Немало любопытных и значимых свидетельств из журналистской

практики хранила память журналиста Стражина. Его рукописи прозы « в

стол» обладали теми же чертами, что и его большие очерки и статьи. Ему

импонировал стиль «рваного текста», когда события ближайшего времени

перемежались с прошлым его героев. Вот и сейчас, завершая большую

корреспонденцию о проблемах в жизни геологической экспедиции, он

отложил ручку, и, просматривая справочные материалы, наткнулся на

вырезку из городской газеты. Время сдачи материала после командировки

Виссариона не лимитировало, и он впился глазами в текст.

Виссар уже не был желторотым журналистом, когда один случай мог стоить

ему жизни. Как - то летом, проходя мимо Дома ребёнка, где росли и

воспитывались дети с синдромом Дауна, решил написать статью о его

питомцах, о детях, которые, как чахлые цветы, непременно будут вянуть у

всех на глазах. Он представил себе, как под лучами восходящего солнца

тают утренние сумерки, и просыпаются совсем ещё крохи, которые

ничегошеньки не понимают. Да не только потому, что малы, но родились -

то они далеко не под счастливой звездой. Они не представляют, что у них,

как говорят медики, тяжёлая неврологическая патология. В генах возникла

лишняя пара хромосом, а к их телам протягивает свои скрюченные пальцы

беда – болезнь Дауна. Такие детишки, как бы на одно лицо: у многих

отсутствующий, потерянный взгляд. Здесь знают, что это такое. Даунята, за

правило, – ребятишки с глубокой умственной отсталостью, с физическими

отклонениями от нормы. Большинство из них практически невозможно чему

- либо обучить. В кроватках лежали малютки, поражённые водянкой

головного мозга, со спинно - мозговой грыжей. У других от рождения

страшные дефекты рук, ног, или лица. От них, угодивших в этот Дом,

родители отказались. Виной тому не бездушие, чёрствость взрослых.

Ухаживать за такими больными детьми в домашних условиях крайне

сложно, порой и невозможно. Все они нуждаются в специальном

медицинском уходе и воспитании. Подталкивает родителей на разрыв с

несчастными детьми и материальная безысходность, падающий у части

населения до низкой отметки уровень жизни. Более того, стремительно

снижающаяся в ту пору рождаемость вела естественный прирост населения

к зыбкой грани, за которой маячил признак большой беды.

Дух несчастья уже витал здесь, в этом Доме ребёнка, вселившись в хрупкие

детские тела. И не один алкоголизм родителей причина тому. Всё гораздо

глубже. Тяжелобольные детишки появлялись на белый свет у совершенно

здоровых людей. Увы, нередко дело в экологических проблемах, в ужасной

загрязнённости окружающей среды. Так гримасами человеческих несчастий

мстит нам Природа за неразумное пользование её богатствами, что

превращаются в свалки отбросов, за реки, напоенные химреагентами и

воздух, который ранит человека, но не лечит. И вот в кроватках этогоДома

ютились существа, лишь внешне схожие с земной расой. Они тут пробудут

лет до четырёх. После опеку над ними примут другие Дома ребёнка. В том

году здешние нянечки, воспитатели, медицинские сёстры и врачи оторвали

от своего сердца несколько малюток. Каждому из них они отдали частицу

своей души, несущую в себе волны их горячей, сострадательной, любящей

материнской крови. Один из них – Ванечка Луночкин. Подвижный,

отзывчивый на ласку ребёнок. Да вот беда – глухонемой. Пока у него

совсем тоненькое «личное дело». Однако год за годом будет обрастать

новыми вкладышами. В них воспитатели, медицинские работники будут

подробно фиксировать черты его характера, умственное и физическое

развитие, много ещё чего. Пройдёт немало лет, пока Ванюша поймёт, что у

него нет ни матери, ни отца, ни дедушки с бабушкой. Никто его,

глухонемого, не усыновит. Очередь взрослых только за здоровыми детьми,

либо за теми, кого можно вызволить из лап той или иной болезни. Чем

ближе знакомился и вникал Стражин в дела этого детского дома, тем не

спокойнее становилось у него на душе. Хорошо ещё не привелось ему

маяться от сознания, что в подобных домах немного здоровых ребятишек,

оставленных родителями, немного. Когда кого-то из них усыновят, то

хлопот у главврача куда как вволю. Дело не в формальностях. Слёз не

оберешься от медицинских сестричек, воспитателей, врачей, нет конца

ревнивым вопросам:

- Кто новые родители? В добрые ли руки попадёт малыш? Да когда

ребёночка заберут от нас?

Одной большой семьёй живёт Дом ребёнка. Они все тут – сама доброта и

милосердие. Других не держат. Кто посчитает, сколько сил, энергии духа,

воли, любви отдано этим детям. Сколько бессонных ночей провели у

постели больных главврач, медсёстры, процедурныек сёстры, воспитатели,

массажист, нянечки. Сколько щедрого душевного тепла они подарили

несчастным малюткам. Десятки хворых мальчиков и девчоночек подняли

здесь буквально на ноги. Стражину показали полуторамесячного Митеньку,

его принесла сюда зарёванная мама. У крошки оказалось тяжёлое

поражение центральной нервной системы. Угрожающе назревало развитие

детского церебрального паралича. Вместе с врачами, сёстрами и нянечкам

радовался журналист, что вовремя обратилась мама за помощью.

Медицинский персонал изо всех сил боролся за здоровье Митеньки.

Главврач, прошедшая специальную подготовку в лучших клиниках страны

и ближнего зарубежья, сама занялась фармакопунктурой, вводила шприцем

в определённые точки тела малыша специальные микропрепараты. Когда

Мите исполнилось девять месяцев, страшная болезнь отступила. Надо было

видеть счастливые глаза матери, главврача, добродушные угольки

улыбающихся глаз ребёнка. Такое трудное счастье взросоых, со слезами на

глазах.

Видеть здоровым своего ребёнка – счастье. Но не все могут обрести его. В

городе, где разворачивались эти события, за год абсолютно здоровыми

рождались примерно менее трёх процентов от всех, появившихся на белый

свет. У более чем девяносто процентов родившихся – так называемая

первая группа здоровья. Иными словами, эти дети в любой

неблагополучный момент могут захворать. Судьба ребятишек из группы

риска всецело зависит от того, в каких услвиях они живут. Ранит сердца

взрослых и такая статистика: многие из почти десяти тысяч ребятишек,

воспитывающиеся в ясельках и детских садиках города нуждались в

оздоровлении и лечении – прежде всего заболеваний желудочно -

кишечного тракта, а также в группах логопедов и офтальмологов. Имелась

особая категория детей – инвалиды с детства. Это те самые ребятишки,

которых Стражину показали сразу, как только он перешагнул порог Дома

ребёнка: у них самая тяжёлая неврологическая патологтя, с порой

чудовищными физическими дефектами. Своими глазами видел журналист

детишек с заячьей губой, с ластами вместо ножек, с искривлённым

позвоночником. Каким трудным для журналиста оказался разговор с

медицинским персоналом.

Все беды, обрушивающиеся на детей, в конечном итоге замыкаются на

детских врачах. Именно через их руки проходит любой новорождённый. И

только они знают, каких усилий стоит исправить малышу врожденный

физический дефект, хотя бы «волчью пасть». А что делать с теми, у кого

ластоногие конечности, чудовищных размеров голова, страшная спинно -

мозговая грыжа? Главврач детского дома города, к примеру, полагал, что

нужен качественно новый рывок в медицинской практике при диагностике

плода на самой ранней стадии его формирования. Тут без современной

аппаратуры, причём, за валюту, никак не обойтись. И врач в открытую

говорил ему, что во всём цивилизованном мире женщины, у которых

обнаружен плод с отклонениями в развитии, прерывают беременность.

Потому, вероятно, в каждой детской поликлинике, больнице, в каждой

женской консультации целесообразно вводитиь в штат врача - генетика.

Писать об этом, рассуждать на такую весьма щекотливую тему Стражину

было трудно. Журналисту приходилось говорить о событиях, которые где -

то стоят в одном ряду с нарушениями высших норм морали, этики,

нравственности и милосердия. При этом Виссариои помнил, что только в

одном этом городе олигофренов и умственно отсталых детей столько, что

хватило бы на огромную школу. Полноценными из них вырастут, увы,

далеко не все.

Закономерно, что родившиеся дети должны жить так, как им ниспослано

судьбой. И по мере возможностей общество обязано им облегчить земное

существование. Никто не имеет права отнять родившуюся жизнь. Вместе с

тем, убеждали его специалисты, современная медицина может попытаться

исправить неверный генетический код, возникший у человека на

определённой стадии его взрослой жизни, особенно тогда, когда он хочет

продлить свой род. Современных людей страшит лавина рождающихся

сейчас больными детей. Потому во многих странах Запада никто никогда не

упрекает женщину, прервавшую беременность, если врачи поставили

диагноз развивающемуся плоду, как неблагоприятный к жизни. Увы, для

матери и отца такой плод их супружества ничего доброго не предвещает,

кроме жестоких нравственных страданий. На белый свет появится

человеческая плоть из боли, страданимй и горя. Это, простите за неловкое

сравнение, как писал Стражин, будет та корявая осина, на которой никогда

не вырастет апельсин. Невольно напрашивается вопрос, а зачем плодить

несчастье? Любые здравомыслящие родители поймут толковое разъяснение

врача, что им лучше какое-то время повременить с планами рождения

ребёнка, подлечиться, раз диагностика плода выявила серьёзнейшие

отклонекния, чреватые появлению человека глубоко неполноценного в

умственном или физическом развитии. Никогда в сердцах таких родителей

не будет места радости, счастью. Итог необдуманной позиции взрослых

виден невооружённым глазом: таких детей за сотни или тысячи

километров везут сдавать в Дома ребёнка. Для чего родить? Чтобы

отказаться от своего дитя?! Как же быть в подобных ситуациях?!

Вопросы, им нет числа. Даже такой прозаический, буквально огорошивший

Стражина: отчего те, кто ежеминутно творит добро и источает милосердие,

отдаёт все силы больным детям, получают взамен с бюджетного стола

весьма скромное содержание на своё существование? Официально

превозносится лозунг – «Дети наше будущее». Лишь благодаря богатым и

неравнодушным спонсорам, владельцам и совладельцам крупных

предприятий, тот Дом ребёнка имеет современную медицинскую

аппаратуру, они ремонтируют его помещения, даже оплачивают

командировочные расходы на учёбу медицинского персонала. Журналисту

верилось, что всё равно судьба окрасит жизнь людей, одаривающих

детишек ярким светом души, в тёплые цвета. Ему так не хотелось, чтобы не

вяли цветы жизни. Для кого - то неизбывна любовь к своему малютке, даже

если он родился в «черный день». Только для матери бесконечно нежен

запах родного тельца.

Стражин написал большую, приличную проблемную, что называется,

статью, она обратила на себя внимание. Однако ощущение успеха,

выполненной со знанием долга работы вскоре улетучилось. Существенных

изменений в региональной системе здравоохранения детей не происходило.

Он, было, собрался написать статью по этой трудной тематтике в одну

центральную газету. Пристроился за свою старую пишмашку, к которой

привык и словно с ней сроднился. А тут настойчивый телефонный звонок

заставил отложить работу. Громкий, с металлическими перекатами голос

вещал в трубку:

- Это ты Стражин! Чего молчишь?

- Да, я, а кто это? Почему такой гром в вашем голосе?

- Вот прочёл твою статеечку про Дом ребёнка. Ну, ты и задул! Искренне и до

глубины души возмущён!

- Вот как. И чем же вы недовольны?

- Ты что, парень, глух на ухо? Я воз – му - щён ! Ты посмел испоганить

мою фамилию! Свистун дёрбаный! Думаешь, я тебе это прощу?!

- Ничего не понимаю. Я писал статью о детях, о больных ребятишках, о

проблемах. Причём тут Вы?

- Ты опозорил мою фамилию! Я – Луночкин! Надо мной ржёт вся хата! Мол,

народил втихаря урода, да и сбросил его в Дом ребёнка! Вся база надо мной

глумится! Я тебе дам пером в орла, башку проломлю!

- Уважаемый, под статьёй имеется сноска, выделенная шрифтом, что

абсолютно все фамилии изменены. Просто вышло недоразумение, у

больного мальчика фамилия Лункин, вот я и изменил на несколько

созвучную - Луночкин.

- Писака! Раскидал такую пакость! Ты меня опозорил! Я тебе, шмурик,

завтра же в шнифт врежу, в глаз твой селедку твою воткну. Готовься к

дуэли, фрайер. Одностволку с двумя патронами я уже достал. Так что пущу

тебя, фрей, на луну!

 

В это время скрипнула дверь и в его кабинет вошла Валя, известная в

городе дама, юрист и помощник одного крупного хозяйственника.

- Виссар, что за шум, а драки нет? Я тебе принесла заметку о нашей фир-

ме.

- Подожди! - обронил он ей. - И в трубку:

- Да ты в своём уме? Что за дуэль с ружьём в руках в наше время? Хочешь,

подерёмся, а то дуэль!

- Не финти, хайло!

- Луночкин, не городите чепухи. Что за дуэль вы предлагаете? Вы же

знаете, я стрелять в вас не стану, даже если первый выстрел будет за мной.

И рёв в трубке:

- Зато я буду гнать в тебя маслины, хана тебе! Мой позор ты смоешь только

кровью!

- Ну и планы у тебя. Значит, жаждешь моей крови?

- А ты, как думал, писарило, бумагомаратель! Планёрка в вашей сплетнице

заканчивается около десяти утра. Я тебя ожидаю у крыльца, в моей машине

будет лежать ружьё. Недалеко от редакции лесополоса, вот там и стакнёмся!

Чтоб тебя потом недолго искали, мразь крючкотворная! Я пущу тебя на

Луну!

Валентина налила из графина в стакан воды, молвив:

- По всему, у тебя серьёзные неприятности?

- Да так себе, Валя. Бывает разное в нашей жизни жестяной.

- Ладно - ладно, слышимость была хорошая. Что за хренотень

приключилась, выклаывай между нами. И фамилию Луночкин я слышала

некогда, как юрист. Мужичок аховый. После о нем. За что он взъелся так на

тебя?

- Да просто взбесился. Я изменил фамилию одного больного малыша и

получилось Луночкин. Вот и орал мне, что над ним на работе все смеются,

дескать, заделал уродца и спихнул в Дом ребёнка. Ничего слушать не хочет,

жаждет, понимаешь ли, сатисфакции.

- Вот это, Виссар, номер! Я краем уха расслышала, будто он намыливается

тебя прищучить охотничьим ружьём. Верно?

- Оставим это. Сам разберусь.

- Нет, дорогой мой. Он с поворотиком. Наслышана о нём в своё время. Жил

сей Луночкин с одной женщиной больше полгода, потом по пьянке как -то

ей вмазал, оставил под глазами огромные фингалы. Та рванула к подружке.

Ему бы извиниться перед любовницей, а он с гонором. А деваха возьми и

напиши на него заявление в милицию, мол, она не хотела вступать с ним в

связь, так он изнасиловал её. Ну, того, конечно, в камеру. И когда дело

передали в суд, женщина спохватилась, жалко стало ей мужика, всё ж

вместе жили не один месяц. Бежит к следаку, а тот её обрадовал, дескать,

оболгала человека, теперь не ему, а тебе светит статья, года три будешь

париться в лагере. Выбирай. Та пошла на попятную, забрала второе

заявление.

- Так какова судьба любовников?

- Прозачна, Виссар. Он отпахал лет восемь, а она пошла по рукам мужиков.

И куда - то после смоталась отсюда. А он в тюряге прошел хорошую

академию. Был замешан на воле в одном воровском деле, да оказался как

бы нипричём. Злобный, дерганый человечишко. Держи с ним ухо остро.

Никак на завтра тебе свиданку объявил?

- Валь, ну, хорош. Давай свой материал, гляну, что у тебя там.

Вскоре они расстались. Назавтра, после планёрки у шефа, возле крыльца

торчало авто Луночкина. Приоткрыв дверцу, водитель требовательно

бросил:

- Садись, писарило. Не дрейфь, вон лесополоса. Поставлю на тебе точку,

народу сейчас никого, завалю лапами ельника и подорву на железку, на

поезд в соседний городок. Если тебе первому выпадет жахать, пжалста, не

скривлюсь. Промажешь, или в воздух пальнёшь, так я продырявлю тебя

капитально. Буду бить в живот. Выкладываю тебе, гнида, поскольку живым

от меня не уйдешь!

Однако, чтобы попасть в лесополосу, предстояло сделать полукруг возле

улицы Набережной. «Даже не знаю, как и поступать, - размышлял

Стражин.- Думал, просто подерёмся, почистим друг другу юшку. А у

злобьёныша цель одна – вмазать в меня дробь. И ведь жалко, если гадёныш

упикает. Как перенесут это сын и дочь!» Но уже машина, скрытая в

ельнике, фыркнув, остановилась в середине лесополосы. Луночкин и

Стражин вышли на траву.

- Бросаем монету, орёл – мой черёд тебе шкуру первому продырявить,

решка – твоя везуха, писарчук, ты первый меня дробью молотишь.

Старый пятак, подщёлкнутый ногтем Луночкина вверх, показал решку.

- Проверь дуру, да ружьё это, чтоб без разговора. И вот тебе патроны с

дробью. Выбирай. Ну, всё, топай по прямой от меня на обычные

пятнадцать шагов. На мой счет «три!» - пали в меня, стервоза! И знай, я

вашу братию, как и ментов, ненавижу! Лучше, хоть рань меня, тогда я,

может быть, задену тебя не на полную катушку. Иди, давай! Я считаю шаги.

На счёте «пятнадцать» Виссарион остановился, повернулся лицом к

Луночкину.

- Стреляй! Стреляй, гад!

Стражин медленно поднял ружьё вверх, взвёл курок и нажал на него.

Бабахнул выстрел, приглушенный ветром и шумом листвы.

- Стой! Стой там, гад! Я сам заберу ружье.

Подбежав, крикнул:

- Считай до пятнадцати. Как повернусь к тебе лицом, считай до трёх. И

молись, тебе – крышка!

Не отбежал он от Виссара и десяти шагов, как в лесополосу влетела ми-

лицейская машина. Люди в форме окружили Луночкина, к нему подошла

Валя.

- Ах ты, скотина! Ни за понюх табака хотел угробить человека, такого

журналиста. Ты и мизинца его не стоишь!

- Он ещё и стукач, стукач! Перо ему будет!

- Дурак ты оглашенный. Ты бы, и, правда, мог убить его или покалечить.

Он же в воздух палил!

- И правильно бы сделал. Сука! Стукач!

- Да честнее Стражина в нашем городе и никого не найдешь! Это я зашла в

его кабинет, когда ты ему мусолил про дуэль, ты орал, как недобиток, я всё

слышала. Он меня ни о чём не просил. Я сама побежала к ребятам, - она

махнула головой в сторону милиционеров,- и всё им рассказала. Ты же,

мразь, когда - то насиловал женщину, да избивал её, тебе решётки в восемь

лет показалось мало?! Ты же сейчас покушался на убийство!

- Хрена тебе, мартышка ментовская, а не покушение на убийство. Я просто

хотел этого писарилу попрессовать. Ясно!

- Нашёл тупиков. Я из кабинета набрала сэмээску ребятам, чтоб они в темпе

вышли на твой телефон. Так что, кроме меня, твой разговорчик,

досточтимый ты наш, записали и ребята.

- Паадуумаеешь! Ты ещё эти фигли - мигли в дело воткни!

- Мы тебе здесь не дали развернуться для стрельбы, зная твой поганый

характер. Думаешь, контора не представляла, что ты вытворял втихаря в

лагере? Именно ты порезал одного зека. Ты на первой ходке порядком срок

отмотал, и тебя свои отмазали. И здесь, год назад, подельники не выдали.

Понимаешь, вот такие у нас недоумки, что не представляем, откуда у тебя

возникла личная машина? И сейчас хотел показать свою вседозволенность.

Ты башкой немного бы петрил, так никогда бы не поднял руку на

Стражина. Это же самый порядочный журналист в городе.

Вот так закончилась эта дуэль между журналистом Стражиным и негодяем

Луночкиным. И сегодня, наверное, звучит в ушах журналиста выстрел из

ружья в воздух, и дикие, злобные крики нелюдя.