Не в пору овдоветь,

иль оказаться брошенной,

Или гордыню усыпив,

делить (его) с другою,

Иль в клеть златую угодить,

достатка путами стреноженной,

Или насилие сносить покорно…

Полноте!

В том ль счастье женское –

слыть мужнею женою?..

 

…“Что проку от мужчин?” задаются они вопросом.

Неужто феминистки, прячущиеся от опостылевшего одиночества за противостоянием с сильным полом?

Нет. С мужчинами не воюют. Да и какой смысл? Ведь их проще не замечать, не испытывая потребности ни в их внимании, ни в заботе, ни в любви. И не демонстрировать это. Много чести!..

 

…Инге не спалось. Было отчего.

Зачем она полезла с этим идиотским тостом? В результате получился не девичник, а вечер душеизлияний. Она узнала о своих подругах, столько всего! Да и сама разоткровенничалась, дура! Алкоголь – неважный советчик, язык развязался, понесло...

 

С чего же все началось?

– Девчонки! – польстила Инга своим далеко не юным подругам, подняв стакан с вином. – Четвертый тост. Не пора ли нам выпить за мужчин?

Воцарилась удивленная тишина. В их сугубо женской компании разговоры о мужчинах нарушали негласное табу.

– Не хотите пить за мужчин?..

 

Пришла пора определиться с местом действия и его участниками.

На зеленой лужайке у костра недалеко от реки собрались молодящиеся дамы отметить пятидесятилетний юбилей одной из них. Таких обычно называют – женщины бальзаковского возраста, легко растягиваемого от сорока лет до…

В этой компании Инга недавно. Моложавая, не утратившая еще привлекательности, она всегда находилась в центре мужского внимания, привыкла к нему, ей недоставало мужчин, их комплиментов, их взглядов – мимолетных, исподволь, от которых кружится голова и слабеют ноги…

Здесь же ее никто не замечал. Впрочем, здесь никто никого не замечал, не слышал и не слушал. Каждая говорила о своем, о наболевшем. Многоликий, точнее, многоголосый монолог…

Инга откровенно скучала и развлекала себя выписыванием психологических портретов подвыпивших подруг, но почему-то получались шаржи.

Дамы были уже “хороши”, о чем свидетельствовали раскрасневшиеся физиономии, громкие голоса и все чаще срывавшиеся с их губ крепкие словечки. Не иначе скоро прольются раздольной песней.

Нет, что ни говори, пикник без мужчин – просто пьянка!

– И что я здесь делаю? – досадовала Инга, переводя взгляд с одной говорившей на другую, – господи, зачем материться? А ведь не стали бы, находись среди нас хоть один мужчина. Любопытно, что их, абсолютно разных, объединяет? Ведь и в походы выходного дня ходят неизменным коллективом. Все незамужние: кто разведен, а кто так и не вкусил “нестерпимости” семейного счастья.

Вдруг ее осенило – их всех роднит именно отношение к мужчинам. Выстраданное безразличие? Выработанное годами равнодушие?..

Вот тогда-то Инга и решила проверить свою догадку, подняв тост за мужчин.

 

– Не гони! – нарушила нависшую над полянкой тишину Валентина – негласный лидер собравшейся компании, крупная представительная дама, – тебя интересует, как мы относимся к мужчинам? Отвечу за всех. Они нам пофиг!

– Что так, и почему решаешь за других? Ведь почти все мы побывали замужем, имеем детей, некоторые внуков, неужели все так безнадежно? Вот ты, к примеру, можешь представить свою жизнь без мужчин?

– Легко!

– Поставлю вопрос иначе. Обозначим сожительство с мужчинами в виде заполненной на листе бумаги таблицы, слева – плюсы, справа – минусы.

– Для меня в этом нет надобности, знаю и без того – одни минусы.

– Сплошные?

– Нет, но лишь по причине внука – единственного мужчины, которого еще хоть как-то воспринимаю.

– Не побоишься обосновать?

– Нет!

Так был спровоцирован Ингой и выпитым вином вечер излияний женских душ.

 

Бог любит троицу

– То, что у мужчин между ногами, – начала Валентина, – меня уже не интересует, а что между плечами – не тешит.

Она трижды побывала замужем. С каждым мужем прожила ровно по десять лет. Видимо, десять лет – крайний срок женского терпения.

 

С первым супругом училась в институте. Ей было за двадцать. Он был старше ее, отслужил армию. Влюбилась по уши. Как положено – свадьба, белое платье, фата, вопли “горько”.

Молодоженам досталась большая двухкомнатная квартира бабушки, чья кончина за неделю до свадьбы стала хоть и горьким, зато царским подарком, – не было счастья…

В первую брачную ночь Валя обескуражила супруга – оказался первооткрывателем. Через год родила дочку. Через три муж стал изменять с ее лучшей подругой. Но не ушел к разлучнице – некуда было!

Оставшиеся пять из десяти лет совместной жизни он устроил ей “вырванные годы”, доходило до потасовок. Наконец, не выдержала, и оставив супругу квартиру и дочку, сбежала к матери, чего он, собственно, и добивался. Дочку, правда, вернул, справедливо решив: ей – дочка, ему – квартира. Слабое утешение – новой жене так и не удалось продлить сучий его род…

 

Второго мужа она обрела в туристическом походе. Синеокий мечтатель, он разливался соловьем, распевая песни у вечернего костра под гитару, чем и покорил. Делать более ни хрена не умел, зато любовью горазд был заниматься в любое время суток.

В своей жизни он совершил единственный мужской поступок – удочерил ее дочь…

Как снег на голову – развал страны. Супруг благополучно потерял работу, чем, впрочем, не слишком обеспокоился. Днями лежал в раздумьях о судьбах человечества, перебирая струны гитары. Содержание семьи, стирку, уборку, походы в магазин и детский сад он оставил жене, – не мужское это дело. По вечерам же, распираемый накопившейся за день энергией, нетерпеливо ожидал уставшую измученную супругу с работы, чтобы со всей ответственностью приступить к исполнению супружеских обязанностей. Любвеобильный супруг проявлял чудеса неутомимости, отбирая остатки сил. Слава богу – она не оставила в его паспорте следов о прописке. Но развестись с ним оказалось непростым делом. После развода он продолжал наведываться к падчерице. На самом же деле подкатывал к бывшей жене. Та уступала – чего не сделаешь от тоски и на безрыбье…

 

Третий муж оказался полной противоположностью двум первым: солидный, степенный, интеллигентный, одним словом – приятный во всех отношениях. Познакомилась с ним в филармонии на концерте. Вначале все было просто замечательно, если не считать его длительных командировок…

Но однажды, сорвавшись по какой-то причине днем с работы, Валя застала умилительную картину – командировочный устроил в их гнездышке день открытых дверей для дружков-собутыльников и их сизолицых подруг. Короче, он оказался запойным. В периоды же “недержания” пропадал в долгих командировках.

Довелось вступить в схватку с зеленым змием, к сожалению, неравную. Бедняга лечился, подшивался, да хватало его от силы на год. В отличие от второго ее избранника, супружеские обязанности он исполнял без энтузиазма, а через пять лет супружества и вовсе устранился. На хрен он тогда вообще нужен?!!

Как-то после полугодовой “завязки” благоверный в очередной раз сорвался и заявился в свинском состоянии. Не пустила на порог. Утром обнаружила спящим на коврике у входной двери. С трудом выволокла на улицу, прислонила к мусорным контейнерам. Там и оставила, полагая – лучшего места для него не сыскать…

 

На этом ее хождения за три мужа завершились – Бог терпит троицу. Тридцати лет замужества Вале с лихвой хватило, чтобы убедиться в несостоятельности института брака, осталось неясным, зачем для этого понадобилось столько лет. Чтобы числиться мужнею женой, при этом стирать грязные носки, смотреть футбол и бокс, страдать бессонницей от непереносимого храпа? Живи она в селе – другое дело. Без мужских рук там не обойтись. А в городе какая надобность? Когда же “надобность” все же приходила, достаточно было устроить романтический вечер при свечах, но не позднее утра...

 

– По разным критериям можно классифицировать мужчин. – дополнила исповедь Вали сорокалетняя красавица Вика. – Я бы, соглашусь с Валей, подбирала их еще и по храпу. Мне не довелось знать ни одного не храпящего мужчины. Вам смешно? А я заработала нервное расстройство и хроническую бессонницу. И теперь замуж выйду только после месячного испытательного срока жениха на храп.

– Сама-то не храпишь?

– Не знаю…

– Так спроси!

– У кого?

– У того, кто храпит подле тебя…

 

– А вот ты, Анюта. – Инга обратилась к фигуристой, хорошо сохранившейся для своих пятидесяти лет юбилярше – По твоему нетерпеливому взгляду вижу – тебе есть, что сказать. Итак, мужчина – позитив, негатив?

Аня, скривилась, как от зубной боли:

– Негатив, конечно же негатив!

 

Комплекс жертвы

Первое ее знакомство с мужчинами случилось еще в раннем детстве. Увы, это не был отец. Про отца узнала от матери, когда тот уже лежал в могиле. Насилу припомнила: смешливый мужичок, почему-то возложивший на свои плечи тяжкое демографическое бремя, великодушно рассевая по окрестным селам мужское семя, отчего, видимо, и помер до срока. Не минула посева и мать Ани. Она так никогда и не вышла замуж, заразив бациллой безбрачия свою дочь.

Аню, как и мать, никто никогда не звал замуж, хотя в молодости она была очень даже! А вот насилия натерпелась за десятерых!..

Состоялось же ее знакомство с сильным полом восьми лет отроду, когда, вернувшись как-то зимой из школы, не успев раздеться, девочка увидела, как маму, удерживая за косы, елозит лицом по столу ейный хахаль – здоровенный бугай. Тогда Аня еще не растеряла смелости и не помня себя огрела обидчика кочергой. Не убила, лишь напугала…

 

Второй опыт тесного общения с мужчинами пришелся на ее отрочество. Скороспелка, она до времени созрела как женщина, магнитом притягивая похотливые взгляды односельчан. Не избежал искушения и отчим, – гражданский муж матери, прижившийся у них пожилой степенный мужичок. Отчима она любила и доверительно называла батькой. Девочке нравилось, как, усадив на колени, он гладил ее по головке, называя ласково Анютка-прибаутка. По мере взросления падчерицы поглаживания постепенно переместились на ее вздувавшие одежды округлости. Это происходило в отсутствие матери, и не было Ане неприятно. По крайней мере, вначале. Руки отчима все более смелели, а однажды, выпив, он распалился ни на шутку, да так, что уронил брюки. Аня стояла ни жива, ни мертва, не в состоянии убежать, таращась во все глаза, не без любопытства, впрочем. В этот момент вошла мать…

Больше он в их доме не появлялся, мать же резко переменилась к дочери – взревновала, стала приглядывать за ней. Хотела даже свести к врачу, чтобы удостовериться, что все в порядке. Девочка не далась…

 

Осенние свадьбы на селе – обыденное событие. Замуж выходила семнадцатилетняя подружка Ани. Ждать осени не стали, следовало поторопиться, поскольку талия невесты заметно округлилась. Аню попросили в свидетельницы. Свидетелем от жениха пригласили его армейского дружка Павлика – смазливого светленького паренька, приехавшего из района на собственной машине, что в их селе в то времена являло большую редкость. Повелась на это и Аня, заигрывая к красавчику. Ну и напросилась! Павлик предложил прокатиться. Спустя полчаса, запертая в машине, она уже отчаянно отбивалась. Завершилось это разорванным платье, царапинами и ссадинами. Прибежала домой. Мать, мало того, что не вступилась за нее, напротив выпорола, да еще потащила в район к гинекологу. С тех пор подозрительность к дочери уже не оставляла мать, и, что хуже всего, за девушкой увязалась дурная слава...

 

Весной мать слегла с онкологией, к лету ее не стало, Аня осталась одна. Теперь некому было ее защитить, и беда не заставила себя долго ждать.

 

…Очередная свадьба проходила в общежитии. Потеряв бдительность, девушка веселилась во всю. Опомнилась, когда оказалась в мужской комнате. Одуревшие от водки парни не церемонились. Один стал у выхода. Аня молча отчаянно сопротивляясь. Удалось вырваться, вскочила на подоконник, толкнула окно – третий этаж. Парни попытались удержать. Спасли ее густые ветви дерева и вспаханная земля. Ногу все же повредила, поползла от греха подальше к центральной дороге, рискуя попасть под колеса. К счастью, ехала милицейская машина. Ее подобрали, отвезли в больницу. Написала заявление в милицию, насильникам грозил срок.

До суда дело не довели, дали понять, что справедливости ей не добиться, лишь затаскают по судам. Забрала заявление и, покинув родную деревню, навсегда уехала в город…

 

Устроилась штукатурщицей на стройку. На стройке народ простой – цеплял, не давая проходу. Однажды на совместной пирушке (зачем она согласилась?) не устояла перед натиском бригадира. Свою непривлекательность тот компенсировал напором. Не стал тратить времени на уговоры, просто пригрозил, что пропустит через всю бригаду. Выбрала меньшее зло. Так она стала женщиной, удивив своего нелюбимого. Знаменательное событие для каждой девушки, увы, не стало для нее таковым. В результате взрастила стойкое отвращение к сильной половине человечества, усвоив непреложную истину: мужчина и насилие неотделимы. Теперь бригадир ее “пользовал”, когда хотел, зато остальные не беспокоили. Впрочем, вскоре перестал беспокоить и он. Девушка понесла, но поняла это слишком поздно. Бригадир, ясное дело, устранился, потому как был женат. Он оказался не совсем подонком: помог девушке – перевел на легкую работу, а когда перешел в строительное управление, устроил ее там нормировщицей, – не за так, разумеется, за свободный доступ к телу...

 

Рождение сына не уберегло Аню от мужского внимания, более того усилило. Изобилие плоти и раздавшиеся бедра сворачивали мужские шеи, да вот замуж почему-то никто не звал. Зато насилие ходило за ней по пятам. Что-то в ней провоцировало мужское насилие, не любовь. Ночи не хватит рассказать, но последнее по своей жестокости и садизму вышло далеко за рамки допустимого. А ведь была уже далеко не юной.

…Торопилась к сыну в школу на собрание, задержалась на репетиции в театральной студии. И что ее угораздило сократить дорогу? Хватило испуганного взгляда на встречного мужчину. Развернулся, двинул за ней – огромный, длиннорукий. Как назло, редкие фонари. Ускорила шаг, спускаясь к железнодорожному переезду, тот не отставал. Резко свернула, спряталась за кусты. Горилла выскочил на свет, высматривая. Сомнений не оставалось – ищет ее. Стал приближаться, вглядываясь в темноту, прошел мимо. Ей бы переждать, да не выдержала, выскочила из укрытия рванула вниз к переезду. Насильник только того и ждал, легко догнал ее, бросил на землю, придавил всем весом. Она не давалась, что-то подсказывало – простым насилием это не завершится. Глядела в звериные его глаза, а перед самой стоял укоризненный взгляд сына: “Мама, где же ты?” Насильник уже сдирал с нее колготки.

Схитрила:

– Постой, я сама.

Ослабил хватку. Нечеловеческим усилием сбросила его с себя, ухватился за пальто. Оставив пальто в его руках, стремглав понеслась к переезду, где уже слышались гудки приближавшегося поезда, надеясь проскочить. Эх, если бы не приспущенные колготки, мешавшие бежать! Не успела, сбил с ног. Она лежала между рельсами, отчаянно сопротивляясь. Где там! Нащупала камень, огрела насильника. Вскочила, да цепкая рука ухватила ее за ногу, упала, ударившись головой. Что-то теплое потекло по лицу, заливая. Пальцы насильника клещами сомкнулись на горле, придавив головой к рельсам. Захрипела, в глазах потемнело, почудилось даже: “Так не доставайся же ты никому!” Сквозь уходящее сознание услышала гудок поезда. Хватка неожиданно ослабла, но подняться женщина уже не могла, лишь нелепая мысль сверлила мозг: красивая же она будет в гробу без головы!..

Что-то рвануло ее с рельс на насыпь. Прогрохотал поезд.

– Что ж ты, горемычная! Жизнь надоела?

Над ней стояла женщина в железнодорожной форме с фонарем в руке, разглядывая израненное в клочьях одежды тело. Анна кивнула головой в сторону маячившего неподалеку мужского силуэта. Всем своим видом он высказывал недовольство – не насладился зрелищем! Хрупкая железнодорожница рванулась к громиле. Насильник одним ударом мог отправить ее на тот свет, да испугался, растаял в темноте.

Спасительница Зина завела Аню в будку у переезда, перевязала голову, одела в теплое, напоила чаем. С тех пор они друзья…

Анна умолкла, горестно склонив голову. Она так и не избавилась от трепета перед мужчинами, вечно пасовала.

 

– Я тебя понимаю, Аня, – попыталась успокоить ее Жанна, невысокая, хрупкая женщина. – Это имеет название: “Комплекс жертвы”. Сама такая, и насилие знаю не понаслышке.

 

Феромоны страха

– Женщины сами провоцируют мужское насилие. Насильники, как всякие хищники, чувствуют страх жертвы: то ли по поведению, то ли по феромонам, исходящим от нее, то ли еще по каким признакам, и соответствующим образом реагируют.

Рассказала подтверждающие это случаи из своей жизни.

Возвращалась она как-то вечером с работы, зашла в подворотню своего дома, вдруг услышала за спиной шаги. Знала, что нельзя показывать страх, да легко теоретизировать. Ускорила движение, свернула за угол, тридцать метров до своего подъезда промчалась за мгновение, птицей взлетела на крылечко. Вызывать лифт не стала – лифт самое удачное место для насилия. Помчалась вверх по ступеням, ей казалось, что догнать ее не смог бы и чемпион мира по бегу, да когда добралась до своей двери, насильник был уже рядом. Дальше чердак, туда лучше не соваться! Открывать свою дверь не рискнула, дома никого. Повернулась лицом к насильнику и завопила о помощи. Какая помощь! Лишь защелкали засовы. К ней приближалась рослая фигура – на голову выше, в глазах пьяная муть. Ткнул ее в нос кулаком, чтобы замолкла. В глазах вспыхнули огоньки, стала оседать. В этот момент ее словно перемкнуло. Страх пропал, осталась лютая ненависть и неистовое желание отплатить за унижение. Бедняга не успел почувствовать это, а в глаза его уже впились ногти разъяренной женщины. С трудом оторвал ее от себя, с лица потекла алая струйка. Приложился второй раз. Удар лишь раззадорил ее. Насильник понял, что пора “делать ноги”. Оторвал безумицу от себя, стал спускаться вниз, она за ним, да еще острием туфли больно, а главное унизительно тыкала под зад. Ускорился, она не отставала. Внизу у выходной двери замешкался, открыть не успел, – их роли поменялись. Перед ним была уже не хрупкая девушка, – пантера. Закрыл лицо руками, откинувшись назад. Дверь под его весом распахнулась, он вывалился на крыльцо спиной, скатился кубарем, пополз, затем побежал на четвереньках, безуспешно пытаясь подняться на ноги, умчался, обгоняя собственный визг!..

 

Это был не единственный случай. Жанна рассказала еще об одном. Она шла в гости к подруге, остановилась у подъезда. Сумерки. Фонари еще не зажглись. Навстречу из полумрака материализовался мужчина. Нет бы спокойно пройти мимо, но страх липкими струйками пополз по спине, парализуя волю. Мужчина почувствовал это и, поравнявшись с ней, выхватил из кармана нечто похожее на пистолет, направил на нее:

– Сумку, если жизнь не надоела!

В сумке лежала приличная сумма. Лишаться денег не хотелось, вцепилась в сумку, не отпуская. Щелкнул затвор, он ткнул стволом в живот. Нестерпимо захотелось в туалет. И вдруг, как это уже случалось, ее переклинило. С бесстрашием смертника глянула в глаза преступнику, достала из сумки металлическую расческу с острой ручкой:

– Стреляй, сволочь, но не дай бог тебе промахнуться!

Озадаченный насильник выпустил сумку – ну ее эту бешенную! Не тут то было! Она уцепилась за его плащ, призывая милицию.

– Дура, отпусти, убью! – Побежал, волоча за собой осатаневшую женщину. Та, забыв о деньгах, обо всем, метелила его тяжелой сумкой по чем попало. С трудом вырвался, так позорно он никогда еще не убегал!..

 

– А насчет плюсов и минусов скажу одно, – завершила свой рассказ Жанна, – хотя негатива и подлостей от мужчин в своей жизни получила сполна, да и в личной жизни не слишком повезло, но ведь было и хорошее: и любовь, и счастье материнства. Так ставить вопрос?..

 

Любовь – это яд

– А я всю жизнь обходилась без мужчин, – разорвала затянувшуюся паузу Надя, – обойдусь и в дальнейшем, и двумя руками голосую за то, что несут они сплошные неприятности и страдания, короче, негатив и сплошные минусы.

Надя – странный до нелепости участник их женских посиделок и походов выходного дня. Неизвестно, откуда взялась, держали ее из жалости. Невысокая, мужеподобная, абсолютно седая. Моложе большинства присутствующих, она казалась самой пожилой. Ее лицо не знало косметики, волосы – краски. Уродлива? Отнюдь, просто блеклая, пройдешь мимо – не заметишь. Мужской взгляд если и останавливался на ней, едва ли выражал нечто большее, чем скуку.

В прошлом – активная комсомолка, жесткая, бескомпромиссная, ей неведомы полутона. Увы, комсомол остался в прошлом…

Нашла альтернативу – ударилась в религию, соблюдая посты, отмечая все православные праздники, и не дай бог кому посмеяться над этим! До пенсии ей еще далеко, но нигде не работала. Денег у нее, соответственно, никогда не было, при этом имела байдарку, ходила в водные походы, зимой ездила в горы кататься на горных лыжах. За счет чего жила – неясно, скорее всего, сдавала квартиру, сама же вела себя, как приживалка, жила то у одной подруги, то у другой, пока не прогоняли. Имелся у нее еще один пунктик – никогда не упускала случая выпить. Надурняк, разумеется. Пьянела стремительно. Сидит болтает, вдруг брык навзничь – готова! Хорошо, если это происходило в середине застолья, в противном же случае не преминуть какой-нибудь сердобольной волочить ее на себе…

 

– Я безразлична к мужчинам. Нет, я их ненавижу за то, что они меня в упор не видят!

И ко всеобщему удивлению присутствующих призналась, что и сама однажды стала объектом насилия.

Это было давно. Она возвращалась с комсомольского собрания. Шла через парк. Чувство праведного гнева распирало ее, – не на кого положиться, никто не выполняет поручений! Вдруг дорогу преградил невысокий тщедушный парнишка. От него разило перегаром и… чесноком. Он был настолько пьян, что лишь мычал. Попытался обнять, облапил, но к своему изумлению не обнаружил на девичьем теле положенных неровностей. Это его не остановило, дотащил до скамейки, бросил на жесткие перекладины. Она яростно молча отбивалась. Спас ее фонарь над скамейкой. Он неосторожно уронил свет на нее, что почему-то подействовало на насильника, как ушат холодной воды – тотчас отрезвел. А ведь сам был едва ли краше: рябой, крошечные близко посаженные глазки бессмысленно пучились, липкие пряди волос свисали с головы, лицо и шея усеяны подростковыми угрями.

Сел на скамейку, спросил примирительно:

– Сигарет нет?

Отрицательно помотала головой. Тогда она еще не курила (не свои). Невлюбленная парочка долго сидела на лавочке, с недоумением разглядывая друг друга. Ей даже почудились искорки сочувствия в его глазах. Надо же, пожалел! На себя бы глянул! Затем горе-насильник поднялся, смачно сплюнул, и, качаясь, поплелся прочь, бормоча:

– Ходют здесь всякие! Покою не дают!

Ей тогда еще было невдомек, что в тот вечер ей представился, возможно, единственный случай стать женщиной. В этом она, впрочем, не призналась, а с многозначительным видом соврала, что в дальнейшем нимало мужчин добивались ее благосклонности, но снискали лишь самые достойные…

 

Ревность против скупости

– Лично для меня мужчина – воплощение скупости, жадности и… ревности. – неожиданно вступила в дискуссию обычно молчаливая Дина.

Дина – ничем не примечательная сухощавая женщина, пройдешь мимо, не заметишь. Впрочем, заметишь. Она была очень высокого роста, что, увы, исчерпывало ее неординарность.

– Как видите, я не слишком привлекательна, да и в молодости была едва ли краше. Мало того, что не красавица, так еще и дылда, что до минимума сокращало число претендентов на мои руку и сердце. Какое, просто пофлиртовать!..

Вышла замуж она после тридцати, не надеясь уже, что кто-то еще покусится на нее. Так ведь нашелся! Небольшого росточка, правда. Заметная разница в росте не стала для жениха отвергающим фактором, скорее, напротив. У мужа была большая квартира, но поселился в ее гостинке. Свою квартиру сдавал. Чем примечателен? Вспоминает, не может припомнить. Даже цвет невыразительных глаз запамятовала. Отличала же его невероятная скупость, если не сказать жадность. Он не подарил ей ни одного цветка, ни разу не угостил мороженным, не сводил в кафе или кино. Сразу установил свои порядки. Завел журнал для учета расходов, деньги давал под расписку. Скупость его превышала все разумные пределы. Но терпела, какой-никакой, мужчина! Детей бог им не дал, да и не смог бы – муж был настолько скуп, что жалел для нее даже мужское семя…

…“Беручи, рука не приберется, а даючи оскудеет”. Неожиданно супруг пропал, исчез. Без ссор, без объяснений, как не было. Бумаги на развод прислал по почте. Она долго не могла уяснить причины, пока до нее не дошли слухи, что благоверный стал обладателем состояния. Вероятно, настолько большого, что побоялся ее законных притязаний…

…“Скупу человеку убавит бог веку”. Спустя несколько лет после развода ее вызвали в милицию на опознание. Это было тело “бывшего”, хотя его нелегко было узнать – долго пролежал. Глаза открыты, на лице счастливая улыбка. Улыбающийся покойник! По-видимому не смог перенести восторга обладания богатствами, которые, увы, не принесли ни ему, ни кому еще пользы. “Каждому свое” – подытожила она его жизненный путь…

 

Дина предполагала, что нет большего недостатка для мужчины, чем жадность. Оказывается есть – ревность!

Второй ее муж не был скуп, что с лихвой восполнялось другим его “достоинством”. Умный, интеллигентный, обаятельный, щедрый, любвеобильный. Он был очень маленького роста, даже ниже ее первого супруга. Ей вообще “везло” на крошечных партнеров – самый рослый из них едва достигал ее подбородка. Высокий рост Дины, очевидно, являлся для них сильным сексуальным раздражителем, не исключено, что и единственным. “В постели разница в росте нивелируется” – убеждал ее супруг, не уточняя, что, увы, мал не только ростом. Дина это почувствовала сразу, в смысле не почувствовала ничего. Муж нашел, правда, способ, да взревновал пуще того.

Дина пребывала в крайнем недоумении, ведь на ее честь мало того, что никто не покушался, на нее просто не обращали внимания. Так нет же! Приходилось давать поминутный отчет – где была, что делала. Подмечала следящего за ней супруга в самых непредсказуемых местах. Ревновал к электрику, к сантехнику, к продавцу, даже к коту. Любимое животное довелось отдать соседке. Когда же благоверный на ровном месте поднял скандал в метро, подключив к нему весь вагон и милицию, Дина поняла, что ревность его переросла в хроническое заболевание…

Развод супруг не давал, в суд не являлся. Пригрозив, что принесет его туда на руках, Дина получила, наконец, согласие.

Теперь ее никто не беспокоит, что больше тешит, чем огорчает…

 

Уйти, чтобы остаться

…Подошла очередь Лины – немногословной женщины с печальными глазами. Ей не очень хотелось откровенничать, но чего не сделаешь за компанию, да под действием выпитого…

 

– Мне трудно оценивать жизнь с мужчинами, поскольку знала и любила одного – своего мужа, с которым прожила более четверти века. Я – однолюб. Других мужчин не знала. Любить единственного, данного судьбой, быть верным ему – позитив это, негатив? Лина умолкла, колеблясь, стоит ли продолжать? Наконец, голос ее тихо зашелестел.

 

…Вышла замуж она сразу после школы за одноклассника. Любовь познавали вместе. До сих пор считает, что любовь – это дар, обоюдная же любовь – величайший, но и редчайший, увы, подарок судьбы. Ей в этом повезло.

Вначале это была неистовая страсть, бывало, что и в обеденный перерыв срывались с работы…

Один за другим родились сын и дочь, чего еще желать? Она купалась в счастье долго, непозволительно долго. У нее даже мысли не возникало изменить Володе.

Шло время. Увы, все хорошее когда-нибудь кончается!

Кризис среднего возраста любимый ознаменовал изменой. Влюбился, правильней сказать, – заболел. Это и не назовешь иначе!

Какими виноватыми глазами он смотрел на нее, на детей! Но ничего не мог с собой поделать. Мир для Лины потускнел, потерял краски. Муж ждал скандалов, срывов, так ему было бы легче, но добился лишь признания, что она не знает, как ей жить без него, не уверена сумеет ли, но он волен распоряжаться собой.

Володя разрывался между семьей и новой любовью.

Покинутой женщине трудно противопоставить что-либо юности и привлекательности разлучницы. Тем не менее, включилась в неравную схватку, занялась собой, привела в порядок лицо, тело, душу и… ждала, просто ждала. Ей бы разлюбить изменщика или хотя бы притвориться. Не смогла, не умела притворяться, любила еще сильнее и… ревновала, изошлась ревностью…

По выходным Володя приходил к детям, они его безумно любили, казалось, больше, чем мать, с нетерпением ожидали. Как и мать, ни разу не упрекнули, что для него стало вовсе непереносимым. Лина оставляла их наедине, не мешая общению, терзаясь ревностью, а еще более любовью…

…Прошло полгода.

Дождалась!!!

Володя не выдержал, вернулся в семью. Явился, как побитая собачонка. Ее же будто заклинило, простила, но близость отвергла, полагая, что навсегда.

Продержалась лишь год. Но не забыла, хотя ни она, ни дети ни разу не напомнили ему. Жизнь потекла своим чередом…

 

Шло время. Отметили серебряную свадьбу, дети один за другим покинули родное гнездо, появились внуки. Новый виток счастья, что еще надо?

Увы. В последнее время Лина стала ловить на себе тревожные взгляды мужа. Тотчас отводил глаза, но успевала поймать – нет, это не было чувство вины, он словно прощался с ней. Допытывалась:

– Тебя что-то тревожит, болит, ты не скрываешь от меня?

– Нет! Мне нечего скрывать.

И не врал. Это было предчувствие, предвидение…

 

…Пятидесятилетие Володи отмечали в ресторане. Много гостей, дети, внуки. Подали фирменное блюдо – горшочки с картошкой, мясом и грибами. На следующий день муж почувствовал себя скверно. Впрочем, не он один, притравились многие, но отделались легким испугом. По-настоящему зацепило лишь его одного. К вечеру вызвали скорую, забрали в больницу с диагнозом панкреатит.

Болезнь стремительно прогрессировала. Поджелудочная отказала – некроз.

…Через неделю мужа не стало. Уходил в сознании. Любящие глаза его молили о прощении. Похороны лучше не вспоминать…

 

С уходом мужа жизнь для нее потеряла всякий смысл. Солнце померкло. Дети пытались отвлечь ее, хотя и самим было нелегко…

Девять дней отмечали у дочки. Она возвращалась домой. Поднялась на лифте на свой этаж и… едва не рухнула без чувств – на коврике перед входной дверью сидел большой кот. Поразило ее не то, что кот не собирался уступать дорогу, и что был рыжим, как Володя в молодости, пока седина не посеребрила волосы, а то, как смотрел на нее. Это были Володины глаза, насмешливые, из-под бровей. Отперла двери, переступила порог, шатаясь, держась за косяк. Кот, не колеблясь, прошел вслед за ней, направился на кухню и сел на любимое кресло мужа. Во всем его облике, в движении, в повадках проглядывал Володя, разве что не говорил. Когда легла спать, кот примостился подле нее именно с той стороны, где обычно спал Володя...

 

Назвала кота Рыжиком, он легко прижился, спал с ней, будил по утрам, как это делал муж, и она не очень бы удивилась, обнаружив однажды на тумбочке у кровати чашку с дымящим кофе, что случалось каждое утро при жизни Володи. Как-то сквозь сон она почувствовала ласки. Легкие прикосновения – так делал только он. Боялась спугнуть блаженство. Проснулась окончательно, открыла глаза, это был Рыжик. Прорвалась рыданиями, Рыжик смотрел на нее добрыми Володиными глазами. В них были: и сочувствие, и понимание, и любовь.

Реинкарнация? Она с недоверием относилась к идее переселения душ, теперь поколебалась в своей уверенности…

Лина притихла, голова ее поникла. Стало ясно – из нее больше не вытянешь ни слова…

 

– Ты почему-то молчишь, Инга, все выспрашиваешь, а ведь тебе и самой небось есть что порассказать, – прервала затянувшееся молчание Татьяна, пышногрудая расплывшаяся женщина, – у тебя было достаточно мужчин, больше, чем у многих из нас, возможно и всех вместе взятых. Какие они, по твоему?

– Что ты имеешь в виду?

– Дело в том, что мне в основном попадались какие-то не те, из чего я сделала вывод, что мужики в большинстве: импотенты и альфонсы, голь и пьянь. А я ведь не обижена Богом! Это на самом деле так или со мной что-то не то?

Инга почувствовала, что ее втягивают в нечто, куда не хотелось бы:

– Да, вниманием мужчин я не обижена. И было их предостаточно: и не импотенты, и не алкаши, и не голь. Какой рядом мужчина, зависит от женщины.

– Ты хочешь сказать по сеньке шапка? Ну, уж нет! Ты просто выгораживаешь мужиков, только благодарности не дождешься! Все они подонки! А кому из вас известно, что такое альфонс-импотент? Парадокс? А я прошла и через такое!

Но расскажу не об этом, а о своей нелепой любви, разрушившей и мою жизнь, и жизнь моей семьи.

Заговорила сбивчиво, торопясь, глотая слова вперемежку со слезами, выбрасывая наружу накопившуюся горечь и обиду…

 

Любовь зла.

Вначале у Татьяны с Сережей были обычные производственные отношения. Они вместе работали в СМУ, она – бухгалтером, Сережа – прорабом. Он был молод, слишком молод, чтобы затевать с ним что-либо. Она и не думала, хотя он ей нравился, но вызывал лишь материнские чувства и… женское любопытство.

Инициатором стал юноша. Она не была готова, попыталась урезонить его, да неожиданно даже для самой себя, пала, хотя была замужем, имела дочь, внучку. Покорил он ее не красотой и душевными качествами, поскольку ничем таким не обладал. Ей польстило, что такой молодой (вдвое моложе) обратил на нее внимание. Она не могла признаться даже себе самой, что повелась на его напористость, наглость, бесшабашность, беспринципность, а более всего – порочность. К сожалению, мужчины нередко привлекают женщин именно порочностью, да небрежным отношением.

Можно было бы как-то понять ее, если бы он показал себя хорошим любовником. Какое! Эгоистичный и нетерпеливый, он не знал ничего, кроме удовлетворения собственного эго. А чтобы побеспокоиться о партнерше, ее ощущениях...

Но любила до замирания сердца, до потери сознания. Никогда не удовлетворенная, но любила. Его молодое плотное тело, неопытность, непосредственность, даже его душевную слепоту и глухоту…

Она пыталась, разумеется, обучить его азам любви, порядочности, душевности, но он оказался бездарным учеником. Ее переживания ему были неинтересны, как, впрочем, и все остальное…

 

…В тот знаменательный день Татьяна не узнавала Сережу, он был необычно нежен, ласков, умел. Она впервые испытала выброс наслаждения. Была настолько обескуражена, что когда он попросил взять для него кредит в банке, не раздумывая согласилась. Похоже Сережа знал, что удовлетворенная женщина способна на все. Татьяну не смутила даже столь приличная сумма. Наивно полагала, что этим крепко-накрепко привяжет его к себе.

Оформила кредит. По настоянию Сергея валютный. Умом она понимала, что вляпалась, да не сердцем. Результат не заставил себя ждать, увы, драматичный.

Как и предполагалось, получив деньги, молодой любовник и не собирался погашать кредит, а вскоре и бросил ее, поскольку надобность в ней отпала. Бросил как ненужную вещь, впрочем, “отработал” положенное время. И только тогда она поняла всю трагичность ситуации. А тут еще скачок доллара!

Ситуация стала неуправляемой. Пришлось продать квартиру. Довела до инфаркта мужа, разрушила отношения с дочерью, внучкой. Сама же вкалывала с утра до ночи, чтобы вовремя расплачиваться по кредиту. Она до сих пор это делает, не скоро освободится, не исключено даже, что и не доживет до этого счастливого момента...

 

Но самое удивительное – другое. Невероятное, дикое! Позови он ее сейчас, полетела бы птицей, и отдала бы все, что имеет, точнее, что не имеет уже. И валялась бы у него в ногах, и вымаливала бы крохи внимания, как бездомная собака объедки…

– Для меня нет вопроса – позитив мужчина или нет, – завершила Татьяна свой рассказ, – Вот скажи, Инга, неужели все мужчины такие?

 

– В отличие от вас, демонстрирующих свое безразличие к мужчинам, – ответила Инга, – они для меня и радость, и отрада, и любовь, и несомненный позитив. Я их всегда любила и они мне отвечали тем же. Мне грех жаловаться на мужчин, а вот им на меня...

Над поляной зависла вязкая тишина, женщины настроились слушать, пауза затягивалась. Увы, сказала “А”, говори “Б”.

 

Судьбы кандалы

– Мне надоело хоронить мужей! Не хотела признаваться, вынудили. Я – “черная вдова”. Нет, не паучиха, пожирающая отработавших на любовном фронте самцов, хотя по сути... Все мужчины, связавшие свою судьбу со мной, обречены. Вначале считала – случайные совпадения, но когда это стало системой…

Здесь следует отвлечься, рассказав о внешности Инги. Красавицей ее не назовешь, было к чему придраться. Длинноватый заостренный носик, не слишком пухлые губы. А вот глаза – большие, зеленые, затягивающие в болотную трясину... Сложена идеально: тоненькая, гибкая, изящная, небольшая округлая грудь. Со спины ее легко можно принять за девушку. И невероятный контраст с осиной талией – совершенная линия налитых упругостью бедер! Да еще походка, доводившая мужчин до невменяемого состояния! Даже сопливые юнцы цеплялись, а ведь ей за пятьдесят…

Инга не стала рассказывать обо всех своих мужчинах, да и не смогла бы – не хватит ночи! Лишь о некоторых, связавших свою судьбу с ней, сделавших себя и ее счастливыми, и как результат – до времени покинувших этот мир.

Странная закономерность: уходили лишь те, кому она отвечала взаимностью. Те же, кто не цеплял ее за живое, благополучно продолжали коптить небо, пополняя долгий список неудачливых ее поклонников. Изредка она допускала к себе кого-нибудь из них без любви, а значит без фатальных последствий. Те же, в кого она влюблялась...

Первый мальчик, впрочем, остался жив. Он был самым красивым в их школе. Она, как и ее школьные подружки, повелась на его внешность, даже стала встречаться с ним, да разглядев надутого павлина с распушенными яркими перьями, охладела.

И тогда воспылал он! И травился, и резал вены – все не мог поверить, что какой-то серой мышке – тогда она такой себя считала – может быть безразличен. От греха подальше его перевели в другую школу…

 

Первый муж, Алексей, долго добивался ее – устала сопротивляться, да и засиделась в девках, но не любила она его. Нет, не любила. Потому и прожила с ним долго. Родилась девочка. Слабенькая, не выходила из болезней. Муж стал прикладываться к рюмке. Дело шло к разводу. Наверное и развелась бы, если бы не заболела дочка. Теперь уже всерьез. Неутешительный диагноз – острая почечная недостаточность. Стали в очередь на пересадку почки, но никак не могли найти донора. Был, впрочем, запасной вариант – девочке подходила почка отца. Он бросил пить – готовил себя к операции. Донора так и не нашли, девочка стала жить с почкой отца.

О разводе теперь и речи не стояло. В доме воцарились мир, покой да любовь. Инга и не заметила, как изменилась к Алексею. Тогда она еще не знала, чем это чревато…

Беда не заставила себя ждать. У мужа отказала единственная почка. Искали донора и деньги на пересадку. Инга готова была уже продать квартиру, чтобы оплатить операцию, не довелось. Она подозревала тогда, а сейчас уж и не сомневается, что Алексей сознательно ускорил свой уход, видимо, не пожелал оставить семью без средств к существованию. Подключенная к нему “искусственная почка” по неизвестной причине “отказала”. Лишь после смерти мужа Инга по достоинству его оценила!..

 

Второе замужество было вынужденным. Не дай нам бог жить в эпоху перемен, когда страна разваливается на части, дочка постоянно болеет, работы нет, денег на лечение тоже! А тут успешный, богатый, добрый, щедрый, внимательный. Жили в достатке, да не в любви.

Любовь к Сереже пришла позже, через дочку. Жили вместе уже несколько лет. Сидели как-то с дочкой вечером у телевизора. В дверях щелкнул замок. Девочка вскочила:

– Папа пришел! – бросилась в прихожую. Подхватил, закружил.

Папа? Ингу точно в сердце ударило, даже взревновала, – ее, родную мать, дочка никогда так не встречала! Ее отношение к мужу изменилось – жить ему оставалось всего ничего…

Связано это было с работой. Его фирме попытались навязать “крышу”. Он не повелся на угрозы. А тут неожиданная командировка – встреча с заказчиком. Вызов оказался ложным. В поезде его “пасли”. Предъявили ультиматум. Оказался несговорчивым – и был выброшен из поезда на полном ходу…

Инга долго не могла прийти в себя…

 

…Следующая ее любовь и вовсе нелепа. Классический любовный треугольник: Игорь – страстный, вспыльчивый, ревнивый и невероятно красивый. Володя – невысокий, внешне неприметный, но нежный, мягкий, галантный и удивительно талантливый. Телом тянулась к Игорю, душой к Володе. Сидела на двух стульях, не в силах определиться. Ее, впрочем, это вполне устраивало, да не их…

В результате осталась ни с чем – один ушел в мир иной, другой отправился в места не столь отдаленные…

Инга не стала рассказывать о других своих мужчинах, до времени покинувших этот мир, что окончательно убедило ее – на ней лежит проклятье.

Рассказала о последнем.

 

...Произошло это совсем недавно. Памятуя о своей карме, в последнее время она не сходилась близко ни с одним мужчиной. Как только чувствовала, что прикипает – привет! Да не углядела.

Его звали Женя. Маленький, плешивый, с брюшком. Полюбить такого – с дерева упасть! Да вот не даром говорят: “С лица воду не пить!”

Ухаживал он как никто. Не успевала подумать, а желаемое уже было у нее. Постепенно как-то, незаметно стал до сведения скул необходимым. И ей, и дочке. И уступила, наконец! И не пожалела – ее жизнь превратилась в праздник. Не успела Инга понять еще это, а будущее ее избранника было предопределено…

Почему мужчина решил, что секс ей необходим в таком количестве? Не юная ведь! А он каждую встречу знаменовал исполнением супружеских обязанностей, супругом при этом не являясь. И откуда ей было знать, что делал он это не без обильного стимулирования?

…В тот злосчастный вечер Женя демонстрировал ей чудеса любвеобильности. Красиво, изыскано, тонко. Ее блаженство оборвалось в самый неподходящий момент. Прекрасная смерть для мужчины – счастливая улыбка, остановившийся взгляд. Женщине-то каково? Все “радости” знакомства с правоохранительными органами, судмедэкспертами, разборки с семьей! На похоронах пряталась, не смея попасться на глаза его жене и детям…

Отныне никакой любви!..

 

Не успела Инга договорить последнюю фразу, как к их костру подошло четверо мужчин, не юных, мягко говоря, но вполне еще. У одного из них была гитара.

– Девочки, – обратился к дамам гитарист, – А не разбавить ли ваш девичник нами – мальчиками?

Женщины не реагировали.

– Чем порадуете, мальчики? – первой отозвалась Инга.

Появились коньяк, вино, фрукты.

– Давайте знакомиться: Петр, Иван, Павел, Матвей…

– Иаков, Андрей, Фома, Филипп... – продолжила Инга. – Увидим ли мы сегодня Иуду?

– Иуда прихворнул, остальные на подходе. – Петр уже запал на Ингу и вовсю ей подыгрывал.

Инга почувствовала спиной, что поторопилась с приглашением, оглянулась и поразилась, – подруг было не узнать! Сами того не ведая, дамы преобразились: выгнули спинки, втянули животы, из последних сил удерживая на лицах невозмутимость и безразличие…

Надя, увидев коньяк, вышла из ступора, и решительно пододвинулась к мужчинам со стаканом наперевес, вожделенный ее взгляд буравил бутылку. Жанна, Таня, Дина и Вика сменили маски равнодушия на улыбки. Лина демонстрировала отстраненность. Валя и Аня недовольно переглядывались...

 

Мужчины не могли не заметить возникшую напряженность, но не отступать же! Павел уже наливал Надежде коньяк, Инга небезуспешно охмуряла Петра, Жанна хвасталась перед Иваном пирогом собственного изготовления, Вика с Матвеем возились у “стола”…

Мужчины выпили за женщин, напряжение потихоньку спадало. Если бы мужчин было поровну с женщинами, и вовсе все было бы замечательно.

А когда Петр запел, женщины оттаяли:

 

За невлюбленными людьми

Любовь идет, как приведенье.

Сражаться с призраком любви,

Брать от любви освобожденье –

Какое заблужденье!..

 

…Расходились поздно. Шли по двое и группами.

Павел тащил Надежду. Жанна с Иваном спорили о реинкарнации. Вика с Матвеем шли, держась за руки, их молчание было красноречивей слов. Лина и Аня не без зависти поглядывали на образовавшиеся пары. Дина немым укором возвышалась над всеми, для нее не нашлось пары. Шла рядом с Валей. Та истекала ядом – их “девичья” компания разваливалась на глазах.

Петр с Ингой отстали. Останавливались, взахлеб целовались. Когда мужчина отрывался от нее, Инга с болью и сожалением глядела на него. Над его головой ей виделся нимб – Петр был приговорен, наручники судьбы защелкнулись на его запястьях.

– У тебя такое выражения лица, точно ты хоронишь меня. – удивился мужчина.

Инга не ответила. Не признаваться же ей, что он недалек от истины, и что проклятие, зависшее над ней, уже навострило зубы.

Но нет! Она решительно вступила в схватку с провидением и не намерена была уступать без боя…