Слащов Невыносимая лазурь и нескончаемое пекло. Контрразведчики пасут Трех что ли стран – оставим это. Сидим без шашек, без погон. Луна таращит глаз циклопий. И муэдзина клич вдогон рассвету шлет Константинополь. То день, то ночь – и сутки прочь. И месяц прочь. А там, за морем… Но, впрочем, горю не помочь. Или помочь возможно горю? Чужое небо! В вышине, недостижимой и гнетущей, кружАтся тучи, будто мне гадают на кофейной гуще. «Духовной жаждою томим» – Так верно и велеречиво! А за спиной остался Крым, предательство, позор прорыва. Как покатились – в душу мать! – герои давешних ристалищ, раз дал команду отступать дражайший Петр Николаич. Дрожащий! Мигом – на причал, там корабли уже под паром. А корпус наш оборонял Крым целый год – и все задаром. Ты помнишь, Нина: март, Чонгар, два километра гиблой гати, соединившей берега, разъединившей бывших братьев. И ненависти был накал такой, что воздух стал инаков – плотней. Сквозь орудийный шквал я поднял юнкеров в атаку. В литавры ударял оркестр. Чеканя шаг, в огонь и в воду с оружьем шли наперевес – и ты, мой мичман Нечволодов, кричала первая: «Ура-а!» Где, смерть, твое двойное жало? Их больше было в десять раз, чем нас, но как они бежали! Теперь… К чему терять слова? И не воротит смысл витийство. А знаешь – снилась мне Москва, у набережной храм Софийский... Так бы стоял, пока река не унесет кораблик каждый и кучевые облака не утолят духовной жажды. Баллада о Слащове Якове Александровиче. ЛГ после разгрома и эвакуации с товарищами прозябает под Константинополем, влача тоскливое существование. День сменяется ночью, месяц проходит за месяцем, а душа тянется на родину... «Духовной жаждою томим» - потому что душа полна воспоминаний, которые непременно надо сохранить и передать потомкам, ничего другого ЛГ и не помышляет. На чужбине чужая историческая правда никому не нужна, но есть долг перед погибшими героями, перед памятью солдат, и ЛГ вспоминает военные события — победоносные, героические и пораженческие. Хороша аллюзия к «Пророку» Пушкина, да только витийство уже ничего не изменит — победы не удержаны, негодование и бессилие сквозит в словах ЛГ, потому что все проиграно, настрой пораженческий, тем не менее, ЛГ снится Москва, Софийский Собор, и все помыслы тянутся к Родине. Финал стихотворения мне неуловимо напоминает предпоследний катрен «Пьяного корабля» Рембо в пер. Кудинова: Коль мне нужна вода Европы, то не волны Ее морей нужны, а лужа, где весной, Присев на корточки, ребенок, грусти полный, Пускает в плаванье кораблик хрупкий свой. Как ЛГ Рембо верит в ребенка и его кораблик, так наш ЛГ верит в высшую истину. Кораблики — это герои Крыма, которые в молитвах вознесутся в небо, где отыщут свою правду и утешение. Живо написанное произведение, герой скорбит, но образы его переживаний энергичные, яркие (больше всего понравилось Сидим без шашек, без погон — просто, доходчиво, пронзительно) и мы верим, что духовную жажду он утолил, что и случилось в реальности. Исторический события вполне считываются. Стихотворение написано тринадцатью графически разделенными катренами перекрестной рифмовкой АбАб, четырехстопным ямбом. Интересные рифмы погон — вдогон, гнетущей - гуще, паром - задаром (идея проверять оригинальность рифм интересной мне не кажется), двойное жало - бежали, витийство - Софийский, каждый - жажды. Хорош повтор дражайший Петр Николаич — Дрожащий! Эмоциональный и очень выразительный. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
