Женщина лет тридцати неторопливо шла по тихой аллее кладбища, время от времени посматривая по сторонам, характерным жестом чуть наклоняя при этом голову, от чего её красивая лебединая шея изящно изгибалась. Стройная фигура, величественная осанка, правильные и благородные черты лица невольно привлекали внимание редких в это послеобеденное время посетителей кладбища. Такая женщина должна царствовать, и одежда её из дорогих тканей, сидящая ладно по фигуре, и неброские украшения с вызывающими уважение камнями, и сумочка, носящая известный на весь мир бренд, — всё подтверждало высокое положение хозяйки вещей и завидное её материальное благополучие.

Был погожий осенний денёк, пора, когда уже иссякла летняя жара, но ещё не наступила мерзкая и липкая октябрьская слякоть. В бездонно-высоком прозрачном небе беспечно носились стрижи, а молодые горластые журавли, пробуя силу крыла, начинали собираться в стаи. Раскидистые берёзы склонили свои по обыкновению понурые ветви низко над асфальтированной дорожкой и нечасто, словно скупые мужские слёзы, роняли на землю первые нетерпеливые жёлтые листья. Неизменно жадные сороки наперегонки с воробьями сновали по могильным плитам в поисках хлебных крошек или иных поминальных угощений. Сердитый треск и отчаянное чириканье были тому звуковым сопровождением.

Женщина впервые оказалась на этой извилистой улице, обычно она возвращалась по центральной аллее. Нечасто получается оказаться в родном городе, чтобы проведать маму с бабушкой и посетить могилу деда. Уже десять лет, как он покинул этот мир, а красивый памятник из чёрного мрамора и кованную оградку получилось поставить только минувшей весной.

Вдруг женщина остановилась возле скромной, заросшей незабудками могилки. Её взгляд был неотрывно прикован к выцветшему портрету в овальной рамке на обычном сером бетонном монументе. На лице появилось выражение смятения. Скрипнув, отворилась мало видавшая посетителей калитка, и женщина тихо опустилась на вкопанную у входа в оградку небольшую некрашеную деревянную скамейку.

С портрета на неё смотрел серьёзный мужчина с ниспадающим на лоб непослушным локоном густых светлых волос. Буквы хорошо знакомой фамилии расплывались перед глазами. Сергей Владимирович... Он не любил, когда его называли по имени-отчеству. Для всех, включая несмышлёных второклашек, он был просто Серёгой. Но не для неё...

Слёзы, вторя шороху опадающих осенних листьев, капали из прекрасных глаз. Женщина достала из сумочки чёрную пачку тонких сигарет и чиркнула зажигалкой. Молча закурила. Какие мысли роились в этой изящной головке? Она так и не произнесла ни слова, пока не докурила сигарету. Потом встала, вздохнула, порылась в сумочке, нашла паспорт и вынула из-за обложки сложенный вчетверо обычный тетрадный листок в клеточку. Края бумаги обтрепались, сгибы почернели, но изображение на развороте сохранило свою чёткость и узнаваемость. Это был портрет женщины, в которой легко можно было опознать его хранительницу, несмотря на то, что на изображении она была гораздо моложе. Выполненный буквально несколькими мастерскими умелыми штрихами карандашный набросок уверенно передавал не только характерные черты, но и на удивление узнаваемое с первого взгляда выражение красивого лица. Только не было в нём ещё сегодняшней уверенности и того непоколебимого превосходства, которое позволяет одним лишь взглядом отвадить даже самых рьяных ухажёров.

Женщина бережно разгладила рисунок и положила его на могильную плиту, прижав камнем.

— Прощай, Серёжа... — прозвучали наконец слова, и стройная фигура всё той же царственной походкой, не оборачиваясь, направилась к выходу из города мёртвых.

 

* * *

 

Казалось, это было миллион лет назад. Тогда не было ещё Елены Александровны, владелицы преуспевающего модельного агентства и сети брендовых магазинов, матери двоих детей и жены известнейшего бизнесмена. А была лишь Ленка — худенький до прозрачности подросток с огромными, распахнутыми в мир голубыми глазами. Каждый встречный непременно оказывался прикован этим неземным, хрустально-синим, бездонным, как горное озеро, взглядом. Сначала казалось — нет на лице ничего, кроме этих глаз, и только потом проявлялись и остальные черты. Девочка была сказочно хороша, но выглядела гадким утёнком из-за несоразмерно длинной шеи и узенькой, чересчур даже тоненькой фигурки. На самом деле, это голова, как часто бывает у растущего организма, слишком рано достигла взрослого размера, в то время как туловище за ней ещё не поспевало.

Жить с такой внешностью в небольшом сибирском городке оказалось ох, как непросто! Не было у Лены друзей и подруг, а лишь злобные насмехатели да завидущие одноклассницы. Учителя невольно старались дать задачку посложнее, словно рады были бы тому, что не справится ребёнок, ударит в грязь лицом. И нередко их усилия приводили к ожидаемому результату.

Несмотря на то, что Бог щедро одарил девочку талантами — она успешно занималась одновременно музыкой, хореографией и живописью — Лена никогда не чувствовала уверенности в себе. Да, её успехи далеко опережали потуги сверстников, но ей самой казались они недостаточными для гордости, жалкими и никчемными шагами в искусстве. Она приучена была видеть во всём лишь недостатки. Такой характер. Как следствие — не прощала она и чужих ошибок, а к насмешкам и издевательствам относилась с поистине королевским самолюбием, тут же бросаясь отстаивать свою честь с кулаками. Девочка слегка заикалась и картавила, поэтому было проще и легче ей показать обидчику его неправоту, чем выяснять отношения и пытаться что-то объяснить. Дралась она отчаянно и безрассудно, побеждая не силой, а сверхъестественной решимостью, невзирая на преграды и не чувствуя боли. Она даже стояла на учёте в детской комнате милиции за то, что сломала обидчику нос и прокусила ухо. Не удивительно, что среди сверстников закрепилась за ней слава сумасшедшей и не ведающей страха истерички. Но это было далеко не так, именно собственный страх и был причиной такого её поведения. Лена отчаянно боялась сделать что-то не так, опозориться и оказаться объектом насмешек.

Судьба Леночки тоже оказалась непростой. Отец исчез много лет назад, не умер, нет, а просто сбежал в неизвестном направлении, даже и не задумываясь об алиментах. Отчима нашли в квартире мёртвым в эпоху обострения в городе бандитских разборок. Официальная причина смерти — самоубийство, но подросшая уже Лена видела следы пыток на его теле, когда наткнулась у подъезда на двух дюжих санитаров с тяжёлыми, укрытыми простынёй носилками. После этого квартиру пришлось продать, чтобы насытить рэкетиров, а вся семья с тремя детьми, из которых Лена была старшей, переехала к деду и бабушке.

Денег катастрофически не хватало, и мать взяла подработку — мыть полы в школе для детей с задержкой развития, которая находилась прямо через дорогу от дома стариков. Вечером приходили Лена с мамой в пустующие тёмные классы и до самой ночи без передышки драили бесчисленные лестницы и коридоры. Хорошо хоть детей в это время в школе уже не было. Впрочем, нет...

Однажды внимание девочки привлекли звуки детских голосов в дальнем крыле, и она направилась на источник шума. Из открытой двери кабинета в тёмный коридор широким веером ложилась яркая освещённая полоса, и казалась она островком обшарпанного линолеума среди бездонного океана окружающей тьмы.

— Серёга, посмотри, что я нарисовал! — громогласные детские вопли перебивали друг друга и создавали ощущение непередаваемо весёлой какофонии.

Леночка, вытянув и без того длинную шею, осторожно заглянула в приоткрытую дверь. Можно было не осторожничать, на неё всё равно никто не обратил внимания. Внутри ватага мальчишек и девчонок разного возраста с листами бумаги в руках буквально наседала на сидящего за столом и невидимого за телами школяров человека. Но не на этом остановился взгляд девочки.

На доске под размашисто написанными мелом словами «рисуем кошку» был изображён кот. Именно кот, это Лена поняла сразу, несмотря на то, что рисунок был совершенно схематичным, всего лишь несколько десятков уверенных белых линий. Но как завораживала эта нехитрая картинка! Кот был совершенно как живой, он нагло пялился на зрителя, растопырив усы и сощурив узкие щёлочки зелёных глаз. Зелёных — это было несомненно, несмотря на одноцветность изображения. Казалось, вот-вот он спрыгнет с доски и прильнёт к ногам, урча от удовольствия и выгибая спину колесом. Это было настоящее волшебство художника — вдохнуть жизнь в обычное двухмерное изображение!

Сколько Лена так стояла, трудно сказать, но вдруг обратила внимание на непривычную тишину. Пара десятков разнокалиберных глаз смотрели на неё с любопытством, и только одна — с восхищением. Обладатель последней и был человеком, сидящим за столом. Он выглядел молодо, вряд ли более чем на десять лет старше Лены, но казался маленьким даже на фоне достаточно тщедушных младшеклассников. Светлые жёсткие волосы топорщились в разные стороны, а один непослушный вихор упорно лез в глаза. Глаза... Они сразу приковывали внимание, но не красотой и глубиной, как у Лены, а необычной проницательностью, словно их обладатель знал абсолютно всё про каждого встречного.

— Нравится? — спросил незнакомец, кивая на рисунок, и улыбнулся как-то несимметрично, больше левым уголком рта.

— Это Серёга нарисовал! Он наш учитель! Он художник!— дети загалдели разом и оглушительно, не дожидаясь ответа. Впрочем, ответ был очевиден.

Сидящий за столом молодой человек встал и шутливо поклонился. При этом он оказался неожиданно лишь ненамного выше, чем был только что, чуть ли не на голову ниже Леночки, которая тогда ещё была обычного среднего роста, не то что нынче.

— А можно мне у вас заниматься? — слова вырвались сами собой, девочка даже оторопела от такой неожиданной наглости и слегка вжала голову в плечи, словно ожидая неминуемого удара да вот хотя бы вон той здоровенной деревянной линейкой, что висела на стене возле доски.

— Конечно, можно! — успокоил её юноша. — Я Сергей, а тебя как зовут?

Он подошёл близко и протянул левую руку. Правая, почему-то, не показывалась из кармана коричневого вязанного джемпера. Всего несколько шагов сделал Сергей, но дались они ему с трудом, он изгибался из стороны в сторону и вихлял бёдрами, как будто одна нога у него была короче другой.

— Лена... — девочка смущённо протянула руку в ответ, пряча глаза и стараясь не смотреть в лицо человеку с такими явными физическими недостатками.

Но его взгляд притягивал против воли, завораживал своей глубиной и привлекал необыкновенной проницательностью, чуть ли не лучился ею, как показалось Лене в первые минуты.

— Лена? Странно... — пробормотал художник, — мне кажется, тебе больше подходит имя Алёна. Можно я буду тебя так называть?

Девушка невольно вздрогнула и еле заметно кивнула. Это имя было дано ей при рождении, но никто, даже одноклассники, не знал этого. Для всех она была Леной.

С этого дня началась новая жизнь. Теперь каждый вечер Леночка торопливо домывала свою половину коридоров и, наспех пригладив растрепавшиеся волосы, бежала на зов пронзительных детских голосов. Она оказалась не самой старшей в группе, Сергей не делил учеников по возрасту и не делал скидки младшим. Всё здесь было так непохоже на тихие и чопорные занятия в художке, что удивляло и привлекало одновременно. Поразительным оказалось и умение Сергея увлечь и заинтересовать любую аудиторию, даже детей с задержкой развития, большинство из которых вовсе не были дурачками, а просто не поддавались никаким педагогическим приёмам. Но когда художник на их глазах творил чудо на доске или на бумаге, они восхищённо замолкали и с открытыми ртами следили за рукой мастера. Он казался настоящим волшебником в эти моменты, и зрители совершенно забывали про внешнюю неказистость и физическое несовершенство их учителя. То, что он творил, являлось необыкновенным чудом, но это было так просто, что любой школяр тут же хватал карандаш и стремился повторить волшебные пассы мага на своём листке бумаги. В эти минуты класс замолкал, лишь усердный скрип карандашей нарушал мёртвую тишину. И удивительное дело! У самого безнадёжного двоечника и хулигана выходило, если не самое лучшее, то уж точно настоящее произведение искусства, которое не стыдно было повесить на стену школьного коридора. Успехи учеников были поразительными! Казалось, если вдруг завтра Сергей взмахнёт руками и вылетит в окно, то вся ватага мальчишек и девчонок моментально обучится этому нехитрому умению и последует за учителем.

— Давай, рисуй! — сказал Сергей на первом же уроке и положил перед Леночкой карандаш и бумагу.

— А что рисовать-то? — недоуменно спросила девочка.

— А что хочешь! Мне нужно увидеть, что ты вообще умеешь.

Через полчаса на белом листе появилось изображение горшка с геранью, что стоял на подоконнике. Рисунок получился очень похожим — сказались несколько лет обучения в художественной школе. Заглядывающие через плечо мальчишки, не сдерживая эмоций, восхищённо цокали языками. Но Сергей не похвалил.

— Нет! Не то! — он в ярости скомкал хрусткий лист, глаза его потемнели под нахмуренными бровями. — Запомни раз и навсегда: художник — не фотограф! Он рисует не предмет, а своё видение предмета, оставляя в рисунке частичку своей души, оживляя её. Твоя картинка мёртвая, я не вижу в ней тебя.

Лена еле сдерживала слёзы. Ведь она так старалась. Педагоги всегда хвалили её за отлично выполненные этюды. А этот коротышка... Он ничего не понимает в искусстве! Хотелось встать и уйти навсегда. Но девочка молча проглотила обиду и взяла новый лист.

— Хорошо, я постараюсь...

В глазах художника промелькнуло уважение, смешанное с удивлением.

Занятия должны были проходить три раза в неделю, но на самом деле класс был открыт каждый вечер, даже в субботу. Дневные хулиганы и двоечники удивительным образом преображались здесь в усидчивых учеников. На их фоне Лена выглядела белой вороной, но это никого не смущало, да и сама она быстро привыкла к непринуждённой эмоциональной атмосфере этих занятий и уже не мыслила себе другого. Она открыла в рисовании не только удовольствие, но и смысл. Успехи ученицы радовали учителя, он всё чаще застывал, широко распахнутыми глазами глядя на её работы. Мать же наоборот, в недоумении вскинув бровь, листала альбомы и морщилась.

— Чему учит тебя этот художник? — возмущалась она. — Раньше ты так красиво рисовала, а теперь малюешь каких-то уродцев. Вернись лучше в художку. Да и музыку ты совсем забросила, только один этот карлик на уме. «Серёжа, Серёжа», — все уши мне прожужжала. Да если хочешь знать, директрисса его только из жалости держит, потому что он убогий и детдомовский.

— Он не убогий! И не карлик! — Лена выбегала, хлопнув дверью, но в словах матери была доля правды. Сергей действительно вырос в детдоме.

Жил художник тут же, в маленькой комнатке персонала с отдельным выходом на внутренний дворик. Как у всякого детдомовца, у него была своя жилплощадь — комната на подселении, но там обосновались какие-то почти незнакомые ему люди, которые попросились «на время». Сергею же было удобно в школе — меньше времени уходило на дорогу, а ходил он медленно.

Часто Лена помогала учителю отнести краски, карандаши и бумагу в его каморку. Они минут десять шли по коридорам, Сергей хромал и отчаянно раскачивался из стороны в сторону, словно гигантский пингвин. Левой рукой он сжимал подмышкой большую папку с бумагой, правую по обыкновению прятал в кармане. Однажды он споткнулся и инстинктивно взмахнул обеими руками для удержания равновесия. Папка упала на пол, а правая рука на секунду мелькнула в воздухе. Не рука, нет. Вместо кисти Лена успела заметить какое-то странное утолщение, похожее на обрубок, раздваивающийся подобно клешне краба, и в ужасе застыла на месте. Сергей наклонился, поднял папку двумя руками и снова убрал правую в карман.

— Я таким родился... — виновато пояснил он. — Поэтому от меня отказались в роддоме.

Больше эту тему не затрагивали.

Жилище художника совершенно соответствовало представлениям Лены об оном. Узенькая келья через стенку от туалета, примерно два на четыре метра, с непривычно высоким потолком. Здесь стояли кровать, стол, стул и шкаф. Всё. Что ещё можно было купить на крошечную пенсию по инвалидности и те копейки, которые платили за ведение кружка в школе? Впрочем, Сергей не особо-то и стремился к роскоши, свою зарплату он обычно всю тратил на акварель и хорошую бумагу, не столько для себя, сколько для своих учеников. Стены, как и следовало ожидать, были сплошь увешаны картинами, иногда одна на другой. Картинами рисунки на выгнутых от усидчивости альбомных листах назвать можно было с большой натяжкой, но девочка всегда застывала как зачарованная перед этим вернисажем, пока хозяин наливал воду и ставил чайник на электрическую плитку, ловко орудуя одной рукой.

Часть рисунков была выполнена красками, но большинство простым карандашом — краски быстро заканчивались, а вдохновение — никогда. Здесь были портреты знакомых и неизвестных людей, пейзажи, в которых можно было опознать недалёкие окрестности и, изредка, какие-то завораживающие картины совершенно незнакомого мира, словно иллюстрации к фантастическому рассказу об освоении неизведанной планеты. Диковинные животные, невиданные растения и удивительные пейзажи этого затерянного уголка вселенной казались столь реальными, что не позволяли оторвать от себя взгляд. Изображения не повторялись, но не выглядели разобщёнными и чуждыми, дополняли друг друга, словно части одного триптиха.

Сергей объяснил, что этот мир ему приснился, но картины были так тщательно и детально прорисованы, что Лена верила в чудесный дар художника, необъяснимым образом позволяющий видеть сквозь бесконечные тёмные просторы космоса. Наверняка можно было найти хорошего покупателя на эти работы, но Сергей никогда не продавал свои картины.

— Это мои друзья, моя семья, — говорил он с мягкой обычной своей однобокой полуулыбкой, — а друзей не продают. Но я могу подарить картину другу. Пусть мой друг станет другом другому моему другу.

Девочке было удивительно легко и беззаботно в этой лачуге, пропитанной аурой волшебника кисти и карандаша. Она подолгу оставалась в гостях после занятий. Сергей оказался замечательным рассказчиком. Он сочинял добрые и смешные сказки про обычные вещи. Героями его историй становились стулья, кружки, этюдник и прочая утварь. Много говорили о живописи. Лена заново открыла для себя импрессионистов. Теперь их картины уже не казались ей неумелой мазнёй.

Незаметно шло время. К исходу десятого класса Лена преобразилась — расцвела и неимоверно похорошела. Теперь уже одноклассники не смеялись над её кукольной фигурой, а неумело заигрывали и наперебой предлагали донести до дома портфель. Даже драки случались из-за порядка этой очереди. Но девушка упорно отвергала ухаживания, постепенно всё твёрже и набираясь опыта в этом нелёгком искусстве.

Мать Лены устроилась на хорошую работу, и отпала необходимость мыть полы в школе. Но каждый вечер ровно в семь с альбомом в сумочке девочка уже стояла у порога знакомого кабинета.

Всё чаще бывала она и в комнате Сергея. Разговор почти никогда не затихал и становился всё глубже и интимнее. Они говорили о душе, о Боге, о мироздании. О чувствах, об эмоциях, друг о друге. Оба чувствовали в собеседнике чрезвычайную близость взглядов и дополнение характеров. Случилось неизбежное — дружба двух молодых людей переросла в нечто большее.

Никто из двоих не ведал раньше ничего подобного. Сергей был так же неопытен в вопросах любви, как и юная Алёна. Но, если девушка летала как на крыльях и не ходила, а танцевала на ходу, то художник всё больше мрачнел и замыкался в себе. Причина этого оставалась неясна до тех пор, пока Лена не изобразила Сергея в виде прекрасного принца, гордо сидящего на белом коне. Рисунок был выполнен мастерски, и всадник, и животное словно готовы были отправиться на ратные подвиги. Несомненное портретное сходство с оригиналом удивляло, но был нарисованный фантом статен, высок и держал поводья двумя здоровыми руками.

— Ты издеваешься? — Сергей лишь мельком взглянул на рисунок и часто-часто заморгал.

Лена поняла. Кровь отхлынула от лица.

— Серёжа, но ты же сам говорил, что рисовать нужно сердцем! Это моё сердце видит тебя таким.

— Но я не такой... — грустно ответил художник.

— Не важно! Для меня не важно! Я хочу быть с тобой, каким бы ты ни был! Я люблю тебя, Серёжа!

— Алёнушка... Я... Нет, мы не можем быть вместе! Я тебе не подхожу, ты птица высокого полёта. У тебя большое будущее, Алёна!

— Не нужно мне никакого будущего без тебя! Я хочу быть всегда с тобой, Серёжа! Всегда и везде!

— Всегда и везде... — молодой человек поднял предательски заблестевшие глаза. — Как напыщенно звучит. Но жизнь не такая. Она не любит высоких фраз. Наше совместное будущее возможно только в фантазиях, на бумаге, например. У тебя всё ещё впереди, если только ты сможешь забыть меня. Тебе надо уехать. Я камень на шее, со мной ты не взлетишь.

— Ты ошибаешься, родной мой! Я обычная, простая! Моё счастье быть рядом с тобой. Я боюсь уезжать, да и талантов-то у меня нет особых.

— Что? Кто это тебе сказал?

— Зеркало. Я же вижу.

— Да как ты можешь доверять куску стекла? Зеркало показывает лишь то, что ты хочешь увидеть. А настоящую правду могут сказать только люди. Ты такая, как видят тебя другие. Вот, смотри!

С этими словами художник схватил первую попавшуюся тетрадку и за пару минут изобразил на листке в клеточку портрет девушки, очень похожей на Алёну. Прямо копия! Только взгляд её был твёрже, осанка величественнее, а выражение лица более решительное.

— Ну вот, оказывается, ты тоже у нас обманщик, — девушка улыбнулась мягко и укоризненно, — я же не такая!

— Такая! — с жаром ответил Сергей. — Мне лучше знать! Ты способна покорить весь мир! А я... Я буду помнить тебя всегда... И любить.

Последние слова он произнёс очень тихо, но она услышала, а может быть, почувствовала их.

— Уходи! — решительно добавил юноша. — Я не могу больше мучиться рядом с тобой, зная, что мешаю зажечься на небе новой звезде. Да и ты должна забыть меня как можно скорее. Я недостойный тебя Квазимодо, о моя Эсмеральда!

Конечно же, по законам мелодрамы на улице шёл дождь. Первый летний ливень, холодный и словно пронизывающий своими струями насквозь. Она шла, не замечая холода и не сдерживая слёз, всё равно их не отличить на мокром лице от капель дождя.

Беспомощность и растерянность постепенно сменились злостью, но злостью на себя. «Значит, я недостаточно хороша для него! — думала Лена, — но ничего! Я докажу ему! Докажу!» И она решительно вытерла слёзы и ускорила шаг.

Потом было поступление в престижнейший театральный ВУЗ, головокружительная карьера манекенщицы в Париже, музыкальные клипы, модельный бизнес и стремительный успех. Бывало всякое: козни конкурентов, зависть подруг и домогательства сильных мира сего, но рисунок на клетчатом листе в потайном кармане сумочки всегда придавал сил и уверенности в себе.

Им не суждено было больше встретиться. Лена, а точнее уже Елена Александровна, пыталась найти Сергея, но в школе он больше не работал, а в его комнате про него даже не слышали.