Госпожа Сойти с ума, раствориться, забыться, потеряться... Не видеть, не слышать, не чувствовать! Нет! Не хочу, не надо, только не это... Опять?! Нет... пожалуйста, не надо... Они всегда нападали неожиданно. Казалось бы, всё. Отступило. Здорова. Она требовала выпустить ее, наконец, из этого «заведения», попросту говоря – психушки. Зачем она тут? Но Они всегда приходили снова. Они выгрызали её изнутри. Она чувствовала, что пустеет, высыхает, дальше уже некуда... Но нет. Они приходят и пьют, пьют, пьют её! Это всегда происходило одинаково. Сначала она чувствовала, как Они надвигаются. Начинала метаться, стонать... Она боялась Их. Слишком больно, слишком много, слишком долго... слишком... слишком... Нет! Их приближение давило, прибивало к постели, отдавалось пульсацией в висках, заставляло сердце биться чаще, разгоняя «холод» по сосудам... И «холод» обжигал, жалил, пил, грыз, высасывал... Нет! Больно! Не надо, пожалуйста... Ближе, ещё ближе... Напряжение нарастало, «холод» вгрызался глубже, ещё глубже... Нет! Она билась, кричала, срывалась с места, принималась бегать по палате. Было бы тут хоть что-нибудь, что можно сломать или разбить, непременно бы это сделала. От этого становилось только хуже, надо бы просто лечь, покориться... Было бы легче. Они всегда так говорили. Она Им верила... верила. Но... Нет, она не могла, не могла, не могла, не могла! Иногда приходили врачи, связывали, вкалывали какие-то препараты... Идиоты. От этих их уколов только больнее. Дебилы. Даже злится по-хорошему сил нет. Они высасывают всё. Медленно, чтобы она успела помучиться, покричать... Но наступает критический момент, и она уже не может ни бегать, ни кричать, ни даже пальцем пошевелить... Только лежать... неподвижно, как упала... Нет сил перевести взгляд... А Они всё пьют, пьют, пьют её! Выпивают досуха, сжигают дотла, развеивают пепел по всему миру – не найти, не собрать... И, словно издеваясь над ней, возвращают в исходное состояние. Чтобы вернуться позже, неизвестно, когда. Они всегда приходили внезапно, без всякой системы. И снова пить, сосать, грызть, выжигать её! Зачем? Зачем она Им? Нет... Не надо... Она была готова просить, умолять, просить пощады... Она, казалось, сделала бы всё, чтобы это прекратить. Хотя... Нет, не всё. Многое, очень многое. Они не слушали её, для Них её мольбы и слёзы были глупы и жалки. И она перестала просить. Нет, она не могла не кричать, не протестовать... Но больше она не просила и не умоляла. Никогда. Нет... Когда же это закончится? И закончится ли когда-нибудь?.. Закончится. Непременно закончится. И тогда Они получат. Они все получат. Обязательно получат. И она провалилась в бред. Она больше не пыталась вырваться из этого «заведения». Она не видела ни палаты, ни психиатров, не слышала ничего. Её взгляд был устремлён в пустоту, она видела совсем другое. Она говорила с другими людьми – её видениями. Приступов больше нет. Но какой ценой... Хотя... Ей там лучше. Наверное... Она выпрямилась в троне и холодно посмотрела на коленопреклонного мужчину. — Моя Госпожа... Я... Я всё объясню... — сбивчиво заговорил он. — В самом деле? Я слушаю тебя, Эрат, — её голос резал закалённой сталью, дул северным ветром, оглушал ледяным эхом. — Эратиниандр... — Что ты сказал? — она даже почти не повысила голос, а этот... Нет, это существо мужчиной зваться не достойно. Оно уже дрожит от страха. — Повтори! — Эратиниандр, — он съёжился под её взглядом, — это моё имя... Моё имя Эратиниандр... — Моё терпение кончилось, Эр. Человечишка упал. Больше он не откроет свой грязный рот и не посмеет возразить ей. Никогда. Она дважды хлопнула в ладоши. Из потайной дверцы рядом с троном выглянул ещё один человечишка. Как он жалок... Но этот хотя бы ей не перечит. — Да, моя Госпожа? — почтительно поклонился он, опустив глаза. Боится её. Не хочет оказаться на месте той скотины, Эра. Правильно делает, молодец. — Убери тут, — она не глядя указала на тело. — Будет сделано, моя Госпожа. Не дослушав, она вышла из малого тронного зала и направилась в свои покои. Под ногами чёрные мраморные плиты перемежались с винно-красными. На них мелькали отражения огней факелов, которые были закреплены на стенах во всех коридорах. Раньше были свечи, но потом появилась она и начала беситься из-за них. Вот и заменили на факелы. Они посимпатичнее будут. А всё-таки, молодец этот человечишка. Немного таких. Можно будет его малость повысить. Не то, что остальные... Скоты. Сволочи неблагодарные. Тьфу! Смотреть противно. Её навещали родные и друзья. Но это всё не имело смысла. Она их не видела и не слышала. Она злобно хохотала и говорила не совсем понятные, мягко говоря, вещи, всматриваясь в пустоту. — Не смей перечить мне! — визжала она, когда с ней пытались заговорить, поддержать... Это всё было бесполезно. Врачи только разводили руками и опускали глаза. Да, вот так. Подчиняйся. Не хочешь? А ещё больнее? Ещё... И ещё немного... Гортанный дикий вопль ласкал её слух. Да, да... а ещё громче он может? Нужно, наверное, прибавить боли во-о-он в той точке. Оказывается, может. А если ещё больнее? Вопли стихли. Что это с ним?.. Как не дышит?! Ну вот, наигралась. А она только-только вошла во вкус... Жаль. Забавная была игрушка. Она подошла ближе к бездыханному телу. Осторожно, словно опасаясь запачкаться, потрогала краешком туфельки, приподняв подол шёлкового чёрного платья в пол. И тут же брезгливо отдёрнула ножку. Раздался несмелый стук в дверь. Ну что им ещё от неё надо?! Дождавшись разрешения (приказа!), вошёл слуга и сообщил, что её ожидают послы от оборотней. Придётся идти. В покое её, видимо, не оставят. Но сначала приказать: — Уберите тут! Друзья давно перестали её навещать. Нашли занятия поинтереснее одностороннего общения с чокнутой? Скорее всего. Родные приходили дольше, но и они не выдержали. И только он один к ней ходит до сих пор, каждый день. Старается подержать её за руку, что-то сказать, утешить. Понимает, что она его не слышит и не видит, но всё равно продолжает это делать. Дурак... Ой, дурак!.. Он чувствует себя виноватым, как будто это всё из-за него. Как будто он мог что-то изменить, помочь, но не успел, или не захотел, или не заметил, или не придал значения... Что ж, наверное, у него есть причины. Он никогда никому об этом не рассказывал. — Я слушаю вас, Старейшины. Вы просили о разговоре, — она окинула равнодушным взором эти безликие тени. Они были кем-то вроде духов этого места, этой страны. Они не имели ни лица, ни плоти как таковой, ни голоса, ни глаз... Но их все прекрасно видели и слышали. Если Старейшины не желали обратного. Но в данный момент они не прятались. Сами же позвали её в это отвратительное место – сырой тёмный подвал с неким подобием каменного стола посередине и каменных же стульев. Нашли место! Как же она их всех ненавидит! — Да, мы решили: ты достаточно окрепла и, что намного важнее, «созрела» для этого разговора, — сказали Старейшины. Это было странное ощущение: они говорили все одновременно и в то же время никто. — Нам следует рассказать тебе кое-что. Это нужно для того, чтобы ты понимала своё предназначение и свою важность для нас. — Она заинтересованно наклонила голову, рассматривая это неясное скопление серого. — Итак, началась эта история, когда твой предшественник скончался, не оставив ни наследников, ни завещания. Нам пришлось искать нового правителя. После долгих поисков выбор пал на тебя. Но всё оказалось не так просто – ты была слишком добренькой и мягкой. Пришлось действовать на тебя силовыми методами, — Старейшины говорили абсолютно спокойно. Не было ни неловкости, ни смущения. Словно это всё ни они. Стоп!.. Что-о?! Так это были Старейшины?!! — Что?! — Повторила она уже вслух. — Это вы раз за разом приходили ко мне и «выпивали», доводили до изнеможения?! Это вам, тварям, я поклялась отомстить?! — Всё, она зла. Она по-настоящему зла. Держитесь! Думаете, я с вами не справлюсь?! Получите! С этими словами и злобным смехом она отправила огромную волну силы в этих, которые посмели делать это с ней. С ней... С ней! Но им ничего не сделалось. Они, вздохнув и как будто бы переглянувшись, разом скользнули в её тело и растворились в нём. Она закричала. Дико, душераздирающе, будто ей выгрызали внутренности или сжигали заживо. Упала, забила кулаками по полу... И кричала, кричала, кричала... Это длилось часа два. Она ни на минуту не переставала кричать. Наконец, она замолкла и замерла на холодном каменном полу. Из её груди одна за другой выскальзывали серые тени... В конце концов, перестал приходить даже тот юноша. Сначала ходил через день, потом через два, раз в неделю... Вскоре не стал навещать её вовсе. Нашёл девушку, заставившую его забыть о дурдоме и чувстве вины? Или ещё что-нибудь случилось... всякое может быть. Врачи жалели её. Жалели... Хотя она даже не заметила наступившего одиночества. Всё точно так же отдавала приказы, хохотала, говорила... И однажды умерла. Никто так и не понял, от чего – физически она была совершенно здорова. Просто вдруг забилась, закричала... И, помучившись, умерла. |