- Так какой, говоришь, номер твоей квартиры?

- Восемнадцать, а что случилось? Зачем тебе номер моей квартиры? Ты ведь не раз была?

После утреннего спектакля Рита торопилась уйти домой. Накануне всю ночь температурил сын. Она уже сняла половину грима. Осталось «убрать» правый глаз, губы, привести себя в порядок, и можно бежать.

Замдиректора, закурив, притулилась тут же рядом возле гримерного столика. Разметая рукой дым от сигареты:

- Да звонили тут, тебя спрашивали, и заодно про номер квартиры спросили.

- Я надеюсь, ты ничего не сказала?

- Нет, конечно, да я и не помню, хотя много раз была.

- А откуда звонили?

- Да откуда ж я знаю! Оно мне надо - спрашивать-расспрашивать «кто-откуда»? У меня вон спектакль горит синим пламенем….- и дальше витиевато –- матерно, не столь приятная, сколь затейливая для слуха речь: про жизнь - театр и людишек в нем, актеров.

Рита бежала домой и вспоминала свое недалекое прошлое.

Такое радужное, веселое. Дурашливые ведьмы, бесконечные капризные, но разные принцессы, очаровательный маленький принц, кокетливая баба Яга, которая и принесла ей славу в этом небольшом городе. Были роли и посерьезней. Провинциальные зрители на редкость благодарны и доверчивы. Своих «героев» знают в лицо. После взлета карьеры хара/ктерной, как ей казалось, актрисы, она долго рвалась в столицу, но потом получила квартиру, родился сын, и всё как-то улеглось и успокоилось.

А ещё с соседями ей повезло. Кто только не нянчил ее Стасика. Столетний дед Матвей, герой еще финской войны, и тот сидел с ним нередко. А любимая соседка Надя Морозова - была в качестве второй матери. Соберет, бывало, своего Саньку, маленького Стаса, - и в парк аттракционов на целый день. Благодаря Надюшиной заботе, Рита могла, ни о чем не думая, пропадать в своем театре день и ночь. Играя и переигрывая все мыслимые и немыслимые пьесы и роли.

В последнее время любимая подружка погрустнела. Стала реже заглядывать на чай, часто болеть, да и как-то похудела - подурнела.

«По сыну тоскует»,- вздыхала Рита.

Возле подъезда стоял зеленый «пазик», а рядом большая, крытая брезентом, машина.

Возле нее торопливо докуривал красноносый молодой солдатик. Увидев Риту, он радостно поздоровался. Она же, недоуменно оглядываясь, вошла в раззявленные двери подъезда и начала неторопливо пониматься к себе на этаж, решая - сейчас зайти к Надежде или вечером.

На площадке третьего этажа стояли двое: офицер и солдат. Рита намеревалась незаметно прошмыгнуть мимо.

- Здравствуйте, вы из какой квартиры?- офицер решительно перегородил ей дорогу.

У Риты екнуло в желудке, и похолодело между лопатками.

- Из восемнадцатой. А что?- тихо спросила она.

- Очень хорошо! Вас-то мы и ждем!

Было ощущение западни и безысходности. В этот момент ей очень-очень захотелось домой. Но военный снял фуражку, протер большим носовым платком лоб, снова надел головной убор и прокашлялся.

- Вы Надежду Андреевну Морозову знаете? Знаете! - согласился он сам с собой. - Вы ее подружка, верно? Это так! – опять, будто внутреннему собеседнику, кивнул он, - Помогите нам, уважаемая…э-э-э

- Маргарита. Просто Маргарита. А что случилось?

- Видите ли, уважаемая…Маргарита, дело в том, что Надежда Андреевна не открывает нам дверь, и мы тут стоим уже полдня.

- А зачем ей открывать вам дверь?

- Нам…передать надо в руки... все бумаги при мне… - офицер полез за пазуху. Во время этой паузы, Рита глядела на него во все глаза. Несколько секунд капитан топтался, шуршал у себя подмышкой, в поисках документов, затем, словно передумав, глубоко вздохнул, видно надоел ему весь этот «Версаль с приседаниями», и он, ещё раз откашлявшись, выпалил:

- Я сегодня утром прилетел из Кандагара. Правильней сказать из Ош. Специальным рейсом…«черный тюльпан»…Привез груз. Как положено, доставил его в военкомат, а там черт знает что творится. Груз передать некому. Пришлось... вот и дальше, самому доставить, как говорится, по месту прописки.

- Ничего не поняла, какой груз?

Рита начала энергично нажимать на кнопку звонка.

- Надя, да открой ты, наконец, что тут у тебя под дверями…?!

- Она не открывает, - молодой солдатик порозовел до самых ушей, - Мы уже и звоним, и стучим, и соседей собрали. А она только один раз и ответила.

- Что сказала?

Солдатик смущенно посмотрел на капитана. Тот недовольно кивнул головой. – Сказала - адресом ошиблись, - продолжил боец, еще больше краснея.

- Так, может, и в самом деле… ошиблись? А что за груз?- тут она похолодела от собственной догадки.

После очередной, непродолжительной паузы, капитан выпрямился, поправил ремень на шинели, и строгим голосом произнес:

- Мне поручено доставить гроб с телом рядового Александра Морозова.

У Риты все поплыло перед глазами. Повернувшись к Надиной двери, она начала громко стучать:

- Надюша, открой, это я - Рита!

За дверью раздался резкий, не похожий на обычной, возглас:

- Рита, они перепутали адрес. Это не ко мне. Мой Саша скоро вернется. Я только вчера получила от него письмо. …Я им… живого… сына, …а они мне...

За дверью стало тихо.

- Наденька, открой, пожалуйста! - Рита опустилась на каменные ступеньки лестницы и тихонько завыла.

Военные, переминаясь, терпеливо ждали.

Рита, как опомнилась:

- Ну, чем я вам могу помочь? Чем? Вы видите, она там с ума сошла! Да и любой бы сошел, узнав такое…. Вы понимаете, вы ей горе принесли, а она его не примет. Не хочет она мертвого сына, - понимаете?! Хочет живого!

- Да все я понимаю! У меня у самого… - он сглотнул, - Самолет у нас вечером. Меня невеста два года не видела! - мужчина расстегнул шинель, снял фуражку: - Помогите. Вы, говорят, артистка. Поговорите с ней, вы же,… как это…умеете! Уговорите! Ну, что мне, этот цинковый гроб обратно через весь город тащить?

Рита, сотрясаясь в страшном горестном рыдании, запричитала:

- Саша! Саша! Что же ты наделал? На кого же ты мать оставил?! На кого же ты нас оставил?!

За дверьми громко раздалось: «Нет, нет, нет…».

- Слава тебе, господи, плачет!- многообъёмная соседка тетя Паша выкатилась на площадку и рьяно крестясь, уставилась на Риту въедливыми глазками. Во взгляде чувствовалось презрение и недоверие к этой Ритке-актрисульке.

- Чё ломаешься, Маргаритка? Уговори подружку свою. Вы же тут все бегали к друг к дружке …«Стихи, тетьПаш, читаем », - передразнила она, - Только и слышала за стенкой ночи напролет - «бу-бу-бу- бу-бу-бу».

Рита обвела взглядом подъезд. С верхней и нижней площадки на нее смотрели соседи, знакомые и незнакомые. Даже квартиранты-студентки выскочили без штанов, в длинных рубашках, теперь так модно по дому разгуливать.

Молодожены с пятого этажа таращились изумлёнными глазами на чужое горе. Художник Иванов вывел свою беременную жену… «И этот туда же!» - подумала Рита.

Даже столетний дед Матвей, герой финской и второй мировой выполз, стуча своей палкой - клюкой.

«Хм…чем не подмостки?! Аудитория у ваших ног, мадам…».

За дверью Нади было тихо. Рита прислушалась к тому, что могло происходить там, потом к себе: «Что творится? Где я? Что жизнь, и где театр? Где грань? Что со мной?...».

Рита вспомнила, как в одну из поездок на гастроли в Среднюю Азию кто-то сунул ей сборник стихов казахстанского поэта Бахытжана Жаныбекова.

Сборник был маленький, всего полсотни страниц, но стихи были чудесными.

Попав к ней невесть как, эта книжица так и осталась у Риты в качестве маленького подарка. Они вместе с Надеждой её до дыр зачитали. Что-то даже выучила наизусть, и в минорные вечера, наперегонки, читали друг другу, развлекая, и утешая.

Рита погладила дверь руками, как будто …видела впервые перед собой… подругу. Коснувшись ладонями поверхности деревянной стены, соединяющей расколовшийся мир, и осознав, что поймала нужное состояние, медленно, нараспев, заговорила:

«Хочешь - верь, хочешь – нет, ну, а хочешь – проверь,

Я уеду туда, где бушует апрель,

Где вокруг одинокой ненужной души

Только чайки кричат, да шуршат камыши.

 

Я уеду туда, где вечерний костер

Как костел, над просторами руки простер,

И дрожит на обветренных пыльных губах

Громыхающий фугами медленный Бах.

 

Я уеду туда, где взрывая пастель

Расстелилась в лугах травяная постель,

Где в воде растворилась рассветная грусть…

Напиши- я вернусь . Не пиши – я –вернусь…

 

И дальше, уже не давая себе отчета, громко, навзрыд, Рита читала:

Мне ничего не надо – мне быть с тобою рядом,

И всего ничего-то …О чем мне молить небо?

Повстречаю творца, и его попрошу взглядом

Поднеси мне винца, да и черный кусок хлеба-

 

Я тогда посолю и намажу хлебец маслом,

А потом запою, и тоску исцелит песня….

А когда ты придешь, то я буду с тобой ласков.

А когда ты придешь, то я буду с тобой честен.

 

А дальше, ее уже закрутило. « Монолог матери» Эрики Воз. Текст роли, как и текст всей пьесы, она уже давно знала наизусть. Хотя никогда не выходила с этим на сцену. Выучила для себя, так сказать для узкого круга. И вот она …эта сцена, и вот он - узкий круг.

Нет «расписанных» и облезлых, давно не крашеных стен, общественного подъезда с его разбитым и наспех заколоченным окном. И нет серой убогой пятиэтажки образца общественного жилья двадцатого века. Есть эта женщина со своим и общим горем.

…За окнами валил, крутил, метался густой снег.

По лестнице поднимался, протискиваясь между жильцами, притоптывая сапогами и дыша на красные костяшки рук, солдатик - водитель. Видно, устав и замерзнув окончательно, решил узнать, долго ли еще здесь торчать. Еле добравшись до лестничной площадки, высовываясь из-за спин людей, увидел странную картину. Молодая женщина, стоя ко всем спиной, словно слепая водила по чужой двери вытянутыми руками. Оба лестничных пролета – выше и ниже площадки битком набиты людьми. При этом в подъезде висела тишина, как в театре.

- Наденька, помнишь, как Саньку в первый класс собирали? Собирали, собирали, а он пришел после школы и заявил, что всё, он уже отучился и теперь работать пойдет. Мы с тобой смеялись: «Помощник!», а он обиделся всерьез. Весь вечер его вкусненьким задабривали…

- …А как в седьмом классе он влюбился и написал девочке письмо. Сам его отнес и бросил в почтовый ящик возле главпочтамта, для важности. Как потом не спал всю ночь, к утру струсил, передумал влюбляться. Пришлось нам, с тобой, идти под утро взламывать этот самый главный почтовый ящик. Благо у меня был маленький садовый топорик. Замерзли, страшно злились, а потом хохотали до упаду. Но добросовестно все письма рассовали по другим почтовым ящикам. Правда, для этого пришлось обежать весь микрорайон.

-…Как в больнице лежал, и уколов боялся. Медсестру укусил. Она скандал подняла. Доктор пригласил тебя для разговора в кабинет, а потом… в ресторан. Ты идти не хотела,…

Было тихо- тихо. Казалось, люди перестали дышать. Только глаза, глаза, глаза … молоденький водитель все пытался подняться на цыпочки: бесплатный спектакль - большая редкость.

- А как провожали в армию! Он…все говорил, что не надо беспокоиться, не отправят его в Афганистан, мол, я близорукий…

И, совсем отчаявшись, совсем по-человечески, Рита тихо пробормотала:

-Ты знаешь, у моего Стасика тоже близорукость нашли…. Боюсь, что через пару летего заберут…

И тут случилось непредвиденное: дверь щелкнула и приоткрылась. Капитан крякнул, взмахом руки одел фуражку, дернул головой и ринулся в приоткрытую дверь. За ним, отчаянно топая, - его бойцы. Соседи загалдели, зашумели и повалили, толкаясь в открытый проём … Крик, плач, стон, причитания.

- Зеркала, зеркала закрывайте, стулья выносите, стол... стол тащите. Надя, где у тебя белье?

-Да какое белье? Ты ей валокордин накапай!

- Лучше нашатырный спирт дать понюхать!

И поверх голов и всего этого разноголосого шума-гама раскатистый голос деда Матвея, вперемежку со стуком его палки:

- Встречай, мать, сын с войны вернулся!

Все утонуло в шуме, возне, гомоне и топоте.

Рита тихо открыла свою дверь. На пороге, в плывущих сумерках комнаты виделась долговязая фигура сына. В коротком свитере, домашних вытянутых штанах и с теплым шарфом на шее.

- Мам, что за шум на площадке? Что-то случилось?

- Да, сынок, Саша Морозов... домой вернулся.