колеса Сережиной машины

завизжали, ее дернуло вперед и влево, на Либерти. По ней шли толпы

людей, были видны раненные осколками. Почти каждый держал возле уха

телефон. Все двигались только в одном направлении – от Торгового Центра.

Машин было мало, однако впереди, за Вашингтон стрит, все было забито

транспортом. Сергей не знал, куда ехать: он был в Манхэттене второй раз, а

на Вест-сайде – впервые. Вашингтон-стрит – улица с односторонним

движением, он повернул направо и поехал в том направлении, куда бежали

только пожарники. Большинство – навстречу своей гибели. К WTC –

Всемирному Торговому Центру.

 

*

 

8:48 – 8:53. Верочка открыла двери в магазин, быстро набрала код

отключения сигнализации, включила свет, кассу, терминал кредитных

карточек и кондиционер. Подойдя к зеркалу, поправила локон на виске,

сделала шаг назад и включила телевизор. Диктор АВС, сняв наушник с уха,

повернулся к камере и сказал: «Мы только что получили сообщение о

пожаре на верхних этажах Северного корпуса WTC. По непроверенным

данным, небольшой самолет врезался в здание. Команда наших репортеров

уже в пути. Мы будем держать вас в курсе событий». Верочка подняла глаза

на часы: 8:52. У нее всё внутри похолодело, она села в кресло и больше не

отвела глаз от экрана. В магазин в этот день никто не зайдет.

 

***

 

Некоторые уточнения.

В ближайшие две недели в магазин зайдут всего восемь постоянных

клиентов. Просто так. Поговорить о происходящем.

 

*

 

Директор CIA (ЦРУ) Тенет завтракал с бывшим сенатором Дэвидом Борензи.

После сообщения личного секретаря об атаке Тенет повернулся к сенатору

и выдавил из себя: «Вы знаете, на всем этом явно видна рука бен Ладена».

 

*

 

В 8:52 два истребителя Ф15 получили команду пере хватить Рейс 11,

который уже… врезался в Северный корпус. Эта команда последовала через

тридцать восемь минут после потери контакта с самолетом. Горючее было

залито в баки «до горлышка». Пошли эти самолеты на перехват Рейса 175?

Давайте посмотрим, люди. Генерал-лейтенант военной базы Otis ANG

заявил, что летчикам была дана команда следовать «на всех парах». Это

очень редкий приказ. Означает использовать максимальные возможности

машины – лететь со скоростью до 1875 миль в час. Генерал-майор Поль

Вивер назвал другую цифру – «около 500 миль в час»; позже, в интервью

АВС-Ньюс, совершенно другую – М1,2, то есть в 1,2 раза выше скорости

звука – около 900 миль. Генерал-майор Лари Арнольд назвал еще одну

цифру – 1100-1200 миль в час. Если это правда, то истребители достигли

бы Нью-Йорка за десять-двенадцать минут. Если они летели с

максимальной скоростью – то за семь-восемь минут. Второй трагедии бы не

произошло.

Вторая атака унесла гораздо больше жизней, чем первая. Во-первых, удар

пришелся на четырнадцать этажей ниже, и большее число людей оказались

отрезанными от путей спасения, во-вторых, по той же причине, Южный

небоскреб рухнул на двадцать девять минут раньше Северного. Не все

успели выйти…

А теперь – держитесь, люди, за стулья. По ленточке записи полета,

предоставленной NORAD, истребители достигли города через…

девятнадцать минут. Это означает, что их скорость была ниже 600 миль в

час.

 

*

 

8:53 – 9:02.

 

Олег.

 

Через открытые двери донесся шум из коридора. Олег выглянул из

приемной. Там работники соседних офисов бежали к лифтам. «Уходите, –

крикнул один из пробегавших, – какой-то самолет врезался в Северный

корпус!». Олег быстро пошел в том же направлении, куда шли все. Нет, не

все. Навстречу, вглядываясь в лица, шли два белобрысых, коротко

постриженных американца с характерной военной выправкой. Заметив в

толпе Олега, один из них тихо сказал: «Прошу вас вернуться в офис». В это

время по внутренней трансляции передали, что нет причин для

беспокойства. «Здание находится в полной безопасности, в полной

безопасности», – и попросили всех вернуться на свои рабочие места.

Многие так и сделали. Олег тоже зашёл в кабинет вместе со своими

попутчиками.

 

– Прошу садится. Располагайтесь поудобнее. Чем могу служить?

Тот, кто был старше по возрасту, снял очки, сложил их, вставил в

нагрудный

карман пиджака и четко сказал:

– Прошу вас предъявить удостоверение личности. Вот ордер на ваш арест.

Вы имеете право не отвечать на наши вопросы.

Олег вздрогнул от звонка мобильного телефона.

– Я могу ответить на звонок?

– Да, конечно, – как-то очень быстро ответил тот, что помоложе,

улыбнувшись напарнику.

Олег всё понял. У него внезапно заболела голова. Он прижал пальцем

стучащий висок, достал телефон и сдвинул крышку. На линии был Зорик.

 

– Наш друг улетел в 8:42. С опозданием в сорок минут. Я звоню, звоню вам,

а связи нет…

 

Олег выдохнул воздух, повернул голову к окну. Прямо на него летел какой-

то огромный самолет.

Это был «United Airline», рейс 175, Бостон – Лос-Анджелес.

 

Сергей.

 

Проезд впереди был забит полицейскими и пожарными машинами.

Работники пожарно-спасательной службы оказывали помощь раненым,

вкладывали в черные пластиковые мешки трупы и отдельные части тел. От

ВТЦ шли обезумевшие люди. Пожилой мужчина в брезентовой куртке

пожарника подошел к Сереже.

 

– Немедленно убрать машину с проезда, или мы ее перевернем на тротуар,

немедленно. И вообще, уезжайте отсюда.

– Куда? – спросил Сергей. – Я не здешний. Куда ехать?

– Куда угодно – отсюда. Развернитесь, уйдите налево, сразу – направо, на

Гринвич. Выедете к туннелю.

– Может, помощь нужна?

– Да какая помощь? Мы в здание идем. Вон, пожар там, люди гибнут.

 

Сергей сел за руль, развернулся в три приема, свернул налево и проехал

метров пятьдесят. Всё. Сотни машин впереди. Дальше ехать некуда. Он

вынул ключ из замка зажигания, вышел, захлопнул дверь и быстро пошел

назад. Пройдя два квартала, он обратил внимание на большое колесо,

насаженное на погнутую ось. «Ничего себе, это же самолетное шасси!».

Поднял голову резко вверх, чтобы посмотреть, с какой высоты эта

штуковина упала. Несколько этажей горели, валил черный дым. Трещал

бетон. Отваливающиеся куски падали с огромной высоты и разлетались на

части при ударе о землю. На его глазах кусок бетонной стены или металла –

кто знает – в лепешку расплющил санитарный фургон. Вдруг послышался

рев самолетных двигателей. Сергей опять задрал голову и задрожал. Все

истерически закричали: огромный «Боинг» на глазах у всех врезался в

Южный корпус. Оглушительный взрыв. Задрожал мир. Самолет прорезал

здание насквозь, части его вылетели наружу, огромный огненный кусок

металла попал в здание отеля напротив и там взорвался. Начался пожар. Во

многих зданиях вокруг вылетали стекла. В одном из корпусов пониже, так

этажей в пятьдесят, отвалился кусок стены. Рядом с ним летели вниз еще

живые люди. Черный дым затянул все небо. Солнце навсегда исчезло. От

ВТЦ бежали обезумевшие люди. Сергей бросился им навстречу. Подбежав

ближе к Северному зданию, он обратил внимание на медленно шедшую

навстречу женщину. У нее было очень нарядное платье и прическа, как у

Анжелы Дэвис. Откуда-то сверху падали жидкие сгустки огня. Волосы и

платье мгновенно вспыхнули. Сережа сорвал с себя легкий пиджак и

набросил его женщине на голову, крепко прижав ее к себе. Сквозь ткань

просачивались струйки белого дыма. На уровне лица женщины виднелся

белый лейбл Сережкиного пиджака: «Армани. Коллекционный». Похлопав

по пиджаку, Сергей аккуратно стянул его с головы несчастной. Половина

волос выгорела, серьезный кровавый ожог на правой щеке. Женщина

стояла молча. Она икала. Сергей аккуратно, но достаточно резко выдернул

из ее голого плеча кусок стекла. «Ты можешь идти?» – спросил он... С неба

продолжали падать шары огня, обгоревшие бумаги, денежные купюры.

Женщина опустилась на покрытую щебнем землю. Она плакала и рвала от

своей беспомощности. Бетон трещал всё громче и громче.

 

– Идем, идем, вставай, родная. Нечего тебе здесь, бежать надо. Думаю,

война началась. (Так думали все). – Сережа обхватил ее двумя руками,

оторвал от земли и поволок. Они уходили от Центра одними из последних.

Там оставались только те, кому огонь нарисовал жирную черту между

прежней жизнью и ужасной смертью: служащие верхних этажей,

полицейские, пожарники и медицинские работники, две тысячи шестьсот

человек.

 

***

 

Некоторые уточнения.

 

Через минуту после второго удара менеджеры Центра управления полетами

запретили всем самолетам приближаться к Нью-Йорку и Бостону – городам,

из аэропортов которых взлетели угнанные самолеты.

В 9:08 отменили все рейсы в этих направлениях, запретили взлет и

посадку в Вашингтоне. В эту же минуту агенты Секретной службы

ворвались в кабинеты вице-президента Дика Чейни и советника по

национальной безопасности Кондолизы Райс и немедленно понесли их в

бункер под Белым домом.

В 9:03 из разведуправления позвонили на военную базу Андрюс и дали

команду поднять истребители Ф16 в воздух. В момент, когда Боинг757

ударил в Пентагон, ракеты все еще продолжали загружать в самолеты.

Спустя 36 минут! Полстраны могли разворотить...

В 9:21 власти Нью-Йорка перекрыли все мосты и туннели.

В 9:27 наш общий друг Зиад Замир, натянув красную повязку на мозги,

вместе с душевным другом своим Ахмедом Ибрагимом ворвались в кабину

пилотов рейса 93.

 

Мы не вернемся в этот самолет. Только одно скажу, люди. Это был

единственный рейс, где пассажиры оказали сопротивление нелюдям.

Вместо здания Сената США самолет врежется в землю и взорвется возле

небольшого городка Стони Крик Тауншип, в штате Пенсильвания, в

10:10 утра, в 80 милях от цели.

Вы помните, люди, я намекал вам на то, что все преступники в мире так или

иначе связаны друг с другом, вспомнили? Так вот, в 9:53 Агентство

Национальной безопасности США (NSA) перехватило телефонный звонок от

одного из оперативников бен Ладена в Афганистане. Он звонил по

телефонному номеру в… Грузию. Звонивший сказал, что он «имеет хорошую

новость», и что еще одна цель – впереди, только минут на сорок позже. Как

мог кто-то в Афганистане так быстро узнать, что рейс 93 опаздывает на

сорок минут? Кто-то позвонил. Угонщики, из самолета?

 

*

 

Верочка.

 

Да, я так и думала, вот и Пентагон…

(Вся страна наблюдала за происходящим по телевизорам. Телевизионщики

не смогли подойти близко: дороги перекрыты – но камеры были

установлены везде, где только можно, даже на крышах домов).

Где Сережа? Телефон не отвечает, нет связи. Это война или нападение

террористов -мусульман? Вадик уже дома – все школы закрыли. А я, вместо

того чтобы сидеть с ребенком, должна торчать в этом чертовом бизнесе.

Теперь ему вообще конец. Что мы будем делать? Опять начнем все сначала?

Ну, Сережа, конечно, найдет работу. А я, что буду делать я? Работать на

какого-то кретина? Учиться? В мои сорок два года? Что же делать? Нужно

запастись терпением. Вадюньке осталось учиться меньше года. Всё, что мне

нужно в жизни, – поставить его на ноги. Он блестяще учится, и

университет ему обеспечен, Сережа прав.

 

– Да, бабэна, что ты хочешь? Это не война, ты не понимаешь. Бен Ладен

не в Америке, он в Афганистане, это очень далеко. Далеко. Да, дальше, чем

Одесса. Клава плачет? Ну а тебе какое дело до нее? Да, Сережа в Нью-

Йорке, но он не в Манхэттене, нечего ему там делать, чего его туда

понесет? Ладно, пока, вечером позвоню.

Верочка швырнула трубку и вдруг поняла, что ее Сережа именно в

Манхэттене, скорее всего, у Бори на работе, Нюмки ведь нет дома в это

время. Если муж вообще доехал... У нее задрожали руки, начался озноб…

 

***

 

Дополнительная информация.

Если вы помните, люди, я обещал рассказать вам о пистолете. Сейчас –

самое время. У нас с вами есть примерно минут двадцать. Южный корпус

рухнет, как карточный домик, в 9:59. Тогда мы вернёмся к Сереже. Второе

здание обрушится на 29 минут позже, но мой любимый друг Сергей

Королев уже этого не увидит…

 

А вообще, каким вы Сергея себе представляете? Честно? Вы ошибаетесь.

Подумайте, ему пятьдесят четыре года, сидячий образ жизни: работа –

машина – дом. Да, он очень крепкий и здоровый человек, выглядит хорошо,

моложе своих лет и лучше многих мужчин даже Верочкиного возраста, но

он совсем не Аполлон, и совсем не высокий, и уже не стройный. Он носит

брюки пятьдесят шестого размера, иногда – пятьдесят четвертого. Живот,

знаете. И – седой, почти совсем, наследство от отца. Хотел даже покрасить

волосы, но Верочка не разрешила: он и таким ей полностью подходил.

Полностью?

 

Так вот, в августе 1998 года, когда от нестерпимой жары даже белки

прятались куда-то, а мощный промышленный кондиционер с трудом

справлялся со своей нелегкой работой, охлаждая воздух в этом небольшом

магазине и от жары улицы, и от тепла, выделяемого пятью процессорами,

случилась эта весьма неприятная, но типичная для Америки история.

Сережа на минуту или две, не больше, зашел в лабораторию, захлопнув

двери, чтобы там, в полной темноте засветить несколько листов бумаги и

всунуть их в процессор, а Верочка стояла возле приемной стойки и

раскладывала фотографии. В магазин зашел какой-то чернокожий. Глядя на

Верочку мутными красными глазами, он медленно оглянулся, посмотрел

через огромные окна на улицу, сделал шаг вперед, вытащил пистолет и

сказал только одно слово: «Деньги». Верочка совсем не испугалась. Она

подняла на бандита глаза и немедленно сообразила, что говорить не с кем и

не о чем: парень был под наркотиком.

Знаете, у наркоманов время течет совсем иначе, чем у нас. В нашем мире

проходит всего несколько секунд, а у них время тянется, им кажется, что

проходит вечность. Может быть, этим объясняется то, что бандиты зачастую

стреляют в несчастного хозяина или работника бизнеса почти немедленно

после предъявления своих требований: время течет иначе.

Верочка мгновенно прокрутила ситуацию в голове и поняла, что эта

мерзость, мразь может за долю секунды оставить ее сына без матери.

Подошла к кассе и вынула проклятые деньги. Грабитель немедленно

убежал. А Верочку стало знобить, задрожали руки, впервые в жизни. От

злости и беспомощности.

Как и сегодня, когда она почти смирилась с мыслью, что Сережа там, в

Манхэттене, и его больше нет. У нее. Давайте, вернемся к ней, люди, пока

она не вытворила чего плохого. Помните? «Никогда не оставляй меня

одну… Я так устроена».

 

«…Что же будет, что же будет? Я этот бизнес терпеть не могу. По уши в

долгах. Он же обещал, что я не буду работать. Мне это всё надоело. И здесь

работаю, и белье, и готовка, и уборка. А он даже семью обеспечить не мог.

Вдруг – погиб там…

 

Нет, люди! Я не могу этот бред больше слушать. Никогда не позволял себе

раньше такого, да и сейчас не позволю. Даже мой Сережа никогда не

говорил с Верочкой о делах, да она и слушать не хотела. А я – тем более не

могу, да и не имею права. Не ей говорю об этом, люди дорогие, а вам:

«А ты знаешь, Вероника Петровна, что ты – единственная, единственная

женщина из наших эмигрантов, кто не работает? Работаешь? И что же ты

делаешь? Деньги принимаешь, пленки разрезаешь? Ретушируешь? И

сколько у тебя той ретуши? На пятнадцать минут в день? Знаешь, сколько

платят работникам в таких магазинах? Шесть долларов в час. И нужен вам

такой человек на два-три дня в неделю, и то – летом. Если бы ты пошла

работать, например, в большой универмаг, скажем, в отдел косметики, то с

твоим опытом общения и хорошим английским легко заработала бы пару

тысяч в месяц, и не было бы у вас долгов.

Что, стираешь? Руками? Ах, нет: две машины у тебя новейшие. Бросил

белье в одну, а из другой вынул его сухим. Ах да, забыл: еще перебросить

нужно из первой во вторую. Убираешь? Новейшим пылесосом, 15 минут в

неделю работы. Это мой-то Сережа тебя не обеспечивает? Девяносто тысяч

долларов в год после вычетов, – этого мало? А даже если семьдесят? Долгов

много? Во-первых, тратить деньги перестань и забудь об «Армани»,

«Валентино», «Макс Мара» и «Версаче». Во-вторых, работать иди! В-

третьих, что ты в жизни успела сделать? Вадюньку вырастила? Не ты одна.

Честным, правдивым, умным и талантливым вырастила? Да, это так, да не

ты одна. С сердцем добрым, понимающим чужую боль? Увидим. Скоро

увидим».

 

Вот что я бы Верочке сказал, люди! Да только не мое это дело. И вообще,

где вы видели, чтобы автор вмешивался в личную жизнь своих героев? То-

то же!

 

«…А вдруг погиб он там. Или умрет скоро. Вон, с ушами у него что-то. Болят

все время…» (Ничего серьезного. Всё будет в полном порядке, люди).

 

И, подумав обо всем этом, Вероника Петровна подняла трубку телефона и

набрала одной только ей известный номер.

 

Всё. Заболтался я с вами.

Опоздали мы, люди.

 

***

 

9:58. Сережа.

 

Вот так медленно и тащил Сережа несчастную женщину, обхватив ее двумя

руками вокруг талии за упругий живот, слыша запах хороших духов,

«Самсара», наверное, паленых волос, пота, жженой человеческой кожи и

рвоты, - по камням, стеклам и кускам бетона по улице, часть которой

проходила мимо торговой столицы мира. Эта часть больше не существует.

Обгоняя их, с криками и плачем убегали люди. На углу, поворачивая

налево, в сторону своей «Нисан-Максимы», Сережа оглянулся, чтобы

последний раз увидеть Великие небоскребы, и не поверил своим глазам.

Южный корпус с диким грохотом начал осыпаться, складываться, рушиться.

Падали стены. Грохот. Белый дым, тучи белой пыли. «Господи, нас же

сейчас всех убьет, – подумал Сергей, – что же придумать?» Рядом стояла

большая машина спасательной службы. «Лезь под машину, родная, лезь»,

– сказал он «Анжеле Дэвис». Та ничего не соображала. Тогда Сережа

положил ее на землю, залез под грузовик и силой втянул ее туда же,

перевернул женщину на живот и скомандовал: «Закрой глаза!». Он

прикрыл свою голову руками, чуть отвернув лицо, как когда-то учили в

армии. Земля под ним не просто дрожала, как раньше. Она стонала и

гудела. С неба падали камни, слышался лязг металла, взрывы, – это

рвались газовые коммуникации, всё ближе и ближе. Раздался страшный

удар. Это здоровенный кусок бетонной стены, принесенный взрывной

волной, врезался в их грузовик. Тот несколько раз перевернулся и отлетел

далеко, как и не было его никогда. Но Сергей уже этого не видел. Что-то

ударило его в спину и справа, и он отключился от этой страшной штуки –

жизни.

Как отключаются от неприятного разговора, швырнув телефонную трубку

на рычаг.

 

***

Сорок минут спустя.

 

Сергей Александрович Королев с трудом поднял голову. Глаза не

открывались, склеились. Рот и нос были за биты пылью и песком. Он почти

задохнулся. Дико свистело в ушах. Пахло газом, пылью и паленым

человеческим мясом. Сергей Александрович сел. Под ним была неизвестно

откуда взявшаяся вода. Левая рука вроде была в порядке, правая – не

подчинялась. Он выдул нос, закашлялся, выплевывая песок, и набрал

воздух в свистящие легкие. Живой… Он разодрал глаза, казалось, что они

скрипят от сухости. Попытался привести в порядок правую руку, пошевелил

пальцами. Порядок. Приподнял плечи. Порядок. Боль в правой руке была

терпимой. Значит, перелома нет, вывих, наверное, или просто – затекла.

Пройдет. Он начал осматриваться, беспрерывно моргая.

 

«Боже мой, – подумал он, – это всё уже было в моей жизни. Нет, не моей, а

капитана Огарева, придуманного мной тридцать лет назад. Разве что нет

оторванной, обгоревшей руки…»

 

Анжела Дэвис была рядом, еще не пришла в себя. На ней лежал лист

какого-то металла. Сергей Александрович стал на четвереньки, потянулся к

женщине и похлопал ее по плечу, поднимая волны пыли. «Вставай».

Всё вокруг было бело-серого цвета. Другие краски не существовали на

свете. Вблизи из-под земли била мощная струя воды. Сергей Александрович

встал и поплелся туда. Он обмыл лицо и глаза, промыл нос и рот, попил

немного. Вода имела противный вкус газа. Левая рука начала потихоньку

работать. Спотыкаясь об обломки, Сергей вернулся, наклонился к Анжеле и

потянул ее за ногу. Нога легко поддалась. Женщина лежала в луже крови.

Сергей не удивился. Но он никогда в жизни уже не забудет это

единственное цветное, красное пятно на грязно-белом фоне. Никогда.

Глядя тупыми глазами на валявшиеся вокруг и почти засыпанные трупы,

на немногих кашляющих счастливчиков, с красными, слезящимися глазами,

он попытался сообразить, в каком на правлении идти к машине.

Машин было много. Все – одинаковые, белого цвета, многие повреждены,

разбиты двери и стекла, некоторые – перевернуты. Сергей достал ключи и

нажал на кнопку дистанционного управления, машина отозвалась. Боковое

стекло было разбито, приемник вырван наглой рукой «с мясом», торчали

провода. Внутри все засыпано белым мусором. Лобовое стекло уцелело, но

было повреждено, надбито. На капоте машины лежал продолговатый

предмет.

 

Это была чья-то оторванная рука со скрюченными почерневшими пальцами.

На одном из них красовался редкой работы бриллиантовый перстень с

черным ониксом.

 

* * *

 

В семь часов вечера, уже в сумерках, его остановил на шоссе Интерстейт-95

полицейский. Сергей ехал очень медленно, он еле-еле управлял машиной.

 

– Ваши права и регистрационную карточку, – сказал полицейский, освещая

грязный салон и лицо водителя фонарем, – вы не можете ехать с разбитым

лобовым стеклом.

 

Сергей протянул права. Говорить он не мог: горло было совершенно сухим.

Красные, слезящиеся глаза… Он сделал знак, что нет этой карточки.

Полицейский вернулся через несколько минут.

 

– Наклоните голову назад, – резко сказал он, положил документ и

штрафную квитанцию на панель приборов, закапал Сергею в глаза какую-

то жидкость из флакона и добавил, – поезжайте тихонько… Э-эх!

 

И он пригладил двумя пальцами торчащие пышные усы.

 

Сергей машинально взял с панели бумаги. Это были его права,

регистрационная карточка и первый экземпляр утренней штрафной

квитанции. На ней жирным красным фломастером было написано только

одно слово.

И вы знаете какое, люди мои дорогие.

 

Правильно, –

 

Продолжение следует