Накануне Рождества в доме было непривычно тихо. Дети уехали в

зимний лагерь, а взрослые, готовясь к торжеству, так устали, что спали в

своих комнатах без задних ног.

Не спалось только дедушке. Он сидел около камина и наблюдал мерцание

оранжево-синих языков пламени в просторной топке. Он любил эту игру

цвета и тепла, изменчивую живость угольев, когда казалось, что ещё чуть и

огонь заговорит с ним.

 

Старый человек подсел поближе и услышал тихий, шероховатый, чуть

надтреснутый голос:

- Вот люди, никак не поймут, что только я - Огонь - могу быть истинным

образцом для подражания.

- Так уж и образцом? - подхватил дедушка, ничуть не удивляясь, а скорее

радуясь необычному собеседнику.

- Да, образцом!- без ложной скромности полыхнул огонь, показывая

дедушке длинный фиолетовый язык. От языка полетели красные искры в

разные стороны.

- К деньгам,- сказал дедушка, разглядывая жаркие звёзды, салютующие в

керамическом пространстве топки. Если бы не защитное стекло закрытого

очага, искры могли вылететь наружу и продырявить пустые карманы в

пиджаке старика, да осесть там золотыми монетками....

 

- Вот и я говорю: пример самопожертвования и верного служения. Разве я

не патриот? Согласись, старик! - продолжил самоуверенно Огонь. - А

награды мои за растраченный пыл -где? Премиальные, так сказать;

заслуженный отдых, наконец,- перечислял всё яростнее мастер тепла.

 

- Пенсию забыл, заслуженную, - подсказал дедушка разбушевавшемуся

Огню.

- Ну, ты знаешь, что всё материальное мне чуждо,- отозвался новым

всплеском искр Огонь,- мне бы духовной награды: стихов, песен в мою

честь. Где гитара, старик? Помню, помню, как бывало..., - замечтался огонь.

 

- Гитара, говоришь? А ты на чем пляшешь, жаркий мой, приглядись-ка

лучше....

- Ты что наделал, старик? Гитару мне на съедение отдал?

- А ты самопожертвуй, не ешь, только пляши, - съехидничал дедушка.

 

- Но я не могу остановиться! Как, ты ещё смеёшься? Это после стольких

лет дружбы? Мою любовь, ту, ради песен которой я грел тебя, твои

старческие пальцы, твои ревматические колени? Ты, воспользовавшись

дикой моей природой, отдал мою единственную отраду мне же на съедение?

- не унимался огонь, всем пламенем охватывая остов гитары.

Под его натиском гитара рассыпалась, взметнув новый сноп искр.

 

- Ревность жарче пламени, но я не пою больше песен....

А ты слишком разговорчив сегодня, Огонь,- сказал недовольно старик.

 

Он перекрыл поддувало камина и вышел из комнаты.

 

- Это всё сантименты, завтра дам ему берёзовые поленья, добавлю

вишнёвой косточки, посмотрю, как Огонь заиграет, обрадуется и всё

забудет... Моя гитара, что хочу, то с ней и делаю,- утешал себя старик.

 

Он не желал видеть, как умирает огонь подле обугленного извива гитары.