В комнате витает запах легких как душа наркотиков, звучит классическая музыка, достаточно тихая для того, чтобы не мешать никому, и достаточно громкая, чтобы не слышать ничего, кроме биения сердец людей, находящихся рядом.

Комната небольшая, но кажется, что границ у нее нет, - настолько хитро расположены свечи. Источника музыки тоже не видно, и кажется, что Она звучит внутри, что поднимается просто из глубин сердца, что Она - это ты. Кажется, что несколько диванов просто стоят посреди всего мира, посреди бесконечного пространства, это - центр вселенной, хотя от подсвечников, что стоят вокруг, до стены - считанные метры. Потому нет ощущения уюта, нет ощущения защищенности. Они - наедине со всеми страхами.

И потому страх, дискомфорт, отвращение обволакивают душу, пропитывая ее, делая ее мягкой и влажной, оттого становится еще противнее. Аккуратные журнальные столики, на которых стоят полупустые бутылки и пепельницы с непотушенными окурками, степенны и непорочны, но в одурманенном сознании - наглы и бесцеремонны. Потому Она и отворачивается от них, стыдливо прикрыв наготу, не замечая темных, едва видимых в полумраке комнаты, мужских силуэтов, стоящих за подсвечниками. Время от времени кое-кто из находящихся в комнате лениво вскидывает вверх руку, и силуэты оживают, выходя из своего темного пристанища. Это - люди, они одеты в брюки и розовые жилетки поверх снежно-белых рубашек. Они неслышно подходят к клиентам, склоняются к ним. Слов не разобрать, слышна только музыка, что разрывает Его и Ее, что мешает думать о чем-либо еще, кроме как о Ней. Кроме как о Нем...

Потом служители, - здесь называют их "бобками", - отходят ненадолго в свой мир тьмы, и по мановению темных сил, которые подчиняются желаниям клиентов, возникают как в сказке - кокаин, ром в высоких бокалах, бутылки абсента и кружки вульгарного пива. Клиенты довольны, а хранящие каменное выражение лиц "бобки" уходят на свое место, снова практически скрываясь в пустой и пошлой темноте.

Он смотрит на нее, Она отводит взгляд. Ее взгляд скользит по обнаженному телу, Она - прекрасна. Она толста, чрезмерно накрашена, косметика размазана по лицу, - и тем Она прекраснее. Она порочна. Она плачет.

Он сморит на Нее, не в силах оторвать взгляд. Он улыбается в ответ на Ее слезы, и протягивает к Ней руку, но тут же безвольно опускает. Она не смотрит на него, Она смотрит вправо, и не замечает, как Он поднимает руку и "бобка" подходит к нему. Они неслышно шепчутся, и спустя мгновения в его руке оказывается бокал, который Он осушает также в считанные мгновения. Ей кажется, что этого никогда не было, что это - плод воображения, воспоминания той реальности, от которой Они откололись, позволив себе ненадолго уйти из порочного мира в мир не менее порочный, но - искренний. И только пустой бокал на столике укоризненно указывает на Ее ошибку.

Она снова принимается плакать. Он снова протягивает к Ней руку, но не касается, как будто страшась, что своим прикосновением Он разрушит этот - Ее - образ. Так и сидят Они, волшебной скульптурой застыв посреди симулякров людей, Они сами - всего лишь тени их прошлых, таких простых и обыденных обывателей. Он улыбается и нежно, легко, как будто боится спугнуть доверчивую птичку, гладит Ее по руке сверху вниз. Она переводит взгляд на Него, смотрит на Его лицо, выражающее неземное блаженство, и вдруг ощущает накаты возникшего непреодолимого желания. Своими пухлыми пальцами Она касается его мужской плоти, и тут же отдергивает руку, - Ей не хочется нарушать покой живописной картины искусственной страстью, что переполняет Ее.

Желание обладать тем, кто сейчас находится с нею рядом, смешиваются со страхом и отвращением, образуя сладостный коктейль. Словно реагируя на крещендо, доносящееся из ниоткуда, Она одним рывком сбрасывает оцепенение образа двух любовников, навеки застывших на удачном кадре талантливого фотографа, и прижимается к Нему всем телом. Он входит в Нее. Он сосредоточен и подчеркнуто галантен, что заставляет Ее прочувствовать свое полное ничтожество, однако сейчас Ей это даже нравится. Она не видит, как, сбросив все со стоящего рядом с ними стола, один из клиентов предается на нем блаженному разврату с очень юным мальчиком, и Ей все равно, что в глазах того стоят слезы. Ей безразлично, что в порыве отчаянного экстаза другой клиент бьет по лицу свою партнершу - молодую девушку с бритой головой. Для Нее сейчас существует только Он.

Музыка нарастает, немыслимым крещендо помрачая разум, жар тел становится невыносимо приятным и чутким. Дыхание становится прерывистым и жарким, подобным дыханию дракона, отвращенного от бытия. Вселенная, которая раньше казалась им безграничной в бесконечной комнате, вдруг отчаянно сузилась, замкнулась на двух точках, на двух телах - на Ней и на Нем...

И в предвкушении приближающегося экстаза Она замечает блестящие презрительно-удовлетворенной жалостью, - наверное, так драконы смотрят на сожженные ими города, - глаза на темном силуэте "бобки", стоящего за их диваном. "Бобка" смотрит на Них и злорадно улыбается.

Она закрывает глаза.