Одно лето я в пожарных бойцах ходил. Всё как положено было-даже полтора трудодня писали нам. Видавшая виды пожарная машина не разваливалась только потому, что шоферил на ней боец №3 - Кузьмич, глуховатый пенсионер, за громовой голос прозванный Рупортом. Рупорт-Кузьмич с лихвой компенсировал свой физический недостаток редкой исполнительностью и неистребимой любовью к машинному нутру.

Бойцом №1 считался мой дружок - Вовка Баранов, естественно, по прозвищу Баран, здоровый был лоб! По инструкции, которую никто не видел, Баран дол-жен был лезть в огонь со шлангом в руках и орудовать по необходимости топором, а подцеплять шланг к бочке и тащить лестницу, если понадобится, входило в мои обязанности - бойца №2 Коляни Брыксина. Я был без прозвища, чем и гордился. Дальнейшие действия в "очаге поражения" мы представляли себе смутно. Пожаров-то не было.

Д-а-а... возглавлял наш боевой расчёт Зиновий Трёшкин, за глаза-Паяла. И жена его была Паяла и дети-Паялы. "Технический человек" - так величал себя Зиновий - прозвище "Паяла" приобрёл за неистовую тягу к паяльным лампам и паяльнику, но лампы, заправленные нетвердой рукой Трешкина, взрывались, а паяльник всегда перегорал или насмерть бил током... Однако плата за пользование редкими техническими средствами была невысокой и постоянной - пол-литра "жижки"... и Паялу по необходимости приглашали охотно.

На дежурстве - через два дня на третий, кроме "глядеть в оба", полагалась нам обязательная тренировка. Но тщетно... у Рупорта постоянно глох мотор, и он не мог дать воду, я не успевал подцеплять шланг к бочке, а Баран привык убегать в "огонь" с пустым шлангом... Но мы не унывали и надеялись показать себя в настоящем деле.

Паялу меж тем завертел бездонный омут противопожарной профилактики. С утра пораньше, взгромоздясь на серого, прихрамывающего меринка, уезжал он по соседним деревням, в край не пуганных, безмятежных в своём неведении домовладельцев. Словно рентгеном, выискивал Паяла неисправные дымоходы и могущие возгореться "нестандартные перекрытия", пугая всех и вся полным отсутствием "притопочных" листов размером 75 на 75, отключал и отрезал электропроводку "на соплях", ставил пломбы и грозил штрафом... Однако неблагодарные домовладельцы предпочитали гореть, но не исправлять недостатки и, не сговариваясь, принимали меры... И всё чаще послушный умный меринок стал приходить один, а Паяла, сражённый зловредным зельем, находил приют где-нибудь в кустах и найти его было нельзя. Иногда Паяла бывал на "коне", возлегая грудью на мягкой лошадиной спине (и не обязательно головой к холке), свесив руки и ноги и мерно покачивая ими в такт лошадиного хода, он казался убитым... В такие минуты он обязательно попадался на глаза нашему председателю колхоза Ивану Васильевичу Усатому, чьё своевременное появление мы связывали с кознями Митяя Клашкина - распорядителем и членом "бетонных" работ. Митяю было под пятьдесят, но фамилии и отчества за ним в ходу не было и величали его "Клашкиным", по жене Клавдии, колхозной доярке. Митяй Клашкин тоже считался видным техническим специалистом, механизатором широкого профиля... Он с удивительной быстротой и ловкостью расставлял вверенную ему технику по лощинам и кюветам, сам оставаясь при этом целым и невредимым. Его усилия поощрялись правленцами, и Клашкин, поочерёдно угробляя трактор, комбайн, пожарную машину, докатывался до "бетонной" бригады. Здесь под благотворным влиянием лома и лопаты честолюбивые замыслы Клашкина вновь разгорались ярким пламенем, и он опять видел себя на лёгких хлебах начальником пожарного расчёта, откуда рукой было подать до трактора и комбайна.

Председатель колхоза в воспитательных целях поощрял соперничество двух выдающихся технических специалистов и при их равных физических и умственных способностях назначал на пост начальника пожарного расчёта того, кто в данный момент не грешил выпивкой... Итак, Митяй Клашкин мечтал подняться на одну ступеньку вверх и заполучить пожарное дело, а Паяла - уцелеть на хлебной должности. Страдали мы - рядовые бойцы. И на наших нечётких действиях несомненно сказывалось отсутствие единоначалия. Стоило Паяле отвернуться, как Митяй Клашкин спешил к нам. Зная наши недостатки, он вытворял с нами что хотел. Надо отметить, что у каждого из наших предводителей была своя "метода действа" в очаге возгорания...

Так, Клашкин постоянно смущал Барана одним-единственным вопросом: "А что будешь делать, паря, если вода кончится? Мучил он и меня, заставляя при-нести лестницу, которую, чтобы не свалилась с машины, когда-то так хитро и крепко притянули проволокой, что она казалось прибитой. Стращал Клашкин и Рупорта какой-то не по правилам получаемой пенсией... Мы страдали, но терпели, предчувствуя, что дни Паялы сочтены. Так и случилось. Неожиданно в разгар наших мучений с профилактики вернулся чувствующий неладное Паяла. Узрев друг друга, потрясая на манер шпаг гаечным ключом и молотком, наши предводители пошли на сближение... Однако, усомнившись в тонком фехтовальном искусстве, они бросили "струмент" и сошлись в честном кулачном поединке, вскоре перешедшем в борьбу! Менее пьяный и потому более удачливый Клашкин с помощью внезапной подножки поверг нашего Паялу на землю и воцарясь на его спине целил кулаком в голову. Паяла прекрасно защищался и в партере: убрал голову в колени и закрыв сверху её руками, не особенно беспокоясь за другие части тела. Но разносторонне действующий Клашкин сменил тактику, решив добить нашего воеводу словом. Уже раздалось: "Со мной не берись", "Наперёд Митяя не суйся..." Этого Паяла не смог утерпеть, натужась, он издал клич-причитание: "Бра-атцы... бойцы..! Ба-аран' Бры... Бра... Бра-анд-дспой...! В а-ата-аку!" У нас с Бараном прошёл гипноз, и мы с удовольствием, по бульдожьи, вцепились в Клашкина. Но он стоял, то бишь сидел как железный, и не выпускал жертвы. Даже чумазый Рупорт вылез из под машины и стал разглядывать диковинную пирамиду.

Вскоре выяснилось, что Кузьмич не одинок, рядом с ним стоял председатель... Накапливались любопытные. Казалось, всё, конец дружине! Но судьба дала нам последний шанс: в этот критический момент раздались крики "Пожар! "Пожар!" и ударили в рельс. Зловещие клубы черного дыма появились над соседним селом Крутой Верх... До этого председатель дважды устраивал нам боевые проверки. Так, по его приказу, как-то подожгли остатки прошлогодней соломы на соседнем поле. По знаку Паялы мы рванулись к "возгоранию" напрямик - через луг и кочки и... завязли в трясине. Пока нас вытаскивали трактором, солома тихо и мирно догорела... Второй раз (в отсутствие Паялы) уже сам председатель поджёг старые деревянные ворота на бывшем току. Через каких-то полчаса, заправив бочку водой (сигнал тревоги застал нас после очередной тренировки), мы уже врывались в зону "поражения". Конечно на наших нечётких действиях сказалось отсутствие единоначалия и разных методик. Кузьмич, правда, успел дать воду, но зато я опахдал подцепить брандспойт и Вовка-Баран унёсся в дым и гарь "порожняком". Там он застрял, и на нём задымилась старая без ушей шапка... Баран стал орать страшным голосом. Пока иска¬ли багор и выручали бойца №1, пока я цеплял шланг - кончилась вода... В общем от бывшего тока осталось одно воспоминание... Но эти неудачи в прошлом. На этот раз - настоящий пожар! Вот где мы покажем себя! Докажем, что суровое пожарное призвание - наша стезя! Нам всё простят. Вперед!

Это понимал и наш начальник Зиновий Трёшкин, малость протрезвевший, сжимая в руке боевой топор, он был готов на всё... Великолепно вёл машину Кузьмич! Вот и деревня Крутой Верх, где нам суждено прославиться или по-гибнуть "при исполнении". Первой оплошке не придали значения - при въезде в деревню потеряли из виду дым! Но тут показал хватку задремавший было Паяла, каким-то верхним, собачьим чутьём он угадал "очаг" и указал путь Кузьмичу. Проломив два рядка хилой изгороди, подминая огурцы и помидоры, машина на хорошей скорости, проулком, вынеслась за двор к "возгоранию"... Если бы, поверженный и опалённый на хорошем костре и принявший последнюю ванну, аппетитный поросенок вскочил и побежал, наверное, и тогда хозяева сомлели бы меньше... Но оцепенение продолжалось недолго. Опрокинулось и вспыхнуло подвернувшееся под колёса машины ведро с остатками бензина и - о несчастье! - языки пламени запрыгали у пожарной машины. Кузьмин не растерялся - дал задний ход, но, выводя машину из огня, допустил ещё одну оплошку - зацепил сарайчик, который и воспылал! Я напропалую кинулся подцеплять шланг к бочке, но, увы – поздно!- всех опередил Вовка-Баран, он на всех парах несся в огонь и дым и - о ужас! - на этот раз не пустой - он волочил запутавшегося в шланге своего начальника Паялу. Напрасно Паяла пытался освободиться, Баран доставил Трешкина прямо в огонь... Опалённый не хуже вышеупомянутого поросенка Паяла вырвался на свободу и дико крича "Убью", "В расход пущу!" стал гоняться за нами, размахивая топором. И мы с Вовкой-Бараном, спасаясь от неминуемой гибели, на длинных ногах страха унеслись прочь по розовой земле...

Нас нашли через неделю... Всё остальное со слов очевидцев. Прославились мы!.. По нашей вине возникло настоящее большое возгорание. Спасая машину, чуть не погиб Кузьмич, - на нём загоралась одежда и он терял сознание... Прибывшие из города настоящие пожарные дружины с трудом отстояли дом от огня. Паяла-же, усмотрев в действиях пожарных "подрыв авторитету", бегал по двору и хватал всех за грудки, и для пользы дела его пришлось связать и положить рядом с поросёнком... Какая-то комиссия оштрафовала председателя за плохую постановку работы в колхозной дружине. Потратились и мы за исчезнувший с лица земли сарайчик и стожок соломы, и ремонт машины отнесли за нас счет.

… В пожарном деле произошли большие перемены. Нас с Вовкой-Бараном простили и для пополнения морально-волевых качеств направили в "бетонную" бригаду. Должность начальника пожарного расчёта усекли, и теперь боец №1 – Митяй Клашкин - исполнял роль начальника пожарного поста чисто символически, а бойцом № 2 стал "сгоревший" на работе Зиновий Паяла. Это была последняя ошибка председателя - объединить двух выдающихся технических специалистов в одном расчете. Вскорости Клашкин и Паяла совсем задергали и завертели Рупорта-Кузьмича, свалив на него всё. Совмещать обязанности бойца №№1,2,3 Кузьмичу оказалось не под силу, и он крепко загрустил о былых временах.

Паяла и Клашкин тем временем спорили на тему - кто лучше знает технику, - дрались и мирились, бегая по очереди в магазин за поллитровкой. И отощавший Рупорт-Кузьмич не выдержал – сбег на свой приусадебный участок. "Не беда!" - вскричал Митяй Клашкин и сам сел за "мотор". На первой же тренировке, вообразив, что машина – это вертолёт, он уверенной рукой направил ее в полет, приземлив точно под мост и вверх колесами… Сам Клашкин не получил и царапины, а вот Паяле досталось, и он первый раз в жизни попал в больницу, где ему очень понравилось, там тоже оказались востребованы его любимые инструменты - паяльник и паяльная лампа... Первый результат не заставил себя ждать - короткое замыкание и выход из строя дорогого медицинского оборудования.

После рекордного полёта машину не смог бы собрать и Кузьмич, и её отволокли на бывший ток. А везучий Клашкин и ещё раз пониженный в должности Паяла навечно определены в "бетонную" бригаду.

Все бы ничего... Да вот прозвище ко мне после этого случая "пригорело" обидное – Бранспой! Не будешь же поправлять каждого, что правильно надо говорить - Брандспойт! С тем и живу.