Он же и Константиныч, он же и Александр Константинович Зуев. Так издавна повелось в Зуевке с именами и фамилиями селян. Возможно, к этому приему прибегли наши предки из-за частых повторений имен и фамилий в селе?

- Возможно, но должна быть разгадка, - включается в рассуждения и Константиныч. – Это по линии отца я Санек Сашинов, а по матери - Сазонкин. Дедушка - Василий Борисович и бабушка – Татьяна Ивановна - Кортуновы, а по подворью они Сазонкины. Мало того, помню, дедушку за глаза называли Сазоном, а бабушку – Сазониха.

Есть слово, значит должен быть и смысл, - решили мы с Константинычем. Начали с горы. Сашиновой названа, где чуть ли не два века стояла Сашинова мельница. Последним мельником на ней работал Костя Сашинов, Константин филиппович Зуев, отец моего героя. До Константина на мельнице работал его отец – Филипп, фамильному ремеслу которого научил его отец – Александр Федорович (Саша). И выходило изначально - мельница чья? Сашина или Сашинова. Оттуда и пошли другие названия: сашинова мельница, сашинова гора, сашинов Костя, Филипп, Санек и т. д.

Возможно, в то время Сашинова мельница была единственной на одноименной горе. Зато во времена НЭП мельницы в Зуевке стали расти как грибы на всех пригорках. По утверждениям селян, перед коллективизацией ветрянок было одиннадцать, а двенадцатая – паровая. Она располагалась между Кулешовкой и Зуевкой, и обслуживала их.

Доходные предприятия – ветряные мельницы, прибыльные. Двигатель от ветра бесплатный. Наши предки знали в этом толк. Александр Фёдорович Зуев один из них.

- Пришла коллективизация, на мельнице работает мой дед – Филипп Александрович, - рассказывает Константиныч. - Мельников новая власть приписала к кулакам, сослала одних в Казахстан, других в Сибирь. Дедушку пощадили, как непревзойденного специалиста по помолу. «А ты Зуев пока оставайся работать на колхозной мельнице», сказали ему. Так сашинова мельница стала колхозной.

Вскоре все мельницы разорили, а наша до 1975 года работала. Не будь войны наследственная цепочка мельников сашиновых так бы и продолжалась, хотя я бы наверняка в мельники не попал. Мои родители в шестилетнем возрасте отправят меня к старикам на Крутенький. Жил, работал и учился я там до 14 лет. Красивый посёлок, зелёный, чистый, домик уютный стоял на пригорке. В нём и располагалась поселковая школа. У Василия Борисовича и Татьяны Ивановны кроме меня - два сына и две дочери. Моими преподавателями и воспитателями были – дедушка с бабушкой и единственный учитель на все классы - Чернов Дмитрий Федорович. Дедушкины уроки дисциплины и труда были особенно строгими. Он, как и учитель на каждый день давал мне задание. Скота полный двор, и мы с дедушкой на равных за ним ухаживали.

Надоело как-то со скотиной возиться: сараи чистить, кормить скот, поить. Поиграть бы мне с ребятами Седых, а некогда. Я дедушку и спрашиваю:

- Дедушка, а почему у нас с тобой на подворье три коровы, три телка, овец не есть числа, а у Седых одна корова и той корма до весны не хватит? Они давно отделались, а мы работаем. Играть мне когда?

Он выпрямился, оперся на вилы, вытер рукавицей иней с усов и бороды, ответил:

Эх, ты глупый еще – Санька голопузый! Нашел, кому завидовать. Ты в школу ходишь, прикинь грамотей, с ними посчитай. У нас молока сколько, и у них? То-то же, – дедушка мой весело рассмеялся, нахлобучивая мне на глаза шапку ушанку.

В июне 41 – го объявлена война, отца в августе забирают, его место на мельнице займет Мишка – шишка Батунин. А брата Ивана на фронт призовут в начале сорок второго года. У матери остаётся куча детей. Кроме меня: Мария – 11 лет, Валентин – 5 лет, Михаил – 4 года. Все заботы свалились на плечи матери, она ещё и в колхозе работает. Я видел, как она в хлопотах моталась, как ей тяжело. Думаю: «Всё голубчик - детство твоё кончилось». Возвращаюсь домой с посёлка и включаюсь в хозяйские дела.

Председатель колхозный рядом жил, увидел как-то и говорит:

- Санек, а ты чем теперь занимаешься?

- Матери дома по хозяйству помогаю, - отвечаю.

- Молодец, а колхозу родному не хочешь помочь?

Не мог я его ослушаться. И определил он меня в ночные сторожа на зерноток, где до нового года зерно колхозное охранял, воров не побоялся.

В посевную 1942 года в тракторный отряд заправщиком определили. До ноября этим занимался, трудодни для семьи зарабатывал. А в средине декабря учиться на курсы трактористов в Кулешовскую МТС направили. У Ефима Игнатьевича Авдеева учились со мной: Мишка Теперин и Дорохина Анастасия. К весне мне колесный трактор доверили. Пахал весновспашку, бороновал, культивировал. А на вторую весну я уже сеялку по загонке таскал. Всходы ровные получились, виды на хороший урожай.

В уборочную страду я помощником комбайнёра у Анастасии Васильевны Зуевой работал. Мне восемнадцать лет, у меня молодой задор, хватка, девушке двадцать пять, у неё практический опыт в работе. Сработались мы с ней, сошлись по характеру и по взглядам на жизнь. С намолотами от других комбайнёров не отставали. В зиму 1942 на 43 год в Борскую школу механизации нас с Иваном Хархординым направили, весной с правами комбайнера возвратились. В уборочную работал на комбайне, намолачивал зерна на уровне комбайнеров бывалых.

И когда к Рагузину Григорию Афанасьевичу потребовался комбайнер в сцепе с его комбайном работать, он пожелал меня. Это была большая честь и хорошая практика для меня, Рагузин комбайнер опытный, с большим стажем работы. Но работать на поле куда сложнее, чем в кабинете или на заводе, тут фактором успеха является и погода.

Помню, подсолнечник с ним по снегу убирали. То мороз, то оттепель, решетный стан замазывается, чистить станешь – пальцы мёрзнут. Начались поломки, выработка не шла, снизилась на разы. Нас на ковер начальники вызывают. Сидят в кабинете Тришкин Андрей Андреевич. Директор МТС и с ним из особого отдела – Вагулин. Этот на стол пистолет выложил.

- Саботаж устроили! На фронт завтра же отправим! – грозится Вагулин Григорию Афанасьевичу. Тот в слёзы: - «Пожалейте. Куча детей дома». Я молодой, вижу, как он их боится - смех раздирает.

- Ах, желторотик, он ещё и смеётся! – ударяет кулаком по столу директор. – Каши не дадим! Попробуй мне норму не выполни!

Долго мы приспосабливались к зимней уборке, морозы усилились, и дело с намолотами у нас пошло. Тогда клеймо саботажников с нас и сняли.

Шло время, набирался и я опыта, стал лучше разбираться в комбайнах и тракторах. Заметил и директор мои способности, оглашает о них на собраниях. Уважаемым я стал в коллективе механизаторов.

Надо сказать, Александр Константинович способным на работу и уважаемым в коллективе был всегда. Не сомневаюсь, оставался всегда он и видным парнем, на которого естественно заглядывались девчата. На этот счёт я имел беседу с его Татьяной Егоровной.

- Мой Санька-то? Он парнем был развесёлым и ловким на работе. Из Сашиновых он, род их почётный. Он и теперь видный, а тогда мне в клубе он сразу приглянулся. И из комбайнёров ещё, после войны профессия эта была дюже почётной. Колхозники тогда трудодни зарабатывали, а им платили ещё и деньгами.

- Да, мы с Татьяной моей сошлись по многим параметрам, - подтверждает Александр Константинович. - Гляжу, у нас в отряде новенькая работница появилась, горючевозом работает. До этого можно сказать я её не знал и не видел. Слышал, фронтовички по демобилизации пришли с войны: Бортникова Настя, Люба Сафронова, Макарова Мария и она, Занина Татьяна. Она ох и бойкая была - работящая и простая. Отец мой любил таких, она ему сразу понравилась. А ко второй снохе – к Галине его отношения были недружелюбными. Иван же её бандеролью прислал к нам, как забеременела, а сам дослуживать остался в ее городе.

 

В войну всем было трудно, все голодали. У него дети голодные, разутые и раздетые. Хотя сам глава семейства сутками в поле вкалывает, с железками и с зерном возится. А весной его семья вместе с другими на поле колоски собирать вышла. А зерно в колосьях плесневое. Подсушили, обрушили зерно, пышек напекли, наелись и тем же днём умирать едоки стали. У Рагузина из семьи их больше всего вымерло. А теперь на него бочку катят, грозятся, на фронт обещают отправить. Я молодой, вижу, как он их боится. Смех меня раздирает.

 

- Да, мы с Татьяной сошлись по многим параметрам и сразу как-то, - подтверждает Александр Константинович. - Гляжу, у нас в отряде новенькая работница появилась, горючевозом работает. До этого можно сказать я её не знал и не видел. Слышал, фронтовички по демобилизации пришли с войны: Бортникова Настя, Люба Сафронова, Макарова Мария и она, Занина Татьяна. Она ох и бойкая была, работящая и простая. Отец мой любил таких, она ему сразу понравилась. А ко второй снохе – Галине его отношения были недружелюбными почему-то. Иван же её бандеролью прислал к нам, а сам дослуживать остался.

А с Татьяной моей чего получилось? Умрёшь. Она в военкомат собралась, а свекор приказ ей: «Сиди!» - Тут заваруха с Японией назревала, стань она на военный учёт, её в армию забреют. И Татьяна с документами присела. Поэтому в военкомате ее не считали приравненной, льготами не пользовалась. Зато сельчане и Совет ветеранов почитали ее и считали фронтовичкой. И она гордилась этим.

Тогда же по-простому обряды проводили. Пошли с ней в сельсовет, секретарь в бумагах возился. Денисов Николай Петрович никаких нам испытательных сроков не давал, расписал сразу. А 12 февраля 1946 года мы сыграли свадьбу. Жили сначала с родителями, их слово – для нас закон. Татьяна походила на разные работы, а в конце 1947 года дочка Рая на свет появилась. Мне хотелось сына, она родила Виктора. За ним она Нину родила. И последним на свет у нас появился Юрий. Ну и ладно, я благодарен ей. Теперь мы с ней на равных, у мамы две дочки, у отца два сына. Они все нами одинаково любимы.

- Я и после женитьбы в Кулешовском МТС продолжаю механизатором работать. В средине пятидесятых годов пишем с Иваном Хархординым заявления на имя директора. Просимся на учёбу в Обшаровскую школу подготовки механиков. На моем заявлении появляется резолюция: «В Кулешовском МТС механиков в избытке, нужны хорошие комбайнёры». Я как раз в числе их. Мне обидно, что директор и главный инженер Решетов против моей учебы.

Но Андрей Андреевич не долго после этого работал. Началась государственная компания замены малограмотных кадров на более грамотные. На мой взгляд, это была ошибочная компания. На смену ему прислали Николая Ивановича Рязанова, специалиста по кулинарному делу. Не зная сельскохозяйственное производство, он смешит коллектив непродуманными приказами. Но я им был отправлен на курсы шоферов в Куйбышеве. Заканчиваю их к весне 1956 года. А месяцем раньше, в феврале у колхозного руля в Зуевке стал Леус. Ранее он возглавлял политотдел в МТС, хорошо знал меня, мои способности. Стал он добиваться моего перевода в колхоз. Долго не отпускали, но добивается моего перевода Леус, в колхозе имени Маленкова на стареньком автомобиле работаю. Появляются деньги, еду в Горький, с завода получаю новенький автомобиль ГАЗ – 69. Катаю по полям и фермам то председателя, то завхоза Пенькова. Колхоз под их умелым руководством быстро богател, покупалась разная техника. Реорганизованы МТС, потребовались и колхозам свои специалисты. Правление назначает меня механиком.

Получаю задание – механизировать зерновые тока. Устарели ручные веялки и клевитоны, которые бабенки крутили до седьмого пота. Бригаду создали, ямы копаем - 3 метра на 2, в глубину 2 метра. Над ней настил, спариваем, страиваем клевитоны. Получалась многоярусная установка. Сначала её тракторами через шкивы приводили в движение, а потом в село пришло электричество.

Токарный станок достать мне захотелось, нашел на заводе старенький, отремонтировал. Подыскивать смекалистого паренька, Лёшу Щербина, выучили мы его на токаря. Отличный токарь из него получился. Он потом у нефтяниках в Нефтегорске работать мастером большого цеха будет. Я с ним так и связь держал. Ох, мы и повозили от него разного металла и инструментов. Цены ему нет, хороший он человек.

 

Работаю с напряжением, на нервах. Да ещё я уставший пешочком протопал из МТС до дома. А там тоже не всё в порядке. Мать прибаливала, а батяка (так я его называл) с кумом Минюшкой были как раз в загуле. Они же так и продолжают быть закадычными друзьями и работают вместе. Отец мельником работал, братом Михаилом Филипповичем они на мельнице установили движок двухтактный. Дядя мой был мужиком способным по техники. За движком и приглядывал Соложенков. Помол теперь уже не зависел от наличия ветра. Заканчивалась монополия мельниц ветрянок. Завоза большого быть не должно при нормальной работе мельника. А он появлялся, значит, два кума пьют.

Надоедает семье их пьянка, приезжаю с работы отца дома нет, мельница не работает. Думаю: «Надо кумовьев как-то проучить». Гляжу, шуба его мучная на прежнем гвозде висит. В карман сунулся, ключ от мельницы тоже на месте. Устал, не устал, пойду, думаю, погляжу чего там у них с завозом зерна на мельнице.

Походил, движком полюбовался. Красавец движок, вода для охлаждения в чане не слита. Факел в керосин обмакнул, запалил спичкой, шаровую головку подогреваю. Подвожу поршень под сжатие, маховиком его толк. Движок заработал. Кольца тёмные из выхлопной. Смесь богатая, воздуха добавил, кольца пошли светлые. Движок чётко забарабанил: «Ту – ту-ту-ту-ту». Выхожу за ворота, с горы Зуевка проглядывается как на ладони. Думаю, живые если мужики, услышат мотор, прибегут. Две фигурки на задворках показались. Злым и вспотевшим батяня прибежал первым. Он росточком низкий и катился на гору как шар. А Минюшка долговязый, тот от отца метров на 500 отстал. Прибежал когда - мы с отцом уже успокоились и над ситуацией смеялись.

Оказывается, сидели они в шалмане у Зои Ивановне Зуевой, выпивали. Заходит сосед Соложенкова - Останков и говорит:

- Как же так мельники закусывают, пьют, сидят, а мельница у них работает?

- Хватит нести околесицу-то, Михаил Иванович! Садись вон, и тебе места сырца с нами хватит.

Тот сел, они заполнили снова стаканчики, почеканились, выпили. Останков опять утверждает то же самое: «Я правду вам говорю, мотор на мельнице работает».

- А ну выйди кум, послушай, - попросил Минюшку отец. - Не будет же врать нам обоим Михаил Иванович.

И Михаил Павлович выходит. Мотор и правда на мельнице работает. С испуганным лицом входит он в шалман и говорит моему отцу: « А чё кум, убей, не помню, глушил вчера я его? Вот это брат дела-а-а!»

После этого они и всполошились. Отец злющий, бежит, бежит на гору, оглянется на кума, опять бежит. Прибежал. Увидал меня в дверях. Остановился, глубоко вздохнул. Руки опустились, он зло выпалил:

- Эх, шельмец ты, шельмец! И с кем ты это придумал? Нашел над кем подшучивать! – Повернулся от меня, было, круто, хотел прочь уходить. Потом передумал и весело рассмеялся. Рассмеялся и я с ним. Отошел от злости и я.

 

С того времени много годков прошло и мне можно сказать, в семье Зуевых дети вырасли толковыми, воспитанными, все выбрали правильную дорогу жизни. Они выучились, приобрели специальности, обзавелись семьями и следуя примеру родителей, упорно и плодотворно трудились.

Родительский пример им действительно был хорошим с двух сторон. Мы об отце немного знаем, в каких семьях он рос и как воспитывался. Биография Татьяны и Александра сходны. Она в 1926 году родилась в многодетной крестьянской семье Заниных. Отец её Егор Семёнович, мать-Улита Уколовна. У Татьяны был брат Иван – 1921 года рождения. Толковый мужик, первоклассный шофёр. Ревизоры сочинили на него версию: «Лес колхозный украл во время транспортировки». Начались гонения, он обиделся и уволился из колхоза. Жил в Кинеле, переехал в Малую Малышевку. Там похоронен. Мария – с 1910 года (инвалид детства), всю жизнь трудилась. Она была в колхозе сначала дояркой, потом заведовала колхозным курятником, дала хозяйству миллионы яиц и много диетического мяса. За Марией в 1912 году их семья пополнится ещё сестрёнкой. Семейным советом белокурую голубоглазую красавицу назовут Леной.

Татьяна Егоровна вспоминая как-то о нелегком детстве, утверждала, что в семье она была самой бойкой, за что и попадала чаще других под наказы родителей.

- А я и в прифронтовую часть в 1944 году попала по причине высокого роста и бойкости. Глянул военком на мене на собеседовании и говорить: «На курсы шоферов нам такие девчёнки как раз и подходють».- Они тады видать прибавили годков мне, и образование. И пихнули на фронт вместо Клавдии Хариной. А её кто-то отстарывал. А Заниных кто отстараеть? Я туда и загремела.

Харина была на два года старше, но, дескать, я им подошла по всем параметрам. Я стала противиться, поняла, что в их бумагах выходило не чисто.

- Ну ладно, ладно, - приладил он мне, - поедешь всё равно хоть до города.

И троих девченок из Утёвского района на шоферов учиться они нас и забрили. Паромом через Волгу переправили в село Рождественское. Три месяца проучили – стажеров присвоили. Повезли на вокзал. Там в телячьи вагоны нас запихнули и на Казанском вокзале в Москве только на воздух выпустили. Там больше недели мы без дела слонялись, думали, забыли все про нас. Запасы домашние, когда закончились и мы дальше поехали. Выгружаемся в неизвестном городе, он весь в развалинах. «Выборг это», - потом сказали. Под вечер в подвал какой-то нас старшина сопровождающий заводить, ни окон в нём нет, ни дверей. Пол земляной, на стенах пыль, паутина. И мы ночевали в нём. Наутро темень на севере-то, не как у нас. Не видим дороги – хоть глаза выколи. Потом засветлело, чумазые все наши девки. Смеется кто сквозь слёзы, кто плачет, а старшина ведеть нас дальше. К финскому заливу подвёл, там дом тоже полуразбитый. Пришел откуда-то подполковник. Сказал:

- Школу себе сами будете из него готовить.

Затинетили окна, где фанерой, где стеклом. Учиться и жить стали в этом доме. Управляеть нами теперь этот подполковник. Декабрь стоял, он обмундировал нас, валенки домашние отобрал, а сапоги кирзовые выдал. «По уставной форме», - говорить.

И тут мы три месяца уже на шоферов учились. А когда права он нам выдал, то говорить: «Айдате за машинами теперьча – в Ленинград». – Дурак он ай умный? Валенки теперь нам пришли, он сапоги у всех отобрал, а валенки выдал. Март сорок пятого стоял уже. Ленинградцы город расчищають, развалин в нём дюже много. А мы по сырости в валенках через город к пристани топаем. А скажи подполковнику чего - бесполезно.

- Мо-ол-чать! В строю прекратить разговорчики! – И как уставится на тебе, глазищи выпучить, и, ты хоть тресни ему тут. Писали жалобы мы на него много, полковника потом прислали. Это когда мы уже полуторки новые получили. Стал налаживаться теперь и у нас порядок. А до этого по нас от грязи и от недоеданий вши ползали. С полковником теперь другое дело. Он и кормить нас по-другому стал, поджаливал немножко. Лето пришло, он нас снял всех с расчистки улиц и отправил на посевную в колхозы. Были и на сенокосе. Мы же все из деревень сами и для нас привычное это дело.

Там нас весть о Победе и застала. Радовались мы ей несказанно. Но домой не отпускають. Сказали: «Шофера пока нам и тут нужны». Так мы и продолжали нести военную службу в 17 автоколонне, постоянное базирование которой теперь находилось в старинном городе Пскове. Но осенью мы в те же колхозы убирать урожай поехали. Кормили нас там хорошо, поправились мы. Машины у нас хоть и новенькие, а шофера-то мы никудышние. Ехали когда колонной на уборку картофеля, за рулями девчёнки сидят одни. Шарахаются от нас колхозники, боятся. Заглох мотор и у меня однова, капот подняла, зажигание проверяю. Председатель подходить, обутый в лаптишки. Спрашиваеть:

- Дочкь, чё случилось у тебе?

- Чё, чё! Мотор заглох, вот чё, - отвечаю.

- Можеть в чём помочь тебе? – он говорить. Тада рукоятку подвела я ему как надо и к зажиганию сама полезла.

- Крути, но только потихоньку, - ему командую. Завелась моя машина. Похвалил председатель мене. Я села в кабину и на поле поехала. Захвалили нас и колхозники. Шутка ли, мы уборку им всю сдвинули

А када на увольнение указ в конце 1945 года вышел, нам начальник наш и говорить: «Ну, девчатки, сдавайте теперь все свои полуторки заведующему автобазой и поезжайте домой». – И чё с нами было?! На радостях мы айда обнимать и целовать своего полковника. Он даже сам прослезился. Свыкся он с нами и мы с ним.

Эх, дети! – обратилась лицом Татьяна Егоровна к школьникам, - вы теперь счастливые. Время такое. У вас есть детство, а у нас, его не было. Без отца наша семья осталась рано. И я как с четырнадцати лет впряглась в работу так до женитьбы из колхозного ярма и не выпрягалась.

Сначала трудилась по дому, по своему хозяйству: огород, скотина. А потом на колхозных работах наравне с взрослыми чертоломила. Отвозила зерно от комбайнов в уборку. Уборка закончилась - нас в церковь бригадир загоняеть. И мы там мешки с зерном на плечах к верху по трапам и потаскиваем. А немного подросла – обозом хлеб из той же церкви на Богатовский элеватор возила. Ды спасибо Сашки Талдыкину. Он девчёнок выручал и поджаливал. Скажет нам, бывало: «Вы девчата мешки мне на плечё поднимайте, а я их по трапу сам таскать буду». - И таскал бедный, спину гнул,а нас поджаливал. Он мне помогал и бочки с горючим грузить и разгружать уже после войны, когда я и он в отрядах горючевозами работали. Хороший был человек, царствие ему там небесное.

Теперь и нам время пришло сказать и Татьяне Егоровне царствие небесное. Она заслуживает его. Зуева Т.Е. покинула земной мир 17 июля 2010 года.

 

А далее слово мы опять передаем Александру Константиновичу.

- Я и после женитьбы так в Кулешовском МТС и продолжаю механизатором работать. В средине пятидесятых годов пишем мы с Иваном Хархординым заявления на имя директора Тришкина Андрея Андреевича. Просимся у него на учёбу в Обшаровскую школу подготовки механиков. На моем заявлении появляется резолюция: «В Кулешовском МТС механиков в избытке, нужны хорошие комбайнёры». Я как раз в числе хороших. Мне обидно, что директор и главный инженер Решетов И.В. против моей учебы. А Иван Васильевич в это время был в конфликте с механиком комбайнового парка Дорохиным Сергеем Алексеевичем. Причина меньше производственная, чем личная. Анастасия Никифоровна, жена Сергея Алексеевича, женщина красивая, умная. Ранее она была замужем за Решетовым И.В.. Был слушок, что она и стала яблоком раздора.. В итоге производство от этого сильно страдало. Тришкин вообще недолюбливал высокомерного Решетова. Слишком зазнался этот человек.

Андрей Андреевич идёт ва-банк и на крайние меры, - продолжает рассказ Александр Константинович. - Он освобождает их обоих от занимаемых должностей. Главным инженером ставит Некрасова Николая Ивановича, который прибыл в МТС только что из ремесленного училища №8. А знакомого мне Стешкова (Шмойлова Василия) ставит механиком комбайнового парка. По нему шутили, мол, тесть (Тришкин А.А.) на калинке ему эту должность пообещал. К тому же Шмойлов Василий и Дорохину С.А. родственник. Так что должность ему не с неба свалилась. Мастерскими же бессменно так и заведовал Левашов Платон Кузьмич. Дела в МТС должны были пойти на подъём.

Но Андрей Андреевич не долго после этого работал. Началась государственная компания замены малограмотных кадров на более грамотные. На мой взгляд, это была ошибочная компания. Тришкин А.А. был многоопытный практик. На смену ему прислали Николая Ивановича Рязанова, специалиста по кулинарному делу. Не зная сельскохозяйственное производство, он смешит коллектив своими непродуманными приказами и выходками. Хотя прогресс в работе и у него был. Теперь пешком на работу и с работы мы не ходим. Он организовал подвозную вахту.

Я именно через директора РязановаН.И. попадаю на курсы шоферов в Куйбышеве. Заканчиваю их к весне 1956 года. А месяцем раньше, в феврале у колхозного руля в Зуевке стал Леус. Он в свое время возглавлял политотдел в МТС, хорошо знал меня, мои способности. Стал добиваться моего перевода в колхоз. Естественно меня не отпускали.

Работаю с напряжением, на нервах. Да ещё я уставший пешочком протопал из МТС до дома. А там тоже не всё в порядке. Мать прибаливала, а батяка (так я его называл) с кумом Минюшкой были как раз в загуле. Они же так и продолжают быть закадычными друзьями и работают вместе. Отец мельником работал, братом Михаилом Филипповичем они на мельнице установили движок двухтактный. Дядя мой был мужиком способным по техники. За движком и приглядывал Соложенков. Помол теперь уже не зависел от наличия ветра. Заканчивалась монополия мельниц ветрянок. Завоза большого быть не должно при нормальной работе мельника. А он появлялся, значит, два кума пьют.

Надоедает семье их пьянка, приезжаю с работы отца дома нет, мельница не работает. Думаю: «Надо кумовьев как-то проучить». Гляжу, шуба его мучная на прежнем гвозде висит. В карман сунулся, ключ от мельницы тоже на месте. Устал, не устал, пойду, думаю, погляжу чего там у них с завозом зерна на мельнице.

Походил, движком полюбовался. Красавец движок, вода для охлаждения в чане не слита. Факел в керосин обмакнул, запалил спичкой, шаровую головку подогреваю. Подвожу поршень под сжатие, маховиком его толк. Движок заработал. Кольца тёмные из выхлопной. Смесь богатая, воздуха добавил, кольца пошли светлые. Движок чётко забарабанил: «Ту – ту-ту-ту-ту». Выхожу за ворота, с горы Зуевка проглядывается как на ладони. Думаю, живые если мужики, услышат мотор, прибегут. Две фигурки на задворках показались. Злым и вспотевшим батяня прибежал первым. Он росточком низкий и катился на гору как шар. А Минюшка долговязый, тот от отца метров на 500 отстал. Прибежал когда - мы с отцом уже успокоились и над ситуацией смеялись.

Оказывается, сидели они в шалмане у Зои Ивановне Зуевой, выпивали. Заходит сосед Соложенкова - Останков и говорит:

- Как же так мельники закусывают, пьют, сидят, а мельница у них работает?

- Хватит нести околесицу-то, Михаил Иванович! Садись вон, и тебе места сырца с нами хватит.

Тот сел, они заполнили снова стаканчики, почеканились, выпили. Останков опять утверждает то же самое: «Я правду вам говорю, мотор на мельнице работает».

- А ну выйди кум, послушай, - попросил Минюшку отец. - Не будет же врать нам обоим Михаил Иванович.

И Михаил Павлович выходит. Мотор и правда на мельнице работает. С испуганным лицом входит он в шалман и говорит моему отцу: « А чё кум, убей, не помню, глушил вчера я его? Вот это брат дела-а-а!»

После этого они и всполошились. Отец злющий, бежит, бежит на гору, оглянется на кума, опять бежит. Прибежал. Увидал меня в дверях. Остановился, глубоко вздохнул. Руки опустились, он зло выпалил:

- Эх, шельмец ты, шельмец! И с кем ты это придумал? Нашел над кем подшучивать! – Повернулся от меня, было, круто, хотел прочь уходить. Потом передумал и весело рассмеялся. Рассмеялся и я с ним. Отошел от злости и я.

Но теперь продолжаю рассказ о другом. Перехожу, значит, я к Леусу в колхоз имени Маленкова. Дорохина он уже принял на должность колхозного инженера, я на стареньком автомобиле пока работаю. Появляются в кассе деньги, я еду в Горький. С завода получаю новенький автомобиль ГАЗ – 69, Катаю по колхозным полям и фермам то председателя, то завхоза Пенькова В.В.. Колхоз под их умелым руководством быстро богател, покупалась разная техника, в том числе и автомобили. Реорганизованы МТС, их технику тоже раздали по колхозам. Потребовались колхозам теперь и свои специалисты. Правление. назначает меня механиком.

Первое задание мне выдают – механизировать зерновые тока. Тогда же на них стояли, какие машины для очистки зерна? Ручные веялки и клевитоны. Бабёнки и крутили их до пота поочерёдно вручную. Бригаду мы создали, ямы копали: 3 метра на 2. И в глубину 2 метра. Над ямами делался настил. И на нём мы спаривали, страивали эти самые клевитоны. Получалась многоярусная установка. Сначала её тракторами через шкивы приводили в движение, а потом в село пришло электричество. Токарный станок достать для колхоза я загорелся. Стал подыскивать смекалистого паренька. Подыскал Лёшу Щербина, выучили мы его на токаря. Отличный токарь из него получился. Он потом к нефтяникам в Нефтегорск работать уйдёт. Там станет мастером большого цеха. Я с ним так и связь держал. Ох, мы и повозили от него разного металла и инструменты.Цены ему нет, хороший он человек. Нашлись и для него враги, подсидели. Нашли какие-то заготовки для боевого оружия в его цехе. Подстава может быть. Но дело обросло слухом. Сняли Щербина с работы.

В 1958 году колхозники не голосуют за Леуса и Пенькова (за грубое отношение к ним). Руководителем колхоза будет сначала Останков П.М., потом Зуев П.И.. Моя профессия неизменна. При Зуеве мы с Репиным Серафимом Николаевичем с Воробьевских мельниц комплект оборудования привезли и новую мельницу рядом с током выстроили.Раньше там мельница ветрянка Субботиных стояла. Всего две ветрянки к тому времени в зуевке остались. Ветхими стали, да и технически устарели. Их мои сельчане совсем забросили.

Овчинников В.И.приходит к власти в феврале 1965 года. По наводке Елхимова Григория Александровича он сватает меня идти к нему в заместители. Я не соглашаюсь, зная его непредсказуемый характер.

В 1968 году его сменит Миронов Николай Иванович. При нём, как и при Леус колхоз сразу же пошел в гору. Он сам в работе был активным и нам не давал расслабляться. На меня ему стали нашептывать завистники, мол, заведующий автомобильным гаражом ненадёжный человек. Должность главного инженера колхоза занимал Некрасов Н.И., заведовал мастерскими - Курбатов Алексей Михайлович. Миронов оценивает людей по делам. Посылает меня в Горький на завод доставать запасные части к автомобилям. Долго решался вопрос, но запчастей и узлов самых дефицитных по безналичному расчёту я целый грузовик доставил на колхозный склад. Миронов меня долго за них благодарил. Понравился ему и Курбатов, его знания техники и способности руководить. Он меняет ролями Некрасова и Курбатова. Между ними разгорается страшный конфликт, в водоворот которого попадаю и я. Дело в том, что Курбатов заявляет Миронову категорично: «Я уволюсь из колхоза, если Некрасова от меня не уберёте».

Присылает Миронов за мной посыльного, я догадался о причине вызова, в правление не являюсь. Миронов пешочком через мост переходит и является ко мне. Одним словом они засватали меня идти заведовать мастерскими. А Николая Ивановича избирают председателем Зуевского сельсовета. У него теперь власть и он начинает мне потихоньку мстить (втихаря).

Я мужик не сидячий, раздобышной. Это сейчас деньги, если есть, любая вещь тебе доступна. А тогда мы колёса у Татар тайно за наличные покупали. А это судебное дело. И тельфер я приобрел незаконно, будучи уже заведующим мастерскими. Грузы разные на склад приходили: тяжелые, габаритные. Вручную с транспорта их снимать людям не под силу и опасно. Вот и купил я подъёмное средство, установил без разрешения и документов. А грабли и те раз стреляют. Произошел несчастный случай, травму механизатор получил, разгружая железки тельфером.

Некрасов ждал такого момента, через родню, инженера по технике безопасности Сафронова А.С. раскручивает это дело. Их комиссия делает предписание председателю колхоза о моём соответствии занимаемой должности. Год 1972 – й. Председателем колхоза Красное знамя в это время уже был Табунков А. Н.

Объяснил я ему, откуда здесь ветер дует. Он нахмурил брови, по столу сердито кулаком стукнул, сказал:

- Так, пока я в колхозе хозяин, не Некрасов! И мне решать о твоем соответствии. Иди Константинович в мастерские и спокойно работай. – Акт солидной комиссии он взял со стола и положил в сейф. А я в это время уже был председателем ревизионной комиссии в колхозе. Зимой при проведении ревизии перебираю подшивки с документами, попадается и тот акт с резолюцией Табункова: «В архив».

Но моё согласие Миронову занять место Некрасова всё же аукнется позднее. Оно выстрелит в меня рикошетом. Хотя авторитет в колхозе у меня растёт, я ещё и контролёр. Рейды по производствам делаем, выявляем бесхозяйственность, материальную недостачу. С актами выходим на заседания правления. Авторитетом пользуюсь я и в партии коммунистов. Я теперь и член колхозного парткома. Вера Францевна меня уважает (смеётся), поэтому и нагружает меня поручениями по полной программе. В 1972 году Павлова партийный кабинет почти не посещала, была в декретном отпуске. Редко приходил в кабинет и Некрасов Н.И., он замещал её.

Кабинет Александра Федотовича проходной, холодный, мы ревизию, поэтому и проводили в кабинете секретаря парткома. Сижу как-то за секретарским столом, подшивки колхозных документов листаю, чего надо для доклада в тетрадь выписываю. Помню, чего-то мне потребовалось. Может карандаш, или резинка? Выдвигаю ящик письменного стола, орденская коробочка лежит. Открываю её, там орденская книжечка «Трудового красного знамени» лежит. Книжечка на мою фамилию. Я вроде бы и испугался на первых порах, узнаю ненароком чужой секрет. И в то же время обрадовался. Думаю, к торжеству ближайшему они сюрприз мне приготовили. А год-то 72-й – он же юбилейный. Приближалась дата пятидесятилетия образования СССР. Пришел вечером домой и жене об этом рассказываю. Но пройдёт юбилей, ещё какое-то время - молчат секретари. Павлова молчит, Некрасов молчит. И так - поныне два дни.

Действительно с наградой Зуева получилась загадка. Молчали секретари, но и молчал сам Зуев. По свежим следам-то он не искал награды. Не искал и того человека, который совершил эту подлость. А подлость возможно халатностью секретаря парткома была вызвана. В Богдановке у Кузьмы Чеховских был подобный случай, дошедший до Москвы. У Веры Францевны в архиве колхозные ревизоры обнаружили целую стопу наградных документов (не ордена и медали, правда). Но с Зуевым возможно была действительно акция мести или зависти. У авторитетных людей, успешно продвигающих по служебной лесенке, всегда были и будут завистники.

Но Зуев не карьерист, он способный труженик, он пахарь. Я помню, каким активнейшим депутатом в Зуевском Совете он был. Он хорошо тащил этот воз, и мы его нагружали всё больше и больше. Он к общественным поручениям относился всегда неформально. Взять хотя бы ревизорские дела и обязанности народного контроля. Результаты его расследований были налицо. Он их доводил до конца. Люди тех времён помнят, как он вышел на след похитителей овец из колхозной овчарни. Шестьдесят голов насчитывала недостача.

- По поручению самого Стаханова я занялся расследованием этого дела, - минуя много лет, рассказывает мне Александр Константинович. - Запутанное оно, но я этот клубок распутал. С поличным поймал я человека. Он маскировался под доверенное лицо самого Стаханова. Я настоял, чтобы он с этим человеком расстался.

Зуев всегда жил правильно и активно. И не без собственного достоинства. Он знал, когда поступать серьезно, когда применять юмор. Его излюбленное изречение: «Надо знать, где ударить и где погнуть», оно работало. Я хорошо знал его отца Константина Филипповича и часто сравнивал его и сына. Сходство большое, но Александр Константинович воспитан временем тоньше. Он лишнего не скажет и не сделает. На могильном холмике, прощаясь с женой, только и сказал: «Прости меня Татьяна за всё. Жили мы вместе долго, и было всё. Была правда и неправда».

После поминок из сказанного он мне кое-что расшифровал:

- Сидим с ней вечером как-то, поужинали, разговариваем. В окно за шторками постучали. Она пошла. Ей доброжелательница там говорит:

- Твой нынче дома?

- Нету, видать на работе задержался.

- На работе ли? А то, небось, опять твой муженёк-то по девкам лазает. Гляди Татьяна, грешок есть этот у него.

После войны-то, у какого нормального мужика грешка не было? При мужском-то дефиците. Я когда работал киномехаником в клубе, Константин Филиппович в ветреную погоду с мельницы поздно возвращался. И часто его путь пролегал через винный магазин в клуб к нам. Форма на дяди кости была мельничная, зимой шуба и валенки мучные, летом – лёгкий мучной костюм. И с ним обязательно была его собака, преданная дворняга по кличке «Матрос». Он при нас кормил её тем же, чем и сам закусывал портвейн под номером семнадцатый или стопку, другую беленькой. Он выпьет у аппаратной на травке, закусит, Матросу указывает на оставленные крохи: «Матрос, чистенько всё убери».

Его тоже ждала жена.

В эти годы Константин Филиппович проживал уже с Евгенией. Сошелся он с ней в конце пятидесятых годов. К тому времени у него детей уже было семеро от двоих прежних жен. С первой Анютой, которую он привёз из «Крепости» и которая в Зуевке не прижилась, они успеют народить только единственную дочь в 1923 году. Анюта на прежнюю родину уехала, а Константин Филиппович на посёлке «Крутенький» нашел в жены себе красавицу Ефросинью. Она-то и станет воспитывать до семнадцати лет его дочь от первой жены. За долгие годы совместного проживания у них народятся: Иван - в 1925 году, Александр – в 1927 году, Мария – в 1929 году, Валентин – в 1936 году. Михаил – в 1938 году, Николай – в 1943 году, Василий – 1945 году.

Удивительно, но по утверждениям детей, с которыми мне много пришлось общаться, родительской заботы и ласки им на всех хватало. Константин Филиппович в Зуевке слыл авторитетным мужиком, добротным хозяином. И когда Ефросиньи не стало, Константину Филипповичу с выбором женщины и матери опять повезло. У Евгении оказалось тоже широкое и доброе сердце. Она с двумя своими детьми не побоялась принять его детей, причём такую кучу. Говорят, они проживали свои годы дружно.

После войны (как было выше сказано) Константин Филиппович стал чаще в рюмку заглядывать, а при Евгении спьяна ещё и куражи придумывал.

- Вот, был один у них смешной случай, рассказывает мне Александр Константинович, - Она, когда в наш дом переходила, заявила отцу о шифоньере. Мол, поставим, давай его к стене в передней. А он её всё отговаривал, дескать, сундуки вон есть, и в шифоньер класть нечего. Но она настаивала. Тогда Константин Филиппович и придумал чем её шифоньер заполнить. Зимой, придя с работы, Евгению он дома не застал. Разувает валенки мучные, ремнём подшитые, снимает с плеч шубу мучную, овчинную. Помещает всё это в её шифоньер. И надо знать культурно воспитанную Евгению Васильевну, её терпимость и тактичность. Тогда бы можно представить её реакцию на шутку мужа Костика.

Много ещё интересных дел и выходок было у дяди кости Сашинова (так его чаще всего сельчане называли) за долгую жизнь. Он тоже жил активной, трудовой жизнью. Таков род Сашиновых.

И сейчас их потомство на слуху и в почёте в Нефтегорском и в других районах. Нормально живут и успешно работают и нынешние Сашиновы. Многим известен полезными делами Виктор Александрович Зуев. Он успешный руководитель коллектива предприятия Мини ПМК. Долгие годы у него работает его брат Юрий Александрович. Сёстра: Рая и Нина в своё время закончили сельскохозяйственные техникумы, получили специальности, вышли удачно замуж и живут теперь полноценными семьями, так же же правильно воспитывают детей. Поэтому в жизни Сашиновых полный порядок.