1. «ЧЕЛОВЕК-ПТИЦА (чудесный остров Пасхи)»

 

Старуха-жрица по имени Рапа-Око сидела на берегу океана. Её раскосые

чёрные глаза от ослепительного закатного зарева сузились в тонкие

щёлки, а застывшая улыбка на плоском лице сделала его похожим на

маску. Тёплые волны ласкали её худые босые ноги и, пятясь, увлекали за

собой магические знаки, которые она чертила на песке. Попадая в воду,

руны и символы наслаивались друг на друга и, превращаясь в игольчатых

рыбёшек, врассыпную мчались кто куда.

 

Небесный шар цвета манго уже опустился за горный перевал, и в сочном

сиянии его последних догорающих лучей, стал заметен гигантский

осьминог Хеке, поддерживающий небо. Его щупальца пронизывали

кучевые облака и тянулись далеко на север, юг, запад и восток, а

приглушённый голос клокотал, словно раскаты приближающегося грома:

 

- Через три луны крачка прилетит гнездиться на остров и наступит

праздник избрания нового вождя – нового Человека-Птицы. Племена

длинноухих и короткоухих устроят кровавую резню, а правителем станет

чужеземец. Это будет потомок «мастеров, упавших с неба» - великих

странников, прокладывавших шёлковые пути во Вселенной, тех, чьи

каменные мумии до сих пор покоятся в нашей земле. Оберегай его и помни,

что тысячи глаз вулкана Рано-Рараку будут неустанно следить за ним.

 

Жрица покорно кивнула, закрыла лицо тёмными ладонями, и в одно

мгновение перенеслась в свою пещеру на горе Людоедов.

 

* * * * *

 

На буром холме кофейные деревья росли так близко друг к другу, что

переплетение их ветвей напоминало паутину без начала и конца. В этой

сетчатой тени юный балагур и шутник Мауи и проспал весь день, а с

наступлением сумерек стал собираться на рыбалку.

Он, как обычно, взял рыболовные сети из волокон дерева хау-хау, острые

крючки из акульих плавников и пучок губчатого мха с запасом питьевой

воды.

 

Ловко пробираясь по извилистым тропам, Мауи подпевал ветру и

пересвистывался с ласточками так упоительно, что не заметил, как те давно

притихли, а мир погрузился в ночное волшебство: По бездонному небу в

золочёной ладье летела Богиня Луны – Хина, а её сестра-отражение Аних

плыла в серебряной ладье по сонному океану. Было светло, как днём,

только вместо птиц щебетали священные дети божеств – деревья, цветы,

камни, роса, дым…

 

Юноша поставил сети, а сам устроился на краю скалы и забросил удочку.

Купающиеся звёзды начали поклёвку, засветились медузы, замелькали

стайки летучих рыб, кит фыркнул радужным фонтаном... и вдруг, откуда ни

возьмись, из гущи клубящихся сине-фиолетовых облаков, на водную гладь

опустился невиданный корабль - длинный, зеркальный, глазастый, с

парусами, напоминающими крылья реликтовых птиц. Мауи вскочил на

ноги, часто-часто заморгал и, уже собрался было воскликнуть: "Вот это да!"

как видение вспыхнуло столбом сверкающих искр и бесследно

растворилось в лентах тумана.

 

Скала содрогнулась, океан вспенился, поплавок ушёл под воду, а удочка в

руках рыбака изогнулась дугой. Дрожа от волнения, он изо всех сил

потянул её на себя и… вытащил тёмный сундук, расписанный звёздами.

Мауи долго сбивал камнем причудливый замок, а когда распахнул крышку,

обомлел от удивления: внутри, сухой и невредимый, спал мальчик – с

белой кожей, длинными светлыми локонами и татуировкой птичьей головы

на плече.

 

* * * * *

Рапа-Око готовилась к празднику. Она смешала в тяжёлой ступке листья

драконника с сиропом из сахарного тростника и полученной чёрной

краской наполнила глиняный кувшин. Затем отжала сок багряных

водорослей Пиа, превратив его над жаром костра в красный краситель.

Протерев клубень куркумы сквозь сетку из рыбьих хребтов, старуха вылила

в высохшую тыкву густой, пряно пахнущий жёлтый пигмент.

Жрица подошла к белокурому мальчику:

- Много дней и ночей я заботилась о тебе – кормила, шила одежду, лечила

солнечные ожоги на твоём нежном теле. Я оберегала тебя, потому что ты –

особенный. Ты помнишь звезду, на которой жил раньше?

- Нет, не помню. Рапа-Око, давай пойдём к вулкану и послушаем его

горячее дыхание!

Старуха улыбнулась:

- Да-аа, вулкан Рано-Рараку любит тебя. Никогда прежде он так не сопел и

не пыхтел - он это делает, чтоб тебя позабавить. Послушай, завтра

состоится праздничное состязание. Тот, кто первым найдёт яйцо крачки-

манутары, станет новым вождём – Человеком-Птицей. Вся знать и воины

выкрасят свои лица, чтобы духи не узнали их, чтобы манутара приняла их

за камни и не увела от гнезда. Ты должен победить, чтобы на нашей земле

воцарились мир и разум.

Она повесила мальчику на шею оберег в форме лангуста, выкрасила его

щёки и лоб жёлто-красными полосами, на светлые волосы плеснула чёрной

краски и набросила на детские плечи лёгкую тогу воина-рапануйца.

 

* * * * *

 

На рассвете все жители острова собрались в бухте. Белые, чёрные, красные

и жёлтые лица воинов были мрачными и свирепыми, у каждого на груди -

талисман с древними письменами, в руках - лёгкий тростниковый плот.

Старый вождь, раскачиваясь из стороны в сторону, долго тянул гортанную

тягучую молитву, а потом поднял над головой голубоватый череп лошади и

бросил его в океан.

Бурлящие волны подхватили сакральный дар и увенчали им самый

высокий пенящийся гребень. Тот, вздымая каскады солёных брызг,

закрутился, взвился воронкой и превратился в полупрозрачного костлявого

призрака дикого мустанга.

Хрипя, раздувая ноздри и тряся развевающейся мокрой гривой, он встал на

дыбы и, едва касаясь волн, бешеным галопом помчался к горизонту.

С победными криками, воины сорвались с места и, ожесточённо толкая друг

друга локтями, ринулись за ним.

Флотилия юрких плотов, борясь с бурунами и катранами, стремительно

понеслась к песчаной косе, к зарослям саргосса и ламинарии, к оазисам

кораллов, плангтона и тёплых течений - на поиски гнезда манутары.

 

* * * * *

 

Вулкан Рано-Рараку был мудрецом, ведь более пяти тысяч лет он наблюдал

за небом, за океаном, за осьминогом Хеке, за змеями, пальмами,

муравьями… и, прежде всего, - за людьми.

Вулкан славился мирным нравом: любил поспать, помечтать, повздыхать,

но иногда, при виде зла и несправедливости, он приходил в ярость. В такие

минуты негодования он извергал огонь и жар, потоки горячей лавы и горы

вулканического пепла, а потом долго ещё остывал и приходил в норму.

Рано-Рараку полюбил белокурого мальчугана сразу, как только заглянул

вместе с Мауи в чудо-сундук. Он знал, что этот ребёнок послан к ним

неспроста, и ни на минуту не спускал с него глаз.

 

Во время праздничного соревнования вулкан видел, как малыш, стоя на

своём маленьком плоту, поймал волну и даже вырвался вперёд.

Вулканвидел, как мальчика обогнал чёрный длинноухий воин, а

желтолицый короткоухий, пряча за спиной каменный нож, стал

преследовать. Он видел, как несколько плотов перевернулись, а волны

окрасились кроваво-багровыми разводами.

 

Дыхание вулкана участилось. Его бросило в жар, и он рыкнул так, что

земля задрожала, а люди, словно те игольчатые рыбёшки, врассыпную

помчались кто куда.

- Вулкан проснулся! Вулкан проснулся! – с ужасом кричали они.

- Проснулся, - кивнула старуха-жрица.

 

Она наблюдала, как горячая лава стала застывать в солёной воде

огненными цветами, как вулканический пепел стал прессоваться и

превращаться в огромные статуи со скрещенными на животе руками, со

вздёрнутыми носами и взглядами, устремлёнными ввысь. Жрица Рапа-Око

проследила за тем, как сотни каменных неповоротливых истуканов

вереницами вошли в бушующую водную стихию и, подхватив лёгкие сети

Мауи, стали водить ими по волнам. Она молилась и благодарила все

божественные силы, когда великаны вытащили из сетей едва живого

малыша и бережно отнесли на, затерянное среди скал, мелководье. Там, в

аквамариновой заводи, ограждённой от большой воды

белыми валунами, качалось на волнах заветное гнездо манутары.

 

Мальчик открыл глаза. Первое, что он увидел – махонькое, усыпанное

цветными крапинками, яйцо крачки. Оно лежало на травяной циновке,

рядом с оберегом-лангустом. Малыш выглянул из пещеры: старуха сидела

далеко на берегу и, как всегда, чертила на песке какие-то иероглифы, на

небе светилось диковинное облако-осьминог, а вдали, у

подножия вулкана, неподвижными стражами стояли каменные исполины.

Они, как зачарованные, глядели незрячими глазами в бездонную небесную

даль - туда, где над перекрёстками цивилизаций, окутанная шлейфами

мифов и пророчеств, мерцала таинственная Звезда Мастеров.

 

Мальчик выбежал из пещеры и помчался по горячей земле к океану. Он

обнял старуху и заглянул ей в лицо:

- Рапа-Око, давай пойдём к вулкану и послушаем его дыхание!

Та покорно кивнула:

- Обязательно, маленький Человек-Птица! Только ненадолго, потому что

теперь тебя ждут очень важные дела.

 

* * * * *

 

2. «А ЧТО ЕЩЁ НУЖНО ПИШУЩЕМУ ЧЕЛОВЕКУ?»

 

С недавних пор Дора стала писать. Как и почему это случилось, она

объяснить не могла – просто ей везде стали видеться забавные сюжеты.

Вот белоснежные голуби взлетели навстречу солнцу, а по стене небоскрёба

чёрной стаей пронеслись их тени.

- Даже светлые, летящие мечты имеют тёмную сторону! - подумала Дора и

написала об этом.

А вот ветхий деревенский дом с глубокими морщинами в рассохшихся

досках, с беззубым ртом развалившегося фундамента, с пучком серых

соломенных волос из-под крыши, а два низких кособоких окошка, с

выцветшими голубоватыми ставенками, подслеповато вглядываются вдаль…

неужели всё ещё ждут кого-то?

- Забытый всеми старик, живущий воспоминаниями, - подумала Дора и об

этом тоже написала.

 

А ещё она написала про крошечного паука, соткавшего свой первый гамак

на веточках монетного дерева – сидит, качается у окна, мечтает стать

взрослым! И про струящийся аромат свежевыпеченного хлеба - вылетел из

пекарни, юркнул в трамвай и поехал кататься по городу… про чирикающие

СМС-ки… про одинокую перчатку, навсегда потерявшую свою вторую

половинку… про вишнёвое варенье, которому надоела сладкая жизнь… про

ключ в водосточной канаве, который уже никогда не откроет калитку в

цветущий сад.

 

Но самое главное, Дора написала историю своей жизни. В ней были Он,

Она и её лучшая подруга, их дети и родители, благополучие и нищета,

любовь и измена... и новая встреча, подарившая ей ещё один шанс на

счастье.

"Я очень, очень хочу издать этот роман! – думала она, бредя по

новогоднему супермаркету. - Конечно, понадобятся немалые деньги – об

отпуске в этом году можно будет забыть, ещё и занимать придётся. Ничего,

переживём! А вдруг моя книга поможет кому-то разобраться в своих

чувствах и предостережёт от беды? Вдруг кто-то узнает себя и сможет

вовремя принять верное решение? В издательстве сказали, что

минимальный тираж – тысяча экземпляров. Наверное, это здорово, но что

мне с ним делать?"

 

Дора остановилась у витрины с подарками и сувенирами: ёлочные шары

ручной работы, резные свечи, увитые цветными лепестками, китайский

сервиз с кубическими чашечками и квадратными блюдцами, изумительная,

словно настоящий младенец, кукла-реборн, лепные шкатулки и глянцевые

сонники. На дальних полках: фигурные керосиновые лампы, веера с

павлинами, над ними - вышитая крестиком «Сикстинская мадонна»,

декоративная скрипка, обклеенная черно-белыми фотографиями

целующихся влюбленных пар, а сбоку, посреди зала... что это?!

 

На задрапированном возвышении сверкала бронзовым отливом старинная

скульптура в натуральную величину. Это был пожилой мужчина, похожий

на Мольера – в камзоле, украшенном золотыми лентами, с кружевным жабо

и пышными манжетами на рукавах, в узких коротких брюках и чулках.

Пирамидальный парик с завитыми локонами, широкополая шляпа с

перьями, величественная осанка и высокомерная улыбка выдавали в

нёмособу знатного происхождения.

 

Дора всматривалась в каждую диковинную пуговку на его одеждах, в

каждый узорный перстень на его руках, в мельчайшие морщинки у его глаз

и ботинки, украшенные бантами.

- Ах, какая филигранная работа! – восхитилась Дора и решила про него

тоже когда-нибудь написать.

- Вам комфортно в двадцать первом веке? – еле слышно прошептала она.

- Вполне, - ответила статуя и не спеша, очень плавным движением

закинула ногу за ногу.

 

Дора отшатнулась и слегка побледнела, а к ней уже спешила полная

экстравагантная блондинка:

- Хочу предложить Вашему вниманию чудесный подарок – книгу! Это

уникальное издание о жизни наших соотечественников в разных странах –

тут и Австралия, и Новая Зеландия, и Испания… множество бесподобных

фотографий и невероятных сюжетов!

 

Дора пришла в себя и с опаской посмотрела на «Мольера» - тот сидел

неподвижно, с застывшей загадочной улыбкой на губах. Она взглянула

женщине прямо в её синие глаза:

- Книга? А кто автор?

- Так вот и автор! - женщина погладила скульптуру по спине.

«Мольер» заморгал, повернул голову и вздохнул:

- Это рекламный трюк, не пугайтесь, пожалуйста! Издал книгу за свой счет,

очень большим тиражом... нужно как-то пристраивать. Покупайте,

недорого! Вы себе даже не представляете, до чего не просто быть

литератором, автором, творцом – объездил полмира, напитался

впечатлениями, написал об этом, издал, а теперь вот – продаю, да ещё и в

театрализованной манере. Кстати, за аренду в этом торговом зале берут

недорого, имейте в виду.

- А Вы, наверное, жена писателя? – cпросила Дора у блондинки.

- Ну, конечно! Кто ж ещё его поддержит? Так как, покупаете?

- Да-да, обязательно... два экземпляра, больше не могу.

 

* * * * *

 

Вечером, сидя у телевизора, она листала приобретённую книгу, второй

экземпляр синхронно листал её муж: белоснежная бумага, яркие фото, в

оглавлении – три десятка рассказов и раздел со стихами.

Действительно, прекрасный подарок автора самому себе!

- Знаешь, я решила не связываться с издательством, а то вдруг мне потом

придётся продавать свои книжки на городской площади, в роли

обнажённой Венеры Боттичелли - мне всегда говорили, что я похожа на

неё.

- Милая, зря пасуешь! Я бы тебя не оставил, Аполлона из меня не

получится, а вот Диоген - вполне. В бочке бы сидел, иногда выглядывал,

чтобы заинтриговать публику.

- Спасибо, я знаю, что ты меня поддержишь в любом мероприятии, - Дора

рассмеялась, захлопнула книжки и поставила их на полку. - Я обязательно

напишу про этого чудака, и про его шляпу с перьями, и про башмаки с

бантами - потом. А сейчас, давай погуглим какой-нибудь горящий тур!

 

Обнявшись, они устроились на одном стуле у монитора и стали листать

рекламные страницы: залитые арбузными закатами и лазурными морями,

исчерченные белыми нитями лыжных маршрутов и окутанные пряными

букетами цветов, кофе и вечернего парфюма... а рукопись, на время

забытая, осталась лежать под серебристой настольной ёлкой, усыпанной

звёздами, шарами и бумажными фонариками.

 

Вернувшись из отпуска, Дора распечатала на принтере свой роман в

единственном экземпляре, добавив главу о незабываемом романтическом

круизе. Она отдала книгу в переплёт, и заплатила почти половину своей

зарплаты за роскошную кожаную обложку, которую потом сама украсила

стразами и кантом. Дала почитать сестре, та – подруге, та – соседке, та –

мужу, тот – начальнику, тот – тестю, тот – куме...

 

Где сейчас это уникальное издание, никто не знает, но Дора надеется, что

читателей становится всё больше и больше.

- Дорогой, не стоит забывать, что Земля круглая, - любит рассуждать она. -

Однажды, когда мы с тобой станем совсем седыми, книга вполне может

вернуться и тогда... тогда я допишу нашу историю до конца и вновь отпущу

её на все четыре стороны - уже навсегда...

А что ещё нужно пишущему человеку?

 

* * * * *

 

3. «НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ ЛЕСНОГО КОТА»

 

Домик на окраине леса накрыла метель. Его низкие окошки безвольно

утонули в снегу, даже не пытаясь отмахиваться ставнями. Черепичная

крыша покорно прогнулась под снежной шапкой, опасаясь закончить свою

«возвышенную» жизнь на уровне земли. А вот дубовая дверь, с прибитыми

однажды, ради шутки, оленьими рогами, отважно «бодалась» с завирухой,

не пуская её на порог.

 

Внутри дома было тепло и пахло топлёным молоком. Дрова в печи почти

догорели, и румяные молочные пенки окончательно передумали убегать из

остывающего казанка.

Лесной Кот макнул лапу в молоко, облизал её и промурлыкал:

- Жир-рное, сладкое, а не в радость! И где это Лесник запропастился? Ведь

говорил ему: снежный ураган надвигается, так – нет, помчался тянуть из

полыньи какого-то неудачника.

Кот вздохнул и взялся за дело: провёл веником по полу и затолкал мусор

под ковёр, поймал на лету моль и съел её, поточил когти о спинку стула,

заглянул в мышиную нору и, усмехаясь, прошептал: «Слышу-слышу, шу-

шу-шу!»

 

Не найдя скатерти, он застелил обеденный стол белым пододеяльником,

поставил в квадратную дырку посредине праздничный канделябр и зажёг

свечи.

- Не понял, мне что, ещё эту колючку наряжать? - воскликнул он,

уставившись на ёлку-малышку в деревянной кадке. - А я ведь всего-то

зашёл чокнуться чашкой молока и пожелать радости в Новом году!

 

В поисках новогодней мишуры он заглянул в комод, под кровать, за штору

и даже в печное поддувало, но нигде её не обнаружил.

- Гм-мм, - задумчиво пробормотал он, выуживая из шкафа длинный серый

носок.

Кот повертел находку, растянул, скрутил рулетом, вывернул вокруг резинки

несколько раз и повесил на еловую ветку:

- Будешь шариком!

 

На деревянную ложку он красиво повязал цветастую кухонную тряпочку и

отправил туда же:

- Будешь куколкой!

Следующими украшениями для ёлки стали - гроздь калины, луковка с

зелёным ростком и большая сушёная груша.

 

Лесной Кот заулыбался, замурлыкал и довольный собой, улёгся на диван.

Он надеялся, что хозяин дома вот-вот придёт – усталый, озябший, с

покрытой сосульками бородой, с обветренными руками и инеем на

ресницах. Кот представил, с каким восторгом Лесник увидит, что избушка

натоплена и прибрана, молоко не убежало, мыши помалкивают, а ёлка –

само загляденье, нарядная, как никогда!

Кот сверкнул своими изумрудными глазами и с блаженством уткнулся носом

в уютную бархатную подушку.

 

* * * * *

 

Метель долго ещё кружила над лесом. Напоследок, прежде чем уснуть на

озёрном катке, бросила она по ветру свой белоснежный лебяжий веер.

Снеговей подхватил его и, играючи, растрепал на тысячи невесомых

волшебных пёрышек - полетели они на все четыре стороны, а самое

маленькое опустилось в тёплый дымоход избушки Лесника.

 

Вот тут и произошло чудо: ёлка от прикосновения пёрышка звонко

чихнула, а все игрушки, придуманные Котом, попадали на пол и чудесным

образом преобразились.

Носок превратился в круглого серого щенка Шарика, ложка – в

веснушчатую девочку Лушу с красиво повязанным цветастым платком на

голове, гроздь калины рассыпалась на дюжину алых мячиков-

попрыгунчиков, луковка изогнулась в стрелецкий лук с горькими зелёными

стрелами, а сушёная груша оказалась сухонькой, но очень бедовой

бабушкой Агриппиной.

 

- Идём выручать хозяина! - решительно сказала старушка, вешая на плечо

лук и складывая в колчан за спиной слезоточивые стрелы.

- Гав! – одобрительно тявкнул Шарик.

- Попрыгунчики, ко мне! – позвала Луша и оттопырила карман своей

овчинной телогрейки.

 

Обнаружив в сенях три пары коротких широких лыж, спасатели надели их

и мигом съехали с крыльца на твёрдый снежный наст. Дубовая дверь то ли

скрипнула, то ли всхлипнула, кивая им вслед своими оленьими рогами, а

лунный луч осветил для них извилистую линию предстоящего пути.

 

* * * * *

 

Лесник подтянул к полынье ствол спиленной осины и обмотал лося за

подмышки толстым канатом.

- Давай, дружище! Двигайся! - прокричал он.

Но замерзший обессиленный лось лишь простонал в ответ:

- Стараюсь, да ноги не слушаются – оледенели, не чувствую их. Брось

меня, а то и сам пропадёшь, ступай и передай лосихе моей, что любил я

всегда только её и что наши дети – самые лучшие.

Лесник прикрепил концы каната к снегоходу и сел за руль. Машина

забуксовала, зарычала, заревела и, сантиметр за сантиметром, стала

двигаться вперёд, вытягивая бедолагу из воды.

А тот потухшим взглядом глядел на высокие звёзды и еле слышно басил:

- Эх, многого не успел я сделать. Всё откладывал до лучших времён, а

теперь что горевать? Вон уже вижу на небесах своих предков –

соскучились, мчатся мне навстречу – встречают. Мои ж вы родные! А

прапрадедушка улыбается, как всегда! Прощай, Лесник! Спасибо тебе и

прости…

 

Лесник вытер рукавом пот со лба и, глядя в небо, рассмеялся:

- Так, я их тоже вижу! Только ведь не могут у нас с тобой быть одни

предки, мои выглядели совсем иначе! Слышишь, бубенцы звенят? Это же

Санта Клаус в упряжке северных оленей мчится вдоль млечного пути! Э-

гегей, Санта, выручай!

 

- Никто вас выручить не успеет! – раздался хриплый голос и, из лесной

чащи вышел седой волк.

Хищник зарычал, пригнул голову и, глядя исподлобья, стал приближаться,

ведя за собой голодную стаю.

 

И вдруг, словно выстрел, тишину разорвал оглушительный лай:

- Гав! Гав-гав!!!

Все оглянулись и увидели, как с пригорка стремительно летит на лыжах

круглый серый щенок. За ним, поднимая столбы снежной крошки на

поворотах, зигзагами мчатся ещё двое лыжников – рыжая девочка в ярком

цветастом платке и махонькая, сурового вида, старушка.

 

Бабушка Агриппина лихо затормозила, подслеповато прищурилась,

натянула тетиву и выпустила в лесных разбойников одну за другой

зелёные стрелы. Луша улыбнулась так, что ямочки заиграли на её пухлых

щёчках, и скомандовала:

- Попрыгунчики, вперёд!

Упругие красные мячики ринулись в бой, с силой ударяясь о волчьи лбы и

бока, а волки, не успевая отбиваться, заливались слезами от горького

лукового сока.

 

Лесник, тем временем, всё давил на газ - ещё рывок, ещё, ещё…и вот,

наконец, сохатый оказался на снегу, а тёмная водяная ловушка стала

затягиваться ломкой корочкой из ледяных иголок.

 

А перезвон бубенцов приближался, становился всё громче и, наконец,

удивительное северное сияние опустилось на верхушки зимнего леса.

Качнулись синие ели, снежные сугробы полярными медведями окружили

лесную поляну, а белые зайчата бесстрашно запрыгали навстречу золотой

сверкающей упряжке.

Санта Клаус – румяный, весёлый, в необъятной красной шубе и расшитом

снежинками колпаке, зычно крикнул своим оленям:

 

- Стремительный, Танцор, Скакун и Купидон,

Комета, Резвая, Гром, Молния и Руди!

Попали с вами мы в лесной прекрасный дом,

Где ждут от нас чудес медведи, зайцы, люди…

 

Пусть светлые мечты заполонят весь мир!

Кто ищет – пусть найдёт, кто с верой ждёт – дождётся!

Пусть в добрые сердца на век, а не на миг

Поселится любовь, и счастья свет прольётся!

 

Олени стали бить копытами и радостно восклицать:

- Подарки, подарки! У нас их припасено великое множество! Всем хватит!

Все останутся довольны! С Рождеством! С наступающим Новым годом!

 

Санта раскрыл необъятный мешок, зачерпнул большой ладонью горсть

игрушек и бросил её вверх, затем вторую, затем третью. В воздухе

засверкали искры, полетели разноцветные шары и стеклянные бусины,

закружились хороводы ажурных снежинок, медовых пряников и

перламутровых сосулек, завертелись бурунами снежные вихри и,

стремительно кружащаяся Метель вновь накрыла всё вокруг.

 

* * * * *

Лесной Кот сидел на морозном крыльце и с тоской глядел в непроглядную

белую пелену. Он уже и блинов настряпал, и винегрет настрогал, и даже с

мышами обсудил прогноз погоды и долгое отсутствие Лесника.

«Ну, и что? – мысленно оправдывал он своё общение с грызунами. - Мыши

тоже беспокоятся и хотят встретить Новый год в кругу семьи! А без Лесника

– это не семья! Это сиротство какое-то!»

Влажные глаза Кота заблестели ещё больше, и он с отчаяньем прокричал:

- Мя-яяя-у! Мя-яя-яяя-у!

В ответ раздалось:

- Ррр… гав!

- Лося уложим на кровати, а его супругу с детьми – в сенях!

- Бабушка Агриппина, да выбросьте вы, наконец, эту луковую стрелу. Она

уже не понадобится – всё ведь хорошо закончилось!

- А Санта какой молодец!

- Волки нас надолго запомнят!

- Гав!

 

Лесной Кот вытянул шею и увидел, как к дому приближается снегоход,

таща за собой гору лохматых веток. На них, укрытый необъятной красной

шубой и присыпанный конфетти, лежал, непрерывно бормочущий

благодарности, лось. За рулём сидел Лесник: усталый, озябший, с покрытой

сосульками, бородой, с обветренными руками и инеем на ресницах, но

очень счастливый - просто сияющий от счастья!

 

Дубовая дверь ойкнула от неожиданности. Отведя в сторону рога, она

гостеприимно распахнулась настежь, ведь до Нового года остались

считанные минуты, пусть все-все заходят… кроме Метели, конечно.

 

Метель всё поняла и, ни капельки, не обиделась, ведь натопленная изба

для неё – хуже весны. Просто так, из женского любопытства она,

обмахиваясь новым лебяжьим веером, заглянула в крошечный оконный

просвет.

Она увидела ёлку-малышку в деревянной кадке, украшенную

разноцветными шарами, стеклянными бусинами, хороводами ажурных

снежинок, медовых пряничков и перламутровых сосулек. В печи

потрескивал огонь, лось с блестящей гирляндой на рогах нежился в

постели, покашливая и поправляя ватные турунточки в своём носу. Лесник

держал в руках гитару. Лесной Кот пил молоко сразу из двух чашек, а

мыши пищали наперебой, нахваливая блины.

Из шкафа в обнимку свисали два серых носка, радуясь, что разлука была

недолгой. Деревянная ложка торчала из миски с винегретом, понимая, что в

этом и есть её истинное предназначение. Проросшая луковка сидела в

стакане с водой, мечтая отрастить длинный зелёный чуб. А сушёная груша

и гроздь калины с блаженством плавали в прозрачном графине, вместе с

другими сухофруктами, щедро отдавая в настой все свои витамины.

 

- С Новым годом! С новым счастьем! – пропела Метель и легонько стукнула

по оконному стеклу, но в доме её никто не услышал.

Только дубовая дверь грозно выставила свои рога, оберегая мир и тепло

большой и дружной семьи. А что удивительного? У каждого своя миссия,

особенно в новогоднюю ночь.

 

* * * * *