Надежда Сергеева

Шедевр

 

Трофим с бокалом в руке сидел за кадкой с пальмой и наблюдал за людьми,

заполнившими галерею. Все они, лениво прогуливающиеся мимо стен,

увешанных картинами, замирали, как только доходили до Неё. Вставали

словно истуканы, не смея отвести завороженного взгляда от милой

девушки у фонтана и похотливого старика, наблюдающего за ней из окна.

 

До слуха Трофима доносились восторженные возгласы, и с каждым из них

он становился всё мрачней и мрачней.

 

— Вот она, слава, — подумал он, — та самая, о которой я мечтал.

 

— Твоя мечта сбылась, — прошелестел в голове знакомый голос, — ты

создал шедевр.

 

— Отстань! — почти крикнул художник, — не мешай мне сейчас.

 

— Ты мне должен!! Ты мне должен! Ты мне должен! Ты мне должен! —

затараторил голос.

 

— Знаю, — тихо проговорил Трофим, — можешь подождать хоть немного?

 

- Плати-и-и-и-и! – заорал голос.

 

Трофим вскочил, больно ударившись об угол кадки.

***

 

Дождь монотонно стучал по крыше мансарды. Тучи накрыли город так, что

за пеленой не видно было не то, что улиц внизу, но и соседних крыш.

Трофим устало водил кистью по холсту, с горечью глядя на него. То ли

серость погоды заразила всю палитру, то ли краски были испорчены чем-то

другим, но цветы на холсте были не живыми, казалось, он запечатлел букет

бумажных цветов.

 

Трофим обвел глазами студию — вот на портрете маска куклы, не живой

человек, вот городской пейзаж, где по улице идут не люди, манекены, вот

натюрморт с бокалом непонятного цвета жидкости….

 

Почему нет жизни в его картинах?!

 

Трофим в сердцах бросил на пол кисть, запустил в стену палитру.

 

— Ты не художник, так, подмастерье, — вспомнил он слова учителя, — ты

забываешь о душе, когда пишешь. В каждую картину настоящий мастер

должен вкладывать частичку своего сердца, тогда она будет жить и вполне

возможно переживет автора, её создавшего!

 

— На все никакого сердца не хватит, — пробормотал Трофим и, взяв с

полки бутылку пива, уселся в кресло у самого окна.

 

Струи дожди стекали по стеклу то равномерно, то обгоняя друг друга, в

какой-то момент Трофим увидел в танце дождинок отца, вертевшего в руках

лист с акварелью.

 

— Это не шедевр, — как наяву услышал Трофим его голос, — тебе не стать

настоящим художником, зачем ты только взял в руки кисть и краски!

 

Сильный порыв ветра согнал рисунок дождя, но на его месте появился

новый – миловидная девушка разглядывает свой портрет.

 

В памяти Трофима всплыли ее слова:

— Славно намалевано, я как живая тут.

 

Злость накатила волной, с головой укрывшей художника, и он со всей силы

бросил бутылку в угол. Звон разбитого стекла слился с треском молнии и

громовым раскатом.

 

Секунда, и все стихло. В наступившей тишине вкрадчиво прозвучало:

— Привет.

 

Трофим резко обернулся на голос.

 

В центре комнаты, у мольберта, стояла фигура, с ног до головы закутанная

в черный плащ с капюшоном.

 

— Ты кто? — еле вымолвил Трофим.

 

Фигура, шелестя мокрым плащом, пролетела небольшое расстояние, их

отделявшее, и оказалась так близко, что хозяин увидел в глубине

капюшона горящие зелеными огнями глаза.

 

— Я тот, кто может тебе помочь создать шедевр, — прошелестел

неприятный голос.

 

Трофим ощутил внутреннюю дрожь, ладони покрылись липким потом, он

почувствовал где-то глубоко в душе страх. Стараясь не смотреть прямо в

капюшон, художник опустился в кресло и спросил:

— А каким это образом вы мне поможете?

 

Гость расхохотался, взмахивая полами плаща, как крыльями:

— О, я все могу! Ты только пожелай! Ты хочешь создать шедевр? Ты хочешь

славы? Отвечай! Ну! Я жду.

 

Трофим не глядя на гостя смог лишь кивнуть в знак согласия.

 

— Отлично! — продолжал шелестеть голос, отдаваясь в голове художника,

— но ты же понимаешь, что даром ничто не дается в этом мире. Ты должен

подписать вот этот договор.

 

Перед лицом Трофима появился свиток с текстом, который он, как ни

силился, не мог прочитать, все плыло перед глазами.

 

— Что писать, — стараясь унять дрожь, пробормотал он.

 

— Ничего писать не надо, мне нужна твоя кровь, — прошептал гость,

склонившись над хозяином.

Перед Трофимом появилась алая роза с длинными шипами. Он только успел

протянуть к ней руку, как один из шипов коснулся пальца, впитав в себя

каплю крови.

 

Гость взмахнул розой над свитком, и внизу его появилась алая надпись

«Трофим».

 

— Что теперь? — осмелился спросить художник.

 

Не отвечая на вопрос, гость взмахнул полами плаща, и в тот же миг Трофим

оказался на улочке средневекового города, некоторое время он с

удивлением оглядывался и понял, что его никто не замечает.

 

— Погуляй, посмотри, поищи сюжет, — прошелестел в голове все тот же

противный голос, — когда решишь, что тебе нужно, вернешься домой.

 

Трофим двинулся по улочке, полого спускающуюся к морю, невидимому, но

слышному.

 

Вот на небольшом балконе сидело семейство – у отца на коленях сидела

девочка, мать держала на руках дитя в пеленках, а перед ними играл на

скрипочке третий ребенок. Трофим улыбнулся, но не остановился.

 

Вот за ажурным забором девушка собирала урожай персиков, она просто

светилась красотой, но Трофим прошел дальше.

 

Следующая же встреча заинтересовала его. Юная девушка с кувшином в

руках подошла к небольшому фонтану и стала набирать воду, за нею

наблюдал из окна старик, явно любуясь увиденным. Красавица кокетливо

приподняла край платья, явив соглядатаю ножку.

 

Трофим остановился, вот именно это станет его будущей картиной.

 

И тут жег он очутился перед мольбертом в своей мансарде. Криво

усмехнувшись при виде неудавшегося букета полевых цветов, Трофим

одним рывком сдернул с рамы старый холст.

 

Натянуть чистый на подрамник и прогрунтовать его не составило

большого труда. Собраны разбросанные по всей мансарде кисти, очищена

от старых красок палитра.

 

Достав из новой коробки уголек, Трофим встал перед мольбертом. Перед

глазами возникла так понравившаяся ему городская картинка. Художник

провел углем по холсту первый штрих…

 

Работа над картиной захватила Трофима.

Он редко делал перерывы, не отвечал на звонки, не открывал дверь, если

кто-то хотел с ним увидеться. Чтобы не слышать окружающего мира,

Трофим включил плеер с классикой, закрыв уши наушниками. День

сменяла ночь, ночь сменяла день, а Трофим увлечено работал, не зная,

не чувствуя усталости. Под красками начинала оживать увиденная им

картинка.

 

Вот проявились дома с покатыми крышами, фонтан со струей воды, окно, в

котором расположился старик. Еще несколько дней и на холсте появилась

она! Юная красавица, набирающая воду в кувшин.

 

Последний штрих – легкий румянец на видной художнику щечке.

 

Трофим, вытирая от краски руки, чуть отступил от только что созданной им

картины. Ему казалось, что кокетка вот-вот наполнит кувшин и пойдет

вдаль по улице, а старик захлопнет окно.

 

— Любуешься, — вдруг прошелестел в голове художника голос,— шедевр

получился?

 

Заворожено глядя на картину Трофим смог лишь прошептать:

— Это не мне решать. Это могут сказать лишь зрители.

 

Голос хохотнул:

— Хитрец ты, однако, мастер. Но ты прав, шедевру нужны зрители и

поклонники.

 

— Постой, — очнулся Трофим, — ты мне так и не сказал, что я должен тебе

за помощь.

 

— Не сказал? — скрипуче рассмеялся голос, — прости, забыл. Если твою

картину назовут шедевром, ты отдашь мне свое сердце! Нет, я могу,

конечно, оставить тебе жизнь, но ведь без сердца ты не напишешь больше

ни одной картины!

 

— Сердце? — Трофим похолодел.

 

— Да-а-а-а! — проорал голос и затих.

***

Трофим стоял, окруженный посетителями галереи, и с удовольствием

принимал комплименты.

— Вы просто талантище, — с улыбкой похлопал его по плечу старичок с

седой бородкой, — вы создали настоящий шедевр.

В ту же секунду Трофим побелел, стал хватать ртом воздух и, прижав руку к

сердцу, рухнул на пол.

Поднявшейся суеты он уже не видел.

«Художник умер от разрыва сердца, представив зрителям свой шедевр

«Девушка у фонтана» —написали назавтра газеты.