Несмотря на то, что сделана авторская ремарка Все имена и события, включая мировую войну, вымышлены. Любые совпадения случайны — конечно, история выглядит психологически более чем достоверной. Описанные герои весьма незатейливы в своих проявлениях, характеры демонстрируют, что называется, прямые как колы.

Девочка Люция одурманена идеей быть во всем лучшей — изначально в этом, конечно, ничего плохого нет. Другой вопрос — ради чего (кого) быть лучшей? Одной из лучших, с похвальным листом за успехи в учёбе и примерное поведение, она окончила школу. Рослая сероглазая блондинка, не по годам серьёзная и спокойная, отличная гимнастка и чемпионка района по пулевой стрельбе — Люция не колебалась с выбором дальнейшего пути. Настолько хотела быть лучшей, что давно забыла себя, да и помнила ли... история об этом умалчивает. Полно людей, поддающихся пропаганде, умело подносящей факты и «доказательства», а Лючия росла в авторитарной империи. Такие простаки как Лючия не находят труда лично выяснить — что же стоит за этим «правым делом», они простодушно верят, что кто-то «там», во власти — мудрый, он знает лучше, как должна быть устроена жизнь, и нет для них большего счастья, нежели посвятить жизнь свою идеалам нарисованного будущего. Тем более, островитяне снова совершили злодейский воздушный налёт. Империя, видимо, лишь оборонялась и подло себя не проявляла - Родина напрягала все силы в неравной битве.

Небольшая, но существенная деталь — у девочки не было отца. Во всяком случае, по содержанию мы узнаем, что при прощании Люция На перроне обняла братишек. Взглянула в строгие сухие глаза матери:

«…Aut cum scuto, aut in scuto…» - в глазах обоих женщин, так полагаю, стоял девиз римских легионеров «со щитом или на щите». Вполне возможно, отец погиб на войне, справедливой, конечно же и за него тоже надо отомстить — это по умолчанию.

Еще одно упоминание о матери: Ты совсем как моя мама, учительница, — задумчиво сказала Люция. — Она тоже говорила мне так — на нас ведь вся надежда, мы последние защитники этого мира, не имеем права на жалость. Подаришь мне карточку? Пошлю маме, она будет рада. Эти слова — сразу после зверского убийства и в момент глумления над жертвами.

Психологические установки матери Люции дополняют слова капрала Энн — командира Люции: Время нам такое выпало, надо от мерзости землю чистить, иначе всему конец, культуре, цивилизации — да что тебе объяснять, сама ведь понимаешь?

Потребность в авторитетах у Люции превосходит все и всяческие пределы — она из тех, кому для равнения нужны реальные (назначаемые) люди: вождь (заменяющий отца, которого у ней не было даже в ее мыслях), идеальный командир Энн. Люция же просто благоговейно, снизу вверх смотрела на эту настоящую народную героиню — благодаря таким непреклонным бойцам Империя громила врагов, победно раздвигая свои границы.

Устремленная к «высокому» - к борьбе «за идеалы», Люция устремляется на передовую. «Доброволец» - название рассказа очень характерное. Во-первых, в мужском роде, да и растила ли мать из Люции женщину? Не уточняется, в какой гимнастике она преуспела — явно не в художественной, но пулевая стрельба не замедлила проявить себя в действии по классическим законам драмы. Во-вторых, Люция, действительно, проявила волю служить добру, тому, что было подано как добро.

Конечно, Люция — жертва идеологии. Возникающие сомнения, и возникающие в нужных местах, в правильное время, она усиленно и, надо сказать, довольно быстро подавляет. Струнами пели напряжённые нервы. С гордостью Люция взглянула на распростёртых в кровавой траве варварок — да, всё правильно, так должно быть.

Более того, закалка восприимчивого ума в боевых условиях протекает со скоростью ядерной реакции. Ты просто символ высшей расы! Вот таким будет памятник победе, когда мы наконец растопчем эту погань, - восклицает капрал, потрясенная способностями подчиненной.

Впрочем, страшная тайна, продемонстрированная «расчувствовавшейся» Энн (даже последним нелюдям тяжело хранить собственные, мучащие их тайны), всколыхнула в Люции, таки, серьезные сомнения. Люция в ужасе смотрела в глаза Энн. Там, в глубине этих бездонных провалов, схватились два смертельных врага. Собственная кровь разрывает её… Ненормальная… Что ей чужая боль? (...)

И лишь когда Энн была на ее глазах застреляна, Люция всерьез задумалась о себе и месте, которое она занимает — так о чем же она мечтала? И мечтала ли...

А Энн, умирая, хрипя, потеряв звериную ненависть, звала ...маму. Лишь уходя на тот свет, отказалась она от наносного, впрочем, не ум ее отказался, а тело. Ум этой женщины был поврежден глубоко необыкновенно — она, конечно, душевнобольная. Так ненавидеть «других» можно, лишь ТАК ненавидя себя. Она искала смерти и сама сеяла только смерть. Ей «не повезло» родиться чистокровной... Что может быть страшнее ТАКОЙ непоправимой обиды больного ума...

Но вернусь к Люции. Заглянув в глаза смерти перед реальной ее угрозой, Полное смертного ужаса тело уже действовало бессознательно. Люция уронила карабин и подняла руки.

С самого рождения человека приучали не думать, а подчиняться. И теперь она, конечно, в шоковом состоянии, вернее, не она — не ум ее, отравленный больной идеологией, а ее тело - подчиняется врагу беспрекословно. Заставь стрелять «своих» - возможно, в этот момент приказ запросто бы сработал - времени адаптироваться просто не было.

Показательна картина допроса Люции.

Никогда не было у Люции своего слова — от себя, изнутри, даже перед лицом смерти она продолжала тупо твердить урок — чужие слова - только так ее учили... А другого она и не искала.

Тем не менее, уже умирая, она, видимо, поняла - подсознанием, почему у нее нет слова и повинилась. Будто снова ощутила — хрустнули под ногами тонкие кости… Безнадёжно прошептала:

Третий герой — лейтенант вражеского отряда, конечно, полон ненависти к «высшей расе» - каждая из империй считает противника варварами: Война только начинается. Придём к ним домой. Под корень вырежем нелюдей.

 

Злоба на несправедливость бытия, на невозможность себя реализовать, на протест искать в себе причины и резервы (начинать с себя) всегда выплескивается в поиск внешнего врага. Так было и будет. И грань между миром и войной проходит через сердца ВСЕХ людей, без исключения — грань осознания себя в мире. Увы, искать врагов много легче, чем меняться самому. По большому счету, минувшие войны ничего не меняют в сознании масс — не испытанное на личном опыте не воспринимается последующими поколениями — передается только материальное, духовное же вырабатывается только здесь и заново, всегда самостоятельно, только на личном опыте, в поиске, в усилиях осознать — таков удел. Потому новейшая история всегда начинается заново — в каждом человеке. Но в конечном итоге побеждает не оружие, а уровень сознания. Даже если формально победа была на стороне врага.

Спастись — это понять, осознать причины и принять личное решение — без самообмана нести бремя бытия, а не полагаться на кем-то провозглашенные готовые лозунги, нормы и правила. Художественная литература, которая поднимает войну чувств напрямую в сердцах читателей, заставляет заглянуть в себя и оглянуться вокруг, именно к этому всегда и призывает.

Творчество Марии Гринберг не только не дает забыть ужасы войны, но и пробуждает сознание от инфантильного сна. Редкий автор может работать с подобными темами столь виртуозно. Редчайший.