Старенький вагон покачивался, убаюкивая пассажиров, расположившихся на грубо сколоченных нарах из неотесанных сосновых досок еще пахнущих смолой. Всех клонило ко сну.

Через маленькие окна под самым потолком виднелось только небо с темными облаками.

Под деревянным полом слышалось мерное перестукивание колес. Иногда вагон сильно кренился, и у Даши замирало сердце. Ей казалось, что состав сейчас опрокинется и покатится под страшный откос. Она закрыла глаза от ужаса, который был схож с тем, который она испытала при перелете из военного Ленинграда на Большую землю.

Страхи появились после блокадных переживаний и голодной дистрофии. Девочка не раз видела, как тихо угасали ослабленные недоеданием люди в городе. Достаточно было позволить себе сесть в снег по пути за водой или передохнуть на промерзших ступеньках между этажами, чуть-чуть не добравшись до своей двери.

До войны Даша счастливо жила с папой и мамой на Петроградской стороне. В июне 1941 года, когда началась война с фашистами, и отец ушел на фронт, девочке исполнилось семь лет.

Он хорошо запомнила, как папа пришел домой в военной форме, чтобы проститься с ней, мамой и бабушкой. Мужчина взял ее на руки и, крепко прижимая к груди, сказал:

– Будь умницей, Дашенька, слушайся маму с бабушкой, а я прогоню врагов с нашей земли и вернусь к вам. Ты мне расскажешь, что ты сделала, чтобы пережить тяжелые времена, как помогала маме с бабулей.

Его голос слегка подрагивал, но был тверд и необычайно серьезен.

Она обхватила ручками голову отца и обещала выполнить все, что он говорил. Только, чтобы быстрее возвращался домой. Даша еще не знала, что такое война, но по тревожному поведению родных поняла, что случилось что-то страшное и непоправимое.

Через два месяца в доме не стало в достатке продуктов, и девочка впервые испытывала голод. Теперь она радовалась любому кусочку черного хлеба, которым делились с ней мама и бабушка, тайком отрывая от своих скудных пайков. Девочка старалась не плакать, когда голод донимал, а зимой ходила вместе с бабушкой за водой на реку. Она мужественно тащила по скользкой обледенелой тропинке целый чайник драгоценной влаги вслед за бабулей с ведром. Даша мечтала, что расскажет папе, когда он вернется, как из невской воды бабушка накипятила чаю к приходу с работы мамы. Втроем сели за стол и долго чаевничали горячей водой, заваренной морковью.

Летом 1942 года один из снарядов врага угодил в мамин цех, и девочка осталась только с бабушкой. Для них началось страшное и совсем голодное время.

В конце осени 1942 года бабушка умерла во сне. Исхудавшую девочку отвели в ближайший детский дом. Там было немного сытнее и теплее, но Даша стала болеть. Ее и еще двадцать детишек-доходяг врачи решили переправить на материк, чтобы спасти от смерти.

Была ранняя весна 1943 года. Ледовая тающая дорога через Ладожское озеро была опасной, поэтому ребятишек отправили на небольшом самолете. Даше запомнилось, как его швыряло в воздушных потоках: то падал вниз, то взмывал вверх. Дети боялись, но они не хныкали и сидели, молча, держась за скамейки вдоль бортов. Они разучились плакать в блокадном городе.

Самолет приземлился. Детей отвезли на автобусе в одну из школ, где разместился детский дом. Это было временное пристанище, распределитель для отправки в глубокий тыл. Но детей начали лечить и сытнее кормить.

Воспитатели испуганно смотрели на новых питомцев, поражались их худобе и изможденным лицам. Удивляло, что они выглядели необычайно взрослыми детьми, без возражений выполняли любые распоряжения персонала, но передвигались медленно и осторожно, «тенями».

Когда немного окрепли, а на лицах даже стали появляться улыбки, детей решили переправить в детский дом на Урале. Об удобствах переезда в условиях военного времени никто не помышлял, и считалось удачей получить для эвакуации хотя бы «теплушку».

…Когда вагон выровнялся после очередного толчка, Даша открыла глаза. Серые глаза девочки казались огромными на худеньком и серьезном личике. Она осмотрелась.

Многие детишки не спали и смотрели на свою воспитательницу Марию Федоровну, сидевшую за небольшим столом, покрытым белой простыней.

Путешествие детей затягивалось. Их эшелон часто стоял на запасных путях, пропуская воинские эшелоны на фронт. На стоянках воспитательница отодвигала дверь, и дети могли видеть вагоны, полные солдат. Бойцы приветливо махали им и что-то кричали. Даша напряженно всматривалась в лица солдат, выискивая родное лицо папы.

В дороге Мария Федоровна варила детям картофель, раздавала хлеб и поила чаем из сушеной черникой. На шестой день утомительного пути, продукты почти кончились. Но завтра путешествие завершиться, и детей отвезут на новое место жительства, накормят и уложат спать в мягкие постели. Об этом воспитательница сообщила детям, которые почти не отреагировали на новость и продолжали равнодушно смотреть на нее. Женщина уже привыкла к молчанию детей: что с них взять, они много пережили и видели в блокадном Ленинграде, знали, что такое смерть, голод и холод. Потребуется немало времени, чтобы научить их смеяться, играть, бегать, не вздрагивать от резких звуков.

На следующий день прибыли на станцию назначения. Это был крупный железнодорожный узел с многочисленными путями, сплошь заполненными составами всех видов: пассажирскими, воинскими, товарняками с военной техникой и порожняком, готовым к погрузке.

Мария Федоровна широко открыла дверь «теплушки». Пути были забиты эшелонами. Где-то вдали слышался шум паровоза, виднелся его дым. Воспитательница поняла, что потребуется немало времени, пока их найдут и выгрузят. Погода встретила прибывших детей неприветливо, но это не беда, главное, что утомительная поездка позади.

Радостное настроение воспитательницы, которая быстро сновала по «теплушке» и весело разговаривала с детьми, передалось Даше. Она с любопытством слушала слова женщины о том, что они скоро приедут в новый дом, познакомятся и подружатся с другими детьми, а ночью будут спать на чистых постелях, и им будут сниться только хорошие сны.

Девочка даже разволновалась в ожидании встречи, ее щеки слегка порозовели, а глаза заблестели.

Мария Федоровна решила сходить на станцию и выяснить, когда прибудет транспорт, чтобы переправить прибывших питомцев в детский дом. Заодно нужно было набрать питьевой воды – ведерный чайник опустел в пути.

Посмотрев на детей, она бодро сказала:

– Я схожу на станцию, разузнаю все и принесу воды. Вы оставайтесь на местах. Если что-то понадобится, то обращайтесь к Даше, она поможет всем.

Даша была самая сообразительная из подопечных детей. Отзывчивая и сообразительная девочка всегда помогала воспитательнице кормить и поить детей, ухаживать за больными. Мария Федоровна спрыгнула на землю и, подумав немного, крикнула внутрь «теплушки»:

– Даша, я, пожалуй, закрою дверь. На улице сыро и прохладно, как бы вы не простыли у меня. Вы ждите, я быстро обернусь.

Дверь покатилась на роликах и шумно закрылась, в вагоне стало сумрачно от скудного света.

Даша прошла к столу и села на место воспитательницы, подражая ей, подперла голову кулачками и стала ждать.

Дети лежали и сидели на своих постелях, молча, смотрели на девочку, их глаза на исхудалых лицах казались неподвижными и печальными.

Минут через десять снаружи послышались голоса. Кто-то подошел к «теплушке», и женский голос громко сказал:

– Вот этот вагон, смотрите, номер совпадает.

Даша услышала, как что-то прошуршало по стенке вагона – так обычно пишут мелом, и шаги стали удаляться. Через какое-то время послышались пыхтение и гудки паровоза. Вагон дернулся и покатился по путям, затем остановился, потом снова тронулся. Он двигался то назад, то вперед, стоял и опять куда-то ехал.

Наконец, «теплушка» остановилась. Послышался лязг сцепного устройства. Вагон отцепили от паровоза, который на прощание весело просвистел и укатился прочь.

Дети смотрели на дверь, а Даша встала из-за стола, подошла к ней и прислушалась. Тишина. Голосов не слышно. Она села на место.

Прошел час, но никто не появился.

Самые маленькие начали беззвучно плакать. Они лежали неподвижно, и по их щекам стекали крупные слезы.

Даша чувствовала себя не лучше остальных, боялась, что их забудут здесь, и они умрут от голода в темном вагоне. Но девочка не показывала своего страха малышам, подходила к каждому и успокаивала:

– Ну что ты плачешь? Мы приехали, нас скоро заберут отсюда. Видишь, сколько вагонов стоит на станции? Потерпи немного, нас обязательно найдут среди них.

Дети перестали плакать, но стали просить кушать и пить.

Даша подошла к столу, посмотрела в стоящий под ним ящик, где обычно хранился хлеб, нашла пару краюшек. На столе стояли две полные чашки, куда воспитательница слила остатки воды из чайника.

Девочка раздала по кусочку черного хлеба самым маленьким детям.

– Вы уже большие и подождете, пока Мария Федоровна придет, – уговаривала она остальных ребят.

Ей трудно было давать кусочек хлеба одним, обнося других. Все одинаково хотели есть, но девочка выбирала слабых, отворачиваясь от просящих глаз обделенных хлебом детишек.

Пить Даша давала детям по глоточку, чтобы хватило подольше, но к вечеру этого дня воды не осталось.

Вечером, чтобы малыши не плакали и не просили кушать, Даша рассказывала им сказки, которые слышала от своей бабушки. Потом стала выдумывать разные истории, где папы убивали проклятых фашистов, возвращались с Победой домой и подкидывали на руках детей высоко вверх так, что дух захватывал.

Девочка так уверенно рассказывала, что дети ожили. Глаза малышей сияли радостью, а лица порозовели.

– Мой папа – разведчик, – громко сказал один мальчик. – Когда его хотели схватить фашисты, он их всех раскидал и поубивал из автомата. Он сильный, а когда придет за мной, то возьмет на руки и унесет домой к маме.

– Обязательно придет, ты только не плачь больше. Ты жди его, он заберет тебя и будет гордиться, что его сын не хныкал от голода и не боялся темноты, – сказала ему Даша.

– А мой папа – танкист! Он, как стрельнет из пушки по немцам, только щепки полетят, а ему ничего не будет. У него в танке броня, ее не пробить ничем. Он тоже придет за мной, а я ему скажу:

– Я пить очень хотел, но не плакал, терпел. Я расскажу, как страшно было мне в вагоне.

– Твой папа – герой. И ты будь таким же, не бойся ничего, не один ты здесь, нас много и за нами придут завтра, – подбодрила его девочка.

– И наш папа вернется, – воскликнули две девочки-сестренки, – он такой сильный, что нас сразу двоих на руки возьмет.

Отовсюду посыпались возгласы:

– И мой придет!

– И меня заберет!

Вечером Даша уложила детей на ночь, но сама плохо спала. Девочке хотелось есть и пить, но она терпела, время от времени проводя языком по пересохшим губам.

– Где же наша воспитательница? Почему не приходит? – думала девочка, глядя в темень вагона.

На следующее утро Мария Федоровна не возвратилась. Дети уже вторые сутки находились одни без воды и хлеба. Ночью малыши продрогли – небо было покрыто свинцовыми облаками, моросил мелкий дождь.

Даша решила приоткрыть дверь «теплушки», но ее сил не хватило. Тогда девочка подозвала двух самых крепких мальчиков, втроем они налегли на дверь, и она стронулась с места, но затем ее заклинило.

Осталась маленькая щель, куда проходила только тонкая рука ребенка.

Сквозь этот узкий проем, Даша разглядела, что их вагон стоит напротив какого-то строения, значит, когда-нибудь здесь появятся взрослые и вызволят детей.

Малыши не просили больше есть, но очень хотели пить и снова плакали.

Дождь усилился и перешел в ливень. Даша вытянула наружу руку и та стала мокрая.

Повернув вверх ладошкой руку, девочка собрала немножечко воды и слила ее в чашку, сама же просто облизала свою руку и жажда стала меньше.

Она подозвала на помощь детей постарше, чтобы делали также.

Из чашечки, куда удалось набрать дождевой воды, она поила детишек, приговаривая:

– Вот попей немножечко.

К вечеру почти все лежали безучастно на своих местах, молчали и больше не плакали.

Даша старалась поддержать детей, рассказывала, что по дороге к ним автобус сломался, застряв в большущей луже, ведь на улице такой ливень. А завтра сюда приедут люди, с ними будет Мария Федоровна, и она принесет много хлеба и целое ведро воды.

– Вы поспите немножечко, а утром все кончится, – уговаривала девочка самых слабых малышей. Она ложилась рядом и разговаривала с ними, пока дети не засыпали.

Ночью девочке было особенно страшно: если завтра их не заберут отсюда, то маленькие и слабые детишки начнут умирать. Она смотрела через окошко на яркую звездочку на темном небе и шепотом просила Марию Федоровну вернуться.

Но и на следующее утро ничего не изменилось, детей не забирали. Только погода наладилась, дождя не было, и с утра пригревало солнце. Детям стало теплее.

Даша не знала, что должна им говорить, но не подавала вида, что встревожена.

Вдруг послышались голоса людей, девочка подошла к двери и вытянула наружу руку.

– Откройте двери, подгоните самосвал и скидывайте металл в кузов! Мартеновцы ждут сырье, – прозвучал зычный мужской голос.

– Петрович! Гляди, что это такое? – раздался женский голос.

К двери «теплушки» подошли люди и с удивлением рассматривали тоненькую детскую руку с отчетливыми синими жилками под бледной кожей.

– Открывайте дверь! Только осторожно, а то выпадет ребенок!

Двери поехала в сторону, и Дашу подхватили сильные руки.

Через полчаса к вагону прикатил автобус, и с ним Мария Федоровна, которая закричала сквозь слезы:

– Потеряшки наши! Мы-то думали, что вагон на фронт по ошибке увезли, а его здесь спрятали, думали, что в нем металлолом!

Детей осторожно перенесли в автобусы, где дали напиться и немного покушать. Потом повезли в местный детский дом.

Даша сидела возле Марии Федоровны. Женщина прижала к себе, гладила ее по головке и думала:

– Считай, вторую блокаду детки пережили. Пожалуй, если бы не мужество девочки, то не знаю, как бы все вышло. Проклятая война, видишь, что делает.

Даша была спокойна, она знала, что теперь все будет хорошо.

А еще девочка верила, что после войны ее заберет отец. Он придет сильный, красивый, с множеством боевых наград на груди и высоко поднимет ее на руках. Даша расскажет ему, что была умницей, и они будут снова жить в Ленинграде и праздновать каждый год День Победы. Он нелегко достался каждому из них и стал главным праздником их жизни.