Первый период пролетел как-то быстро и не заметно. И по большому счету, крайне не сложился.

«Крайне не удачно провели этот отрезок времени. В итоге: на табло горят неприятные 0-2. Причины? А что тут думать-то. Первые десять минут мы явно проявляли боязнь перед грозным соперником. И ничего зазорного в том нет. Играем все-таки с действующим чемпионом, и лидером текущего турнира. Команда укомплектована сильными игроками, сыгранная. И только уняли стартовый мандраж, как на тебе – нелепая ошибка в обороне, и 0-1! Вот тут-то мы и сплоховали. Потеряли голову, утратили концентрацию. Сразу же, сломя голову, бросились отыгрываться. Навалом, нахрапом, без осмысленности действия. И поплатились за это. Резкая, почти хрестоматийная контратака, и – 0-2. Получите и распишитесь. Отыграться теперь будет крайне тяжело. Соперник грамотный, опытный. И Василенко сегодня в ударе. И если он поймал свою игру – то любому сопернику мало не покажется. Проиграет, тут и к бабке не ходи». – Мысли пронеслись так же быстро, как и первый период. Пока Сергеев шел с площадки в подтрибунное помещение. Хоккеистом был уже достаточно опытным, прошедшим большой путь. Хотя и не соискал особых лавров и наград, не имел высоких достижений, знание хоккея и игровой опыт были на лицо.

Это и подтвердилось полностью в раздевалке. Тренер озвучил, казалось, все его мысли и рассуждения. Указал на ошибки и дал установку на второй период. Вот только про свои просчеты и недоработки ни обмолвился и словом. Молодежь этого и не замечала, а вот Сергеев чувствовал, как колеблется тренер, как мечется по скамье запасных, пытаясь угадать, какую «пятерку» выпускать на лед в тот или иной момент игрового действия. Его визави в этом смысле был просто фантастом. Каждое звено было на голову выше, хоть первое, хоть чисто резервное. Сергееву не дали поразмыслить на эту тему в полном объеме. Второй тренер отозвал его в соседнюю комнату, где без предисловий, коротко обронил:

— Готовься.

— К чему? — Сергеев знал слабость тренера «напускать тумана», тянуть разговор театральными паузами. Это его всегда раздражало.

— Выйдешь вместо Пятакова.

— В первой пятерке? — удивлению не было конца. Такого оборота не только сам Сергеев, да и наверняка все, включая игроков обеих команд, зрителей и телезрителей, ожидать не мог. Первое звено, лучшие из лучших, незыблемо и неприкосновенно. И вдруг такое фуэте. — Зачем?

— Сломаешь Василенко.

Неприятный холодок расплескался по телу.

— Как это, сломаешь?

Тренер неожиданно вышел из себя. Зашептал, нет, он просто зашипел, прямо в лицо:

— Ты кто? Нападающий? Защитник? Диспетчер? Нет, друг Сергеев, ты – боец! Костолом, тафгай. Ты не задумывался: а для чего мы тебя в команде держим? За прошлые заслуги что ли? Да и тех с «гулькин нос». Ты же мастер силового приема. Вспомни свою молодость.

— И что? — Сергеев нервно облизал пересохшие губы. И хотя все было предельно ясно и понятно, чего хочет тренерский штаб, да вот только душа не принимала и возмущалась.

— На первых же секундах ты сломаешь Василенко. Надеюсь, ты не забыл, как делать «вертушку»?

— Она дано запрещена, — возразил игрок, — за нее и дисквалификацию дают.

— Ну, что ж, — потер руки тренер, — это значит лишь то, что ты решил повесить коньки на гвоздь.

Удар был ниже пояса. Болезненный и безжалостный. Сергеев заметно побледнел.

— Если мне не изменяет память, контракт у тебя заканчивается? И на что остается надеяться? Кому нужны старички? Серые, посредственные старички? Думай, Сергеев, думай. — Он панибратски похлопал хоккеиста по плечу и вышел.

На раздумье оставалось считанные минуты. Короткое мгновение для решения архи сложной задачи. Гордиев узел требовал немедленной разрубки. В перспективе вырисовывались два варианта, один из которого следовало выбрать.

«Первый. Допустим, сломаю я Василенко. Возможно, мы и спасем этот матч, а может даже, и сотворим сенсацию. Пройдем дальше по сетке плей-офф. Ребята на это вполне способные, глаза вон как горят. А что дальше? В 1/4 финала ждет уже подмосковная команда, открытие сезона. Тоже очень сильная и амбициозная, с влиятельными спонсорами за спиной. Только вот меня уже не будет. За «вертушку», пожалуй, впаяют пяти матчевую дисквалификацию. За то в новом сезоне я буду играть. Новый контракт, а это – машина, квартира и приличный заработок. Я, пожалуй, могу попросить и об увеличении, что само по себе уже не плохо.

Второй вариант. Я не трогаю Василенко. Игнорирую требовательные рекомендации тренера. И я уже не игрок команды. Я вообще вне игры. Придется покинуть город и укатить в свой родной, маленький, богом забытый, сибирский поселок. И чем я там стану заниматься? Что я могу? На что способен? А как же дочь? Я уже пообещал ей, что после окончание школы она поступит в престижный институт. А деньги накопили только на три курса. Как заработать еще на два?»

Сергеев не спеша шел из раздевалки. До начало второго периода оставалось несколько секунд, а окончательного решения так и не было им принято. Он прокатился вдоль скамейки, вглядываясь в лица парней. Решительность явно читалась на их лицах, но вот в глазах было обреченность. «А может ради них? И ради себя».

— Ну, что, боец? — спросил переводчик главного тренера. Даже смог передать и сарказм, и насмешку. И эта была последняя, но судьбоносная, капля, которая перевесила чашу весов в пользу первого варианта.

 

Он «сломал» Василенко. Нападающего, который не был готов к столь грубому силовому приему и не успевшего сгруппироваться, со льда увели товарищи. Сергеева удалили до конца матча.

Он сидел один в раздевалке и не спеша снимал амуницию. Виток к витку сматывал эластичный бинт. На душе было чернее самой темной ночи. Он так ушел в свои мысли, что даже не услышал гулкие шаги в пустом помещении.

— Молодец. — Второй тренер вновь похлопал по плечу. Хотя и разило от нее кислотой, аж лицо перекосило.

— Поезжай домой, — тихо предложил наставник. Наконец-то он понял, что творится у спортсмена на душе.

Но домой ехать совсем не хотелось. Там, наверняка, и жена, и дочь готовили праздничный ужин. Как не крути, а любимая команда впервые вышла в раунд плей-офф. Вот будет их удивление, когда он заявится раньше положенного срока. Объясняться перед девочками у него не было никакого желания, да и душевных сил тоже. Потому Сергеев и поехал не домой, а к своему лучшему другу. Вот кто может абсолютно спокойно, без лишних эмоций, выслушать. И дать объективную оценку происходящего, не делая скидок ни на какие обстоятельства и авторитеты.

— Явление героя народу! Сергеев, ты как раз к ужину, — встретил его друг в прихожей,

— давай, ты тут сам, а у меня котлеты горят. — И бросился на кухню.

Старый холостяк и большой знаток кулинарного искусства. Любил в хорошей обстановке вкусно поесть. Даже обыкновенная яичница в его приготовлении казалась амброзией.

— Ты что-то сегодня рано? — поинтересовался он, не отрываясь от плиты. Хотя и не любитель спортивного канала, да и особым фанатизмом не страдал, в спорте разбирался не хуже специалиста или журналиста. — Говори, говори, я внимательно слушаю. Понятно же, что ты не спроста свалился как с куста.

Сергеев обрисовал ситуацию. Во всех подробностях, на своих мыслях и переживаниях делал особый упор. Рассказал и поймал себя на мысли, что ожидает от друга не только понимания, но и оправдания. Более того, последних – особенно. Слова из уст дуга «ты абсолютно прав» пролились бы лечебным бальзамом на душевные переживания. Но ожиданием не суждено было сбыться. Друг посмотрел на ситуацию более объемно, и во всех ракурсах.

— Значит, ты сломал Василенко?

— Да.

— Федерация тебе этого не простит.

— То есть? — предчувствие близкой беды охватило Сергеева.

— До чемпионата мира три недели. А ты вывел из строя главную ударную силу. На Василенко была вся надежда, от его игровой кондиции зависит результат выступления сборной.

Предчувствие переросло в тихий ужас. С этой точки зрения он свой поступок не рассматривал. И когда принимал судьбоносное решение, то не думал о сборной.

— Не дальновидным ты оказался, дружище. — Подлил масла в огонь.

— А тренер о чем думал? — в запале Сергеев даже не заметил, что поступает как подросток, перекладывая ответственность за проступок на чужие плечи.

— А что тренер? Он же иностранец. Ему глубоко плевать на сборную России.

Теперь картина вырисовывалась совсем в неприятных тонах.

«Федерация точно не простит. Не станет искать смягчающие причины. Дисквалификация будет самой строгой и продолжительной. Что приравнивается к пожизненной. Возраст уже не тот. На руководство клуба тоже могут надавить и опустить пожелание в виде приказания. О какой, к черту, прибавке теперь можно говорить? Контракт вообще теперь не будет рассматриваться. Вот и получается: и так – без контракта, и эдак – безработица. Хотел выбрать меньшее из зол? Выбрал. Так и так остался бы у разбитого корыта, так еще и чувствую себя последним негодяем» – Он встал из-за стола.

— Куда? А ужин?

На что Сергеев лишь слабо махнул рукой. Обреченно так махнул. Домой. Домой! Только там, с женой и дочерью, можно обрести хоть какое-то успокоение.

Его раннему приходу никто не удивился. Жена успела шепнуть в прихожей:

— Иришке звонят без конца. Друзья. Кто ругает тебя, — и после совсем незначительной паузы, — кто наоборот.

На счет последнего жена явно приврала. Неуверенность в голосе хоть и прикрытая, но ощутимая. Только сейчас Сергеев вдруг открыл для себя то, что больше всего его тревожит реакция дочери. Ни друзья, ни партнеры, ни высокие спортивные чины, ни общественность. А именно то, что скажет Ирина. Она вышла из комнаты и поцеловала в щеку. Глянула в глаза:

— Скажи, тебя ведь заставили? — боль и отчаянье наполнили вопрос с избытком.

— Да, — он вздохнул. — Попросили.

Ирина тоже в ответ вздохнула, облегченно. Даже визуально было видно, как тяжесть свалилась с ее хрупких плеч.

— Пошлите ужинать. — Позвала к столу супруга.

Ужин протекал вяло и немногословно. Сергеев не говорил о своих чувствах и переживаниях, боясь показаться слабаком. Им достаточно знать то, что его настоятельно попросили.

— Ты будешь добиваться справедливости? – поинтересовалась дочь.

— То есть? — не совсем понял Сергеев.

— Напиши письмо в Федерацию хоккея. Объясни все.

Сергеев вновь задумался. И вновь перед ним вырисовывались два сценария продолжения истории.

«Начнутся разборки, проверки, комиссия за комиссией. Ребятам потреплют нервы. А что я могу им предъявить? Разговор был приватным, без свидетелей. Голословное оправдание? В итоге может получиться еще хуже. Скажут: вот старый Сергеев пишет кляузы, пытается хоть как-то отбелить себя. Недостойный поступок мужика. И потом: кто важнее на данном этапе для российского хоккея? Я или тренер мирового масштаба? Нет, ничего хорошего из этого не получится. Чем дальше в лес, тем больше щепок. Вот только как это объяснить дочери? Она, по большому счету, еще совсем не знает жизни. Свято верит в честь и справедливость. Да, дилемма. Однозначно: писать я не стану. Жаловаться тем паче. Сам виноват. В конце концов, я – не зеленый юнец, чтобы слепо следовать советам тренера. В мои-то годы давно пора жить своей головой, своим умом. Мудрость должна сопровождать. А что касается Ирины?! Мм, и тут не стоит убиваться. Не пристало руки опускать и причитать на то, что, кроме хоккея, я ничего не умею в жизни. Придется учиться. И, стиснув зубы, доказывать, что и на иной стезе я еще на что-то пригоден. Будет трудно, очень трудно, ну и пусть. Главное: видеть цель. А цели остаются прежними: воспитать достойным человеком дочь и дать ей хорошее образование».

— Спасибо. Все было вкусно. — Он даже заставил себя широко улыбнуться и подмигнуть одобряюще домашним. — Не волнуйтесь, мои дорогие, все будет хорошо. — И добавил уже про себя, и для себя: — Не вешай нос, Сергеев. Ты же боец.