За окнами гремела медь оркестра, «Землянку» где-то пели вразнобой… и

свадьба, и Победа были вместе в квартире этой – праздничной такой. А

юная красивая невеста родителей пленяла и гостей. И даже дед с

насиженного места готовил тост из старых запчастей.

Но внучка отмела застолья речи:

- Нет, деда, ты нам тост не затевай, а расскажи про бой и свист картечи –

про самое заветное давай.

- Ну, внучка, я ж тебе не воевода, а просто из запаса старшина… да и

признаться, нашему народу осточертела всякая война. Желаете историю

простую про девушку, солдата, старшину? Ну, и ещё про долюшку лихую…

Желаете? Так слушайте, начну.

…Из пополненья в наш пехотный взвод, при кирзачах и в званье рядового,

парнишка образца «двадцать второго» был призван, как и многие в тот год.

А рядом с ним, как тонкая лоза - девчонка в аккуратной гимнастёрке.

Представилась парнишкиной сестрёнкой, прищурив тёмно-синие глаза.

И ахнул старшина:

- Как есть, детсад! Да кто ж ты будешь, пигалица-птица?

- Я медсестра!

– Ну, будешь медсестрицей, хотя для взвода нам нужней солдат.

Запунцовели щёки, нос и лоб, обидой налились глаза-озёра:

- Я докажу…Увидите вы скоро!

- Ну, что ж, как говорится, дай-то Бог.

…И шла война. Одна из страшных войн, где миг и вечность составляют

время. Где стонет, как в аду, людское племя, где перекур, а после – снова в

бой.

Уходит группа в ночь за «языком», или приходит, снова смерть обжулив –

на бруствере парнишку караулит сестра, обняв винтовку со штыком.

И шутит добродушно старшина:

- Наш талисман, для всех смертей преграда. Твоя сестрёнка, парень, если

надо, от фрицев защитит нас и одна.

… Однажды на нейтральной полосе, пройдя орешника густые ветки,

разведка напоролась на разведку. И те, и эти – в маскхалатах все.

Дозорный тут же вскрикнул:

- Командир!

Рука метнулась к верному нагану, но сталь над головою ятаганом – на

полсекунды враг опередил.

Поймёт ли тот, кто не был под ножом, что пережил разведчик в эту долю… и

примет равнодушно чьё-то поле по капле кровь – рубиновым дождём.

…Когда же с глаз упала пелена, увидел над собою медсестрицу, вокруг –

друзей встревоженные лица, а в поле и окопах – тишина. В чалме из марли

ноет голова… но жив курилка, хоть горяч, как печка.

- Ребята, так кому мне ставить свечку? Ведь я ему…да что там толковать…

Чуть дрогнула девчоночья рука, и взгляд сестры скользнул в сторонку

змейкой.

- Да это вот она – из трехлинейки сняла того фашистского быка. Её рука

ослабила удар эсэсовского острого кинжала… И те, другие, не покажут

жала, приняв от наших автоматов «дар».

- Ну, милая, должник я твой вовек! Ведь если в этой жизни разобраться,

мне ближе и родней тебя и братца не сыщется на свете человек. Жене и

сыну, матери, отцу немецкой бомбой вырыло могилу. Чужие люди их

похоронили, отдавши дань терновому венцу. Да что ж ты плачешь? Глупая,

не плачь, слезой не воскресить, как в сказке, милых. За всех убитых,

раненых и хилых нам даст ответ зарвавшийся палач.

Ответила девчонка старшине:

- Едины мы в судьбе неразделимой… не брат мне тот мальчишка, а

любимый, назло всей этой проклятой войне. У нас на Белоруссии, в селе,

фамилий схожих больше половины. И в радости, и в горе мы едины, живя

на этой солнечной земле.

…В ту ночь нас песней встретил соловей в бору, где сосны тянут к звёздам

лапы. Все хаты спали, из соломы шляпы чуть сдвинув на наличники

дверей. И в этот предрассветный хуторок вдруг ворвалось рычание моторов.

И крик заполнил улиц коридоры - всех жителей швыряли за порог.

Овчарки, брань и «шмайссеров» стволы загнали люд в церковные ворота…

и плюнули металлом пулемёты - в детишек, взрослых, мёртвых и живых. И

тут, и там метались вороньём по-над дворами факельщиков тени. Горело

всё: цветы, трава, каменья и то, что раньше числилось жильём. А мы

смотрели, губы прокусив, глазами отпечатывая снимки:

Вот офицерик, скаля рот в ухмылке, затылок полутрупу прострелил. Вот в

куче тел, лежащих под крыльцом, раздался рвущий душу голос: «Тату!» И

немец запустил туда гранату, небрежно пальцем выдернув кольцо.

Обманутый немеющим соском, ребёнок пискнул, тонко и несмело. Как

видно, время покормить приспело… но на груди той – кровь, не молоко.

Молодчик волосатою рукой за ногу поднял, словно лягушонка, и в пламени

исчез грудной мальчонка, осмеянный гогочущей толпой.

Приказ был: «Никого не выпускать!» Ведь мёртвый не расскажет и не

встанет…

Ошиблись гансы. Вскоре перед нами отчет придется им ещё держать.

Поэтому – нам нужно победить! Дойти до их берлоги – до Берлина. За всё

их зло воздать судом единым… а иначе – так незачем и жить.

…Они дошли. Дошёл и старшина. На куполе раздолбанном, рейхстага, под

сенью установленного стяга штыками были вбиты имена…

За окнами гремела медь оркестра, «Землянку» пели где-то вразнобой, а за

столом притихшая невеста спросила деда: «Старшина…живой?»

Дед поелозил в кителе погонном, достал бумажник с книгу шириной - и

снимок пожелтевшего картона дохнул на всех прошедшею войной.

И марш «Победы» грянул сам собою, и ясен, без вопросов, стал ответ:

Под обгорелой вражеской стеною стояли, рядом:

Мать

Отец

И дед.

 

Гимн России

 

Сл. А. Гракова

муз. Александрова

 

По тропам тернистым столетий нетленных,

Где вровень смешались и память, и грусть,

Прошла, не упав ни пред кем на колени,

Могучая, гордая, вечная Русь.

 

Припев:

Пусть громче грянет музыка,

Пусть слышит вся Вселенная:

Веру в Отечество мы пронесем

Сквозь время и сомнения

Вдаль, к новым поколениям.

Славься, Россия, всегда и во всем!

 

Простор необъятный, врагу неподвластный –

Ты словом и делом в народе своем.

И вновь восстаешь молодой и прекрасной,

Такой, о которой мы песни поем.

Припев.

 

Отчизна, великая наша держава

Тебя ни предать, ни убить, ни сломать.

И русская удаль, и русская слава

Навеки - в тебе, наша Родина–мать!

 

Припев:

Пусть громче грянет музыка,

Пусть слышит вся Вселенная:

- Веру в Отечество мы пронесем

Сквозь время и сомнения,

Вдаль, к новым поколениям.

Славься, Россия, всегда и во всем!

 

Ветераны

 

В сердца лилась мелодия «Славянки»,

С трибун звучал приветственный наказ,

А я смотрел на орденские планки

И памятных наград иконостас.

 

Родные... и седые ветераны!

Удавкой сыромятного ремня

По горлу – брешь в шеренге вашей славной,

У места встречи – Вечного огня.

 

Вам смерть плевала в лица, ветераны,

Из пасти пулеметного окна,

А после, вместо пластыря, на раны,

Припаивались кровью ордена.

 

Победой расписавшись на рейхстаге,

Ты, ветеран, беду отворотив,

Пахал, ссыпая в "братские" овраги,

Осколки, пепел, кости и тротил.

 

За что ж вас к нищете приговорили

В стране, где всё сейчас "твоё - моё"?

Вы Будущее миру подарили

Чтоб в нём спросили:

- Чьё вы, старичьё?

 

Не потому ль из жизни быстротечной,

В глаза несправедливости взглянув,

Ряды вы покидаете - навечно,

До старости, чуть-чуть, не дотянув.

 

... Динамик разливал в сердца «Славянку»,

Народ венки к подножью возлагал,

А я смотрел – щекой припавши к танку,

О ком-то тихо плакал генерал.

 

В войну неповреждённую снарядом,

Броню, казалось, жгла термит-слеза.

Для не всё прошедших выше нет награды,

Чем памятью омытые глаза...

 

************

 

Не забывайте тех, кто МИР нам дали!

Пусть ими не предъявлен память-счёт,

Но как же много мы им задолжали,

И как же мало отдали ещё…

 

Берёзка

 

Холодно…От этой мысли стылой

Я дрожу в смятенье одиноком.

Лишь луна, сквозь тучи – волчьим оком

Обольёт ухмылкою постылой.

 

Некому пожаловаться мне… лишь снежинкам – заметью в стерне.

 

А вдали – родимые сестрицы

Сонным гаем* стали у криницы,

Чей незамерзающий нектар

По весне, для них, как Божий дар.

В их ветвях щебечут летом птицы,

Прославляя гимнами рассветы.

 

Ах, какие славные сонеты о любви слагают у криницы!

 

… Затерявшись где-то в сказке леса,

Кто-то из сестёр, не понарошку

Чисто-изумрудную серёжку

Обронила… Ветер же, повеса,

Подхватив, унес ее далече…

Здесь в войну, солдат, расправив плечи,

Насмерть стал – за ним страна жила.

 

Кровью окроплённая, в тот вечер я взошла. Назло войне – взошла!

 

…Холмик стылый. Памятник неброский…

Защищая неба чистоту

Памятью солдатской, на посту

Я – простая русская берёзка

Одиноко вО поле расту…

Пусть – ветра! Пусть – вьюги, холода.

Всё ведь это – нет, не навсегда.

 

…И весной вам сока наливая, прошепчу: - Я русская…родная.

 

ГАЙ – берёзовая роща

 

Содружество

 

Однажды в Краснодаре, возле рынка,

Холодным серым непогожим днём

Стоял калека в стоптанных ботинках,

Пустой рукав подвязан был ремнём.

 

С небес то моросило, то снежило -

Погоду ту собачьею зовут,

А он в пальто, потёртом до прожилок,

Стоял с рукой, протянутою в люд.

 

Воскресный день, а значит – нерабочий,

Народ по рынку челноком снует.

Вокруг кооператоры хлопочут,-

У них сегодня дел невпроворот.

 

Мелькают и дублёнки, и индейки,

От цен в момент худеют кошельки,

А нищий терпеливо ждет копейки,

Не отводя протянутой руки.

 

Ну, наконец-то меди набросали

В подсиненную холодом ладонь.

Быстрей туда, где только что достали,

Кусочки мяса, что лизал огонь!

 

- Мне два кусочка… и кусочек хлеба,-

Раздался тихий голос старика.

И, обернувшись, два его соседа

Уставились на горе-едока.

 

Шашлычник взбеленился: - Ах ты, вшивый,

Вали отсюда, здесь не подают!

Железною рукою взял за шиворот

И вышиб прочь – под холода струю.

 

По тротуару пуговицы-метки,

Упал старик под вывеской-доской.

Блестят слезинки – медные монетки,

Оброненные немощной рукой.

 

Мелькают равнодушьем маски-лица,

Вдруг женский визг – свиньёй из-под ножа:

- Пьянота! И куда глядит милиция?

… Заплакал он, от холода дрожа.

 

Заплакал не от боли, не от страха…

А там, под незастегнутым пальто,

Светились две медали « За Отвагу»,

Которые не разглядел никто.

 

Никто на стон души не отозвался,

А снег всё падал…холодно…и вдруг

Старик наш заключённым оказался

В кольцо из тёплых дружественных рук.

 

- Вставай, отец, – услышал он над ухом.

Поднялся и, стирая слёз следы,

- Спасибо,- прошептал парнишке глухо,

Под гомон расходившейся толпы.

 

У парня алый орден, будто рана,

Был влит под курткой синего сукна.

- Так ты, сынок?.. – Да, батя, из Афгана.

Глаза – в глаза. И боли глубина.

 

- Постой, отец, ты погоди немного,-

И двери бара хлопнули вослед.

… Слетали вниз снежинки-недотроги,

Обиду засыпая на земле.

 

Спустя немного каялся шашлычник:

- Прости меня, дедуля, я ж не знал…

Входи, не бойся, там твой пограничник,

И порция заложена в мангал.

 

Вошёл в тепло, присел за столик, рядом,

Вдыхая мяса сочный аромат,

А парень, обменявшись с кем-то взглядом,

Открыл потёртый дембель-дипломат.

 

- Садись, отец, солдат поймёт солдата.

« НЗ» нальём, для встречи что берёг…

Да ладно, не обидятся ребята,

Не зло в стаканах – память, видит Бог.

 

… И две судьбы сплелись в воспоминаньях

Кабульских и Воронежских дорог,

Но годы между ними – расстоянье,

И время – зыбкой памяти порог.

 

Как долго… но почти не стёрло время

Обличий тех мальчишек фронтовых,

Которые войны тянули жребий

И пали, чтоб сегодня жили вы.

 

И эти парни, что в Афганистане

От «духов» зачищали города,

Не верили… а многие не знали -

Им не вернуться к мамам.

Никогда.

 

… Вы тех и этих в памяти храните,

Они завоевали наш покой.

И в двадцать лет их имена в граните

Свинцовой отпечатаны строкой.

 

Тост

 

Сколько вас полегло на кровавом ристалище брани,

Не успев додружить,

Долюбить

И дожить…

Умных книг до изнанки прочесть.

 

Ветераны войны…

Дорогие мои ветераны,

Этот праздничный тост -

В вашу честь!

 

Отбесились ветра и запутались в соснах метели,

А весна

Разрывными слезами мне - очередь снов,

Будто вновь –

Перекур прерывает война...

Не сегодня – давно. Мы её никогда не хотели,

А она, не спросив, постучалась повесткой в окно.

 

Сорок пять, шестьдесят… и ещё хоть немножечко дальше,

Первомай!

Унеси мою память назад,

Где глаза:

Убиенных глядятся в бескрай

А в живых - только месть за сожжённую молодость нашу,

За пропавших друзей, Бабий Яр и "Освенцима" ад.

 

Мне б Серёгу найти, другана по фамилии Клюев,

В тот канун

Долгожданного марша Побед,

Что от бед,

Слёз и горя избавил страну…

- Будем живы, браток - значит точно еще повоюем,-

Повторял мне Сергей под креплёный, из фляги, глоток.

 

… Тонкой желтой свечой тает век, не помянутый всуе,

На столе –

Память дат под краюхой ржаной...

А динамик дверной

Словно пуля в стволе:

- Открывай, рядовой, мы с тобою ещё повоюем!-

Открываю – Сергей. Поседевший.

Живой…