Здравствуй, дорогой мне человек!

Вот, снова решила написать тебе письмо. В четырнадцатый раз (по числу

наших с тобой свиданий) я берусь за авторучку. Собираюсь с мыслями и…

в который раз уже, не знаю – выложу ли эти мысли, сюда, до конца. Все

предыдущие тринадцать неоконченных повествований о смысле моих

отношений к тебе не дошли до адресата - они благополучно окончили свой

«чувственный» путь в мешке для мусора. Вовсе не потому, что мне

неловко писать об ЭТОМ – тысячу раз НЕТ!!! Просто, я еще не до конца

разобралась в этих самых чувствах, а особенно – в своей собственной

душе, до которой никак не могу достучаться - в запертую, пока, дверцу.

Конечно, необъяснимо и необъятно это невероятное ощущение: почти

щенячьего восторга и затаенных, в той же самой душе, самых нескромных

желаний… Когда идешь по родному городу, крепко взявшись за руки.

Время от времени останавливаясь в каком-нибудь укромном уголке, с

нежностью и надеждой заглядывая в глаза друг другу и видя там…

невысказанное пока, обещание хорошего и… чего-то нового, до сей поры

неизведанного.

Поцелуи? Да нет же, не о них речь! Ты меня уже целовал, целых два раза:

впервые у самого подъезда, а затем – на полутемной лестничной

площадке между этажами. И, наверное, сам тогда почувствовал огромную

пропасть, разделяющую эти поцелуи. Первый краденый, мимолетом и с

оглядками – как бы не засекли старушки-пенсионерки, вечно торчавшие

на лавочках у домов. Зато второй… Это было ни с чем не сравнимое

чувство блаженного падения вниз – в преисподнюю. И тут же – мощный,

захватывающий душу, рывок вверх – к небесам, солнцу и дальше,

дальше… до самой Вселенской Бесконечности! Как-будто за спиной у тебя

вдруг выросли огромные крылья, вознесшие туда нас с тобой, мой самый

прекрасный и могучий человек на свете – ведь я была у тебя на руках! И

могла так близко видеть черты твоего любимого лица.

Любимого… В который раз упоминаю это слово, ещё не познав всего

смысла его звучания. Если уж моя душа не желает пока приоткрыть мне

дверцу в это Неизведанное – с кем мне посоветоваться?

С младшей сестрой? Рано еще, пусть сама с собой разберется. С мамой или

бабушкой? Можно, конечно… хотя не уверена… по-моему, уже поздно…

меня просто не поймут… не захотят понять. Как Ромео и Джульетту,

Петрарку и Лауру, Анну Каренину, «бедную» Лизу…

Люблю ли я? Не знаю… На следующий день, окрыленный вторым

поцелуем, ты передал мне сочиненные тобой стихи:

 

Как о ней задушевно сказано!

И сравнений с Мечтой – не счесть…

Пусть научно и не доказано,

Но я верую, в то, что ЕСТЬ!

Эта нежность, со счастьем схожая,

И взаимности ждущий взор…

Губы трепетно-осторожные

- Одиночеству приговор.

Это ночью – по звездной россыпи

В Бесконечность: рука в руке,

И, как взрывом Сверхновой – досыта

Искупаться в твоей реке.

Эти чувства, к тебе возросшие,

Обожания – закрома.

Всё тебе подарю, хорошая…

Как назвать?…Назови сама!

 

А я тебе тут же ответила своими:

 

Сколько снов о любви рассказано

Чехардою рутинных слов...

Всё неярко, нечетко - смазанно…

А была ли она - Любовь?

Просто – сердце томилось вечером,

Просто – дальше хотелось жить.

Некольцованной птицей-кречетом

Не охотиться, а кружить…

Оттоскуешь, заменишь крылышки,

Как траву в сенокос жнивье,

Поднакопишь любовной силушки

И опять, с головой - в неё…

 

Я смеялась над нами… любовью? И тут же поплатилась за эти свои

строчки. В этот же день, в толпе я случайно столкнулась с тобой… нет – с

вами! Ты шел, с гордым видом держа ЭТУ… за руку – как вчера ещё, меня!

И в твоих глазах, когда мы «столкнулись», я прочла то, что ты так и не

сказал мне…

Хорошо! Я сделаю, ради тебя, и ЭТО. Пусть взрослые осуждают потом, а

девчонки говорят, что в первый раз больно – я решусь. Достану

обезболивающий препарат… с которым будет кайфово, а не больно, вот!

Ведь ЭТО же будет и последний раз, не так ли, мой рыцарь? Лишь бы тебе

было хорошо… А я, маленькая птичка, смогу очистить свои перышки от

порочащих слухов – я ведь гордая и решительная.

Вот видишь – в этот раз решилась и дописала письмо. До самого-самого

конца. Ты его теперь обязательно получишь. И придешь ко мне. Мы снова,

как прежде, возьмёмся за руки, ты взмахнешь крыльями… Ну что,

полетели?

 

… Это письмо было обнаружено в кармане школьной формы ученицы 9-го

«Б»класса, школы №… - Анастасии Бельченко, по прозвищу Настя-

Конопушка. Ее всю ночь безуспешно разыскивали милиция и ОМОН, вкупе

с вневедомственной охраной – отец Насти занимал руководящий пост в

одной из этих служб. А нашел тело дворник, когда спустился рано утром в

подсобку подвала за метлой. Настя лежала почти у самого порога. Глаза

ее были открыты. А в расширенных зрачках навсегда застыло море

невысказанной нежности, так и не сумевшей выплеснуться мыслями в

слова признания. Ее «бойфренд» Валька Кобликов – долговязый

прыщавый отрок, стоял неподалеку от тела Насти, лежащего на лавке у

подъезда - постоянно втягивал запястья рук в коротковатые рукава

пиджака. Да, он вчера обиделся на Настю за ее ответ… и когда Анечка

Крейдер, красавица из их с Настей класса, попросила донести ее

рюкзачок, с радостью ухватился за это предложение. И глаза его при

встрече с Настей выражали лишь одну мысль:

- Молчи… испарись, исчезни… умри даже – не видишь разве, С КЕМ я иду?

Диагноз вызванного милицией судмедэксперта был предельно лаконичен –

на-а-а-амного короче, чем вся Настина жизнь:

- Передоз.