ДЕДОВЫ ЗАПОВЕДИ

70-летию Великой Победы посвящается

 

В военную академию, где Иван учился после войны, вдруг пришло письмо из Берлина. В конверте - фотография, на них мужчина с женщиной и три девочки, все как одна - темноволосые, хрупкие, похожие на отца. «Дорогой друг! - писала некая Хелена из восточной зоны Берлина бывшему русскому солдату. - Если бы не твоё великодушие, то этих милых деток могло бы и не быть! Приезжай в гости! Очень ждем!»

Ивана тут же вызвали в особый отдел. Начальник отдела майор Кузьмин, подав ему письмо с фотографиями и дождавшись произведённого эффекта, не преминул подкузьмить («Фамилия и работа у него такая!», - иногда шутили в академии, когда было до шуток):

- Этто, чем же вы занимались в Берлине, Иван Васильевич в 1945 году или позже, если сразу за троих детей вас благодарит немецкая женщина из ГДР*? Завтра в это же время жду рапорт с объяснениями.

 

Иван хорошо помнил войну.

На фронт он попал не сразу - сразу уехали в районный военкомат отец и старший брат Андрей, а младшего пока не взяли, потому как мать была сильно больна. Она денно и нощно молилась за мужа, сына и всех ратников, чтобы Господь помог им выстоять в тяжёлой битве с врагами. Её отец - дед Вани, был священником и хотел, чтобы хоть один из внуков пошёл по его стопам. Ваню готовили в семинарию, но война спутала всё...

Когда пришла похоронка на отца, мать плакала и долго-долго причитала, вспоминая мужа... Потом, когда уже немного скрепилась, всё равно сыну казалось, что из глаз её текут слёзы — такие глубокие тёмные морщины залегли под ними и на щеках... А Ваня как-то сразу повзрослел и однажды решился сказать матери, что он тоже пойдёт на фронт мстить за отца и помогать старшему брату Андрею бить ненавистного врага!

- Мама, я не могу отсиживаться в тылу, когда мои сверстники воюют, даже девчата ушли медсёстрами на фронт! Как мне им всем потом в глаза глядеть?!

- Сынок, я не выдержу, если с тобой что-нибудь случится... Андрей вот тоже что-то давно не пишет... Давай дождемся письма от него, и тогда всё порешаем, - пробовала уговорить сына расстроенная мать, но это у неё получалось плохо...

Наконец пришло письмо от Андрея. Его друг писал, что их полк чуть было не попал в окружение, и, вырываясь из кольца, Андрей был ранен в руку и сейчас находится в госпитале. «Иван, - писал он брату, - ты теперь дома за старшего: на тебе мать и хозяйство, мы с отцом надеемся, что ты нас не подведёшь». О гибели отца Андрей не знал, и Ваня с мамой решили ему пока не говорить...

В марте 1943 года. Ване исполнилось 19 лет. Почти единственный парень в отделении совхоза, как иногда шутили женщины, «броневой» (от слов «броня» и «бронь») и безотказный, он сутками не слезал со своего «железного коня» - старенького, еле пыхтящего трактора: до ночи в поле, а потом - в совхозной мехмастерской, на ферме и везде, где была нужна тягловая сила. Председатель совхоза Семён Мартынович Звягин говорил ему:

- Мы с тобой, Ваня, да твой дядя Пётр Данилыч, да ещё с той войны хромой дед Митрич, сторож, только и остались в деревне за мужиков, а значит, должны работать изо всех сил — за всех тех, кто нынче на фронте бьётся за нас, в несколько раз могутней, чем раньше. Бабы они, конечно, тоже тянут, но ведь женский организм болезненней нашего... А раз болезный, то не железный - не то, что твой сказочный железный конь-огонь! - заканчивал он, улыбаясь.

И Ваня работал, трудился, вкалывал за пятерых - казалось, что сила молодости была в нём неисчерпаема. Домой забегал только, чтобы проведать мать и перекусить. Но с мечтой (или долгом?) уйти на фронт не расставался.

 

Когда пришла похоронка на Андрея (видать, ранение было всё-таки не в руку...), стараясь заглушить саднящую до слёз боль внутри, от которой спасался только работой, Иван снова сказал матери, что должен быть там, где сейчас бьются все, и отомстить за отца и брата.

- Мама, не надо бояться за меня: немец уже не так силён, как раньше — его наши зимой шарахнули под Сталинградом, он перешёл в оборону. А то война кончится, а я и повоевать не успею! - пробовал невесело шутить он. - Я договорился с дядей Петей и тёткой Марией, чтобы они приглядели за тобой... Буду писать как можно чаще.

- Так ты ж без меня всё уже решил... - горестно вздохнула мать.

 

Иван попал в 81-ю стрелковую дивизию Центрального фронта под командованием генерала Рокоссовского. Его полк вёл бои на Курской дуге в районе Ольховатка- Поныри. За Поныри шла ожесточённая битва - через посёлок проходила железная дорога Орёл-Курск. Повезло ли, но боевое крещение новобранца Ивана Грачёва было втройне боевым. На пятый день сражения, как только жестокий бой затих к вечеру, немного продышавшись от чада и усилием воли стряхнув усталость, Ваня написал 2 коротких письма — матери и дяде.

Матери он писал: «Добрый день или вечер! Здравствуйте, мама! У меня всё идёт нормально. Я направлен в резерв Центрального фронта. Пока наша дивизия ещё не воевала. В полку я разместился хорошо. Определили меня в школу кухонных работников. Дело житейское - куда поставят, там и служи. Обмундирование выдали, кормят хорошо. Теперь постигаю, сколько на бойца положено крупы, макарон или тушёнки, чтобы его боеготовность была на высоте. Занятия продлятся ещё с месяц. Пишите, как Ваше здоровье и что нового в деревне и совхозе. Ваш сын Ваня.»

А дяде: «Привет с фронта, дядя Петя и тётя Мария! Я уже начал воевать — наш полк стоит на Курском выступе, который надо удержать, а потом развить наступление на врага. Мне очень пригодилось, что я ещё в школе закончил курсы Ворошиловских стрелков. Командир роты обещает зачислить меня в снайперы. Я впервые в жизни увидел немецкие танки. Не передать, как они приближаются - ползут, как чудовища - с оскаленной жёлтой пастью тигра на бортах и башнях. Но когда эти танки приблизились, наши артиллеристы открыли такой огонь, что семь штук сразу запылали и преградили дорогу остальным! Мы воюем крепко!

Как мама? Я написал ей, что буду служить при кухне. Предупредите и тётю Марию, чтобы не рассказывала маме, что я уже в действующей армии. Ваш племянник Ваня.»

На письмо племянника дядя Петя ответил, что мать после его отъезда лежала два дня без сознания, и они с тёткой Марией тайком ото всех в деревне даже привозили из села батюшку Василия, чтобы причастить её, исповедовать и пособоровать. И это помогло: она потихоньку отошла и даже стала ходить по дому, готовить и убираться. «Молится каждый день за тебя и всех наших воинов, чтобы вы скорей прогнали ворога с нашей земли. Всё ей сказал, как ты велел. Дорогой наш племянник Ваня, ты там береги себя по мере возможности и на рожон не лезь - ведь один ты у нас остался...»

Вскоре Ваня стал снайпером. Был даже случай, когда он в один день убил 28 фрицев, но не получил ни одной записи в снайперской книжке: командир сказал, что это было в бою, а не в засаде. Ну, в общем-то, так и было. Да и столь уж важно, заактированы ли враги или нет — главное, что меньше остаётся их на нашей земле. Немецкие снайперы тоже охотились за Иваном: попадали пули с той стороны фронта в прицел его винтовки, осколками разворотило щёку, но он бил и бил немецких гадов из своих новых винтовок, с которыми всякий раз роднился, подгоняя под себя — они становились его глазами, руками, частью души...

 

В конце лета Ивана вызвал командир батальона:

- Товарищ младший лейтенант Грачёв Иван Васильевич, благодарю вас за службу - за уничтожение почти двух рот вермахта, в том числе майора Бауэра и капитана Рихтера, убивших по 500 красноармейцев. За это вы объявлены врагом Рейха. Пришёл приказ о переводе снайперов на другой фронт - под Псков. Жаль расставаться с таким бойцом, но что поделаешь... Наша армия форсирует наступление, и использование снайперов в качестве простых пехотинцев в этих условиях не вполне оправданно.

После грачёвского «Служу трудовому народу!» капитан пожал Ивану руку и тот пошёл готовиться к переброске на новое место службы.

 

Иван попал под Невель. На псковском направлении фашисты заняли круговую оборону, и в лоб выбить их пока не удавалось.

Тот день, когда они «пошли на охоту» с напарником Колей Поповым, Иван запомнил очень хорошо.

Они стояли в местечке Турки-Перевоз. Когда залегли в высокой приречной траве, Коля дружески начал еле слышно подтрунивать над Иваном:

- Ну, «самый храбрый наш воин», ты прочитал «Отче наш...» перед «охотой»? А что тебе написала девушка Валя из Ленинграда? Расскажи, а то и не знаю, чего от тебя ожидать нынче.

- Валя написала, что в блокаду потеряла свою семью в Ленинграде и просит отомстить за родителей, - тихо ответил Иван строками из письма, которое жгло ему карман - оно увеличивало его счёт фашистам. Этот счет делал бойца Ивана Грачёва бесстрашным. Укрепляло дух и слышанное от деда «Нет больше той любви, чем положить жизнь за други своя...»

В прицел винтовки отчетливо просматривались позиции противника на другом берегу реки: умывальники, места для чистки обуви, землянки. Даже черты лица немцев. Иван с Николаем взяли на мушку двоих офицеров и уложили. Потом пришли солдаты, чтобы оттащить тела, но им это не удалось - они отправились вслед за своими командирами. Потом Иван увидел в прицел, что на поляне появились ещё двое: долговязый, с перевязанным глазом, хилый солдатик, перетаскивающий куда-то ящик с патронами, и офицер. Офицер грубо сбил солдата с ног:

- Ложись, идиот! Не видишь, снайпер работает!

Солдат испуганно присел, но не скрылся из вида, а стал растерянно размазывать слёзы по изуродованному лицу...

Офицера убил Коля, значит, долговязый - его. Иван долго целился, рассматривая увечное лицо в прицел, потом снял палец с курка... Тогда он сам себе не смог бы объяснить, почему. Наверное, стал совсем взрослым и сильным - мужчиной, ведь только сильные и уверенные в себе мужчины могут испытывать жалость к врагу. Да и та ли это цель для его личного счёта? Конечно, убивать ничего не подозревающего человека тяжело, но война есть война, на ней нельзя воевать в белых перчатках: если не ты - то тебя. Но в безоружных Иван не стрелял никогда - это не дело чести, даже на войне, или особенно - на войне?.. Пусть живёт. Снайпер отличается от любого другого солдата тем, что он сам выбирает себе цели.

 

Война продолжалась, и Иван забыл об этом случае. Потом были наступления, потери товарищей, граница, Польша, Зееловские высоты, Берлин, Рейхстаг и, наконец - дорогая, долгожданная Победа. И возвращение домой, где его ждали мать и родичи. Весь пахнущий трофейным одеколоном, с орденами и медалями на груди он прошёл по главной улице деревни к своему дому, как Победитель. Тут собралась вся деревня - немного в ней жителей осталось...

- Вот, Петя, не зря я все эти годы поддерживала огонь в лампадке перед образами — живой наш Ванечка! - сквозь слёзы радости прошептала мать брату.

Отметили возвращение героя честь по чести. Помянули павших...

- Ну, Иван, посмотрел ты полмира, шагая военными дорогами, - сказал дядя Петя, когда они курили у крыльца. - На какую стезю думаешь податься в мирное время?

- Я решил стать военным, как отец, дядь Петь. Но пока поживу с матерью, осмотрюсь, поработаю, освежу школьные знания, может быть, женюсь! - весело подмигнул дяде племяш.

И снова работал в родном совхозе как заведенный, поддерживал мать. А когда она умерла (врач сказал: «Очень изношено сердце было у вашей матушки...»), поехал в Москву к другу Николаю, который давно звал в гости. Повёз документы в академию - надо же исполнить мечту, пока не женился. И поступил!

 

В один из дней Иван оказался в Парке Горького. Он решил посмотреть выставку ГДР: интересно было, каких успехов добился немецкий народ в мирной жизни. По пути неторопливо обогнал группу, идущую к павильону и непроизвольно оглянулся. Как толкнуло его что-то! Это было узнавание: Иван понял, что где-то видел вот этого высокого прихрамывающего немца с шрамом на щеке, всего какого-то хлипкого... Пригляделся и вспомнил. Подошёл, подал руку, представился, спросил про Турки-Перевоз, 43-й год. На ломаном русском немец ответил, что да, был там и помнит тот день, когда он, недавно вышедший из госпиталя, тащил ящик с патронами к пулемёту, а офицер сбил его с ног...

- Мы тогда после Сталинград поняли, что daß Krieg... война проиграна. Нам никогда nicht besiegen (не одолеть) русских, когда им helft... как это? Да-да, - помогает, русский Gott – Бог, а наш — schläft (спит). Мы также помнили прошлую Winter (зима) с её мороз... и боями русских солдат за каждый кусок земли, дом и камень. Мы не могли идти вперёд без grosse (больших) усилий... Нас везде umgaben (окружали)... Для нас было geheimer (тайной, секретом), что заставляет вас ТАК воевать...

После того дня русские начали Angriff (наступление), и я был... ранен в ногу, а после уже не смог быть на фронт, меня отправили в Германию...

Genosse Иван, Freund, дайте твой адрессе! Bitte!!!

 

Иван быстро написал фамилию, адрес академии, где учился, и отошёл от немца, заметив, что на них часто посматривает человек в штатском, но с явно военной выправкой...

 

В рапорте Иван Васильевич написал: «В 1943 году в боях возле селения Турки-Перевоз в Псковской области я не убил из снайперской винтовки безоружного больного немца. В 1952 году встретил его в Москве в Парке Горького и узнал. Мы познакомились и поговорили. Немец попросил дать адрес, предупредив, что живёт в восточной зоне Берлина. Я дал адрес. Это письмо из Германии мне прислала его жена.»

Майор Кузьмин прочел рапорт, прищурился и спросил:

- В благородство сыграли? Пожалели? Почему?

Поднявшись во весь рост и внушительно звякнув орденами и медалями на широкой груди, капитан Грачёв ответил:

- Мой дед был священником, верил в Бога и, вероятно, по крови мне передалась его заповедь «Не убий».

Майор с интересом взглянул на капитана: не шутит ли?

- Если будете служить в Германии, во избежание неприятностей по службе советую не осуществлять контактов с этой семьёй. Идите.

 

Как в воду глядел! Вскоре пришлось Ивану выезжать с армией в Берлин на учения. Историю «благородного русского рыцаря» раскопали газеты и опубликовали снимок. Фото увидела жена Вилли (так звали немца) и прибежав в часть, стала просить, чтобы «геноссе Грачёв» приехал в гости. А Иван стоял рядом, кивал головой и думал: «Не зря меня предупреждал майор, не нужно мне этого гостевания - мало ли что... А вечером уже, слава богу, домой. Слава Богу.»

 

---------------------

* ГДР — Германская Демократическая Республика