…Половодье уходило…Деревья радовались весне. И мы радовались весне (каковой не бывает в крупных городах). Мне, уже совсем не мальчишке, именно это запомнилось, прежде чем я уехал туда, где половодье воспринимается совсем по-другому. Особенно, если внимать ему некогда. Да и рекам, закованным в бетон не до половодья. Они не чувствуют размытости берегов, уставших корней деревьев…Они только воспринимают свет весеннего солнца и жалеют о том, что омывают мертвые набережные. А не живые пески берегов, по которым бродят мальчишки в закатанных до колен штанах…

…Половодье уходило. А я вернулся. Не так, как возвращаются герои.…Но разве это важно? Разве важно, как живет жизнь? Главное, что она есть.…И будет.

…Я вырос в поселке на берегу речки, впадающей в одну из великих рек России, и с детства любил ее берега. С откоса открывался великолепный вид на реликтовую дубраву. Выходя на высокий берег, любуясь летними ярко-синими и темно-зелеными далями, я никак не мог сосредоточиться на том важном, постоянном, неизменном, что постоянно ускользало от моего мысленного взора. И, одновременно, тревожило, заставляло мучительно выдумывать то мгновение, о котором упоминает великий Гёте…

…Я помню свои сны, связанные с нашей речкой и зареченской дубравой. В любой серости жизни, как бы ни складывался день, он не мог лишить меня ночного сна. Пусть с алкоголем, пусть со снотворным, пусть преодолевая холод, я засыпал и оказывался на горячем песке потаенного пляжика нашей речки. Здесь она узка, прохладна и очень глубока. Звенящий июль, мне только что исполнилось шестнадцать лет. Я встаю с песка, захожу в воду. Судя по всему, утро недавно перешло в день, день разгорается, начинает пламенеть. А у меня легко на душе – я три недели назад окончил школу. Вся жизнь впереди. Ныряю, в зеленоватой глубине, которая охватывает меня со всех сторон, поворачиваюсь лицом к солнцу…Я свободен. Раскидываю руки и ложусь спиной на чистый песок дна речки, смотрю вверх. Рядом открывает секреты того же дна чистый родник. Небо сгущает краски…И я просыпался со смешанными чувствами. Чувством глубокой радости (что редко для деловой депрессии, сжирающей человека до дна его души). И чувством глубокой безысходности, которое бывает при безвозвратной потере…

…Часто мне снился и иной сон. Это как у Байрона, «внезапно изменилось сновиденье». Я иду по осенней тропинке реликтового дубового леса. Сырой туман, мокрая паутина на кустарниках и деревьях. Где-то очень высоко дремлет солнечный диск. Из серого марева выныривает куст калины, увешанный ярко-красными ягодами. Я знаю, что где-то рядом отец и братья. В-о-о-о-н их голоса, приглушенные сырой ватой тумана. А чуть дальше так же приглушенно шумит река. Она нежничает с откосом…Мне пятнадцать лет, это последняя осень детства...

….Я просыпаюсь, и в недоумении разглядываю потолок. Будильник скоро пропищит оду возвращения к реальности…

…Я вернулся. Не так, как возвращаются герои…Ну, да и Бог с ними, героями….

…Уходило половодье…Уходило время.