Днем это была бы завораживающая картина: красивая женщина среди безмолвной природы. И были они друг другу под стать. Вечные, сильные, безупречные в точеной завершенности форм. Возможно, здесь теряются корни ее предков, из тьмы веков что-то коснулось сердца... возможно, вполне возможно. Но пока это не имеет значения. Пока значение имеет нечто совсем другое.

 

Эмили, Эмили! Ты никогда не была моей, никогда, потому что себя готова отдать лишь тому, кого ищешь, за кем гонишься — за ускользающим горизонтом... И озаряющее твое лицо желание дороги, бездна любви, к которой летишь, бездна, в которой, ты, смертная, когда-нибудь исчезнешь, и есть красота, ради которой только и стоит жить, и богам, и людям.

 

Среди просторной равнины, окруженной россыпью гор, на едва заметной, когда-то крепко наезженной дороге, стояла женщина. Ее не смущала пустыня, свежесть ночного воздуха, казалось, наоборот — она наслаждается одиночеством и покоем. Легчайший ветерок перебирал многослойное, перетянутое поясом, платье, открывавшее шею, руки и ступни без сандалий. Похоже, в другой одежде она не нуждалась, словно стояла на ковре, а не земле, кое-где прикрытой пучками полузасохших степных трав. Лето было в разгаре, но дожди здесь редкие гости, и скромная растительность не оживляла первобытный пейзаж.

Зато вдаль можно было глядеть бесконечно. Казалось, каменное море расступилось, пропуская сквозь себя эпохи, когорты воинов, обозы переселенцев... Будто мерно качнувшись, отхлынули горы от слегка изогнутой, исчезающей за горизонтом долины. Повинуясь древнему движению, они так и остались стоять, мерцая покатыми сланцами, отражая в уходящей ночи густой Млечный свет.

Полная Луна мягко освещала открытое лицо женщины, ее убранные в пышный пучок светлые волосы, украшенные булавкой с прозрачным камнем. Спокойные, правильной формы черты лица растворяли возраст, а в больших, внимательных глазах угадывалась бездна. Дело сделано, и теперь женщина привычно вслушивалась в пейзаж, любуясь светом, осторожно проникающим в мир с востока. Скоро вернется Орнунг и они отправятся к дому.

 

И этот в тебе огонь, и слух, что различает тончайшую ноту среди монотонной древней мелодии, и готовность идти на голос, зовущий то изнутри, то снаружи, истовый поиск в глазах – они, единственые, и скрашивают вечную мою жизнь с тобой — на полвека... Когда-нибудь и ты исчезнешь в пучине, и – сколько пройдет времени, Эмили, пока родится равная тебе, которую услышу и выкуплю с невольничьего рынка суетных забот... Чтобы еще пятьдесят лет наслаждаться танцующим чудом природы – женщиной!

 

Видения ночи вместе со следами событий уже исчезли. С легкой улыбкой женщина вспоминала обоз маркитантов, который, единственный, и искала. Маркитанты двигались за войной, стараясь держаться на безопасном от фронта расстоянии, но неожиданно попали в окружение и были перемолоты в пекле локальной схватки. Пока шла битва, женщина присела на край телеги, невидимая, спокойно наблюдая за происходящим. Отчаянные мужчины хотели драки и золота. Прочее будет куплено трофеями войны, чтобы скоро исчезнуть и вновь гнать вперед, если в жилах еще торопится кровь. Звон мечей, лязг щитов, обезумевшее ржание боевых коней, очумелых от схватки, таких же потных, грязных от ран и пыли, таких же неистовых, как их всадники, предсмертные вопли отчаяния, исступления... И — валькирии, уносящие воинов, каждая — своего... Видение от затерявшегося во времени боя, в котором женщина оказалась случайно, разыскивая обоз, быстро промелькнуло перед глазами.

 

 

Наконец, послышалось легкое ржание. Вот и Орнунг, свадебный подарок мужа — проводник среди времен и миров, вернулся со звездных лугов. Небо потихоньку тускнело, и мир вокруг женщины становился перламутровым. Ни масть коня, ни цвет ее платья ничем себя не выдавали, скорее, скрадывались среди равнины, наполненной нетерпеливой песней цикад и ожиданием дня.

– Орнунг! – конь перешел на шаг, и, подойдя к хозяйке, коснулся бархатными губами ее шеи. – Накупался вволю? – женщина обняла коня, ледяное звездное молоко, сиявшее крупными каплями на упругой коже, гибкой на сильных мышцах и выпуклых венах жеребца, уже успело нагреться от работы горячего сердца. Некоторое время они стояли обнявшись, словно высеченные из серого сланца – стройная женщина и породистый жеребец, мягко склонившие друг к другу головы. – Наше путешествие закончилось, пора домой. Повидаем Гая, наведем порядок... А потом придет черная, как сажа, Лулу, и, пригревшись на коленях, жмуря янтарные глаза, поведает, куда двигаться дальше. Вот, смотри, мне удалось его отыскать.

Правая рука женщины еще обнимала холку коня, а левой она вынула из шелковых складок бюстье небольшой предмет – изящный мешочек на ремешке, умело сплетенном из конского волоса, щедро украшенный драгоценным стеклярусом.

- В нем его амулет. Цел, даже не поцарапан, значит, он жив и невредим. Нет, здесь его не было, и нога не ступала. Амулет я сняла с погибшего среди боя торговца.

 

Как всегда, поцеловав меня, ты взлетела на коня и умчалась, не оглянувшись. Но то, что между нами, оно будет отзываться дорогой, и звать бесконечно... Потому что найденный амулет — это частица моей жизни, и если ты ее отыскала, она — твоя. Притягивается подобное. Эмили, Эмили! Кто-то живет воображением, многие лишены даже его, а ты сказку делаешь былью, без сомнений уходя в неизвестное. И что может быть прекраснее твоего полета за моей ускользающей легендой!

 

Женщина задумалась... Откуда у обычного маркитанта такая вещица? Настолько сильная, что она безошибочно узнала ее след на древнем пути. Видно, это был один из тех маркитантов, что, рискуя жизнью, пробираются на край Ойкумены и там ведут торг, сами не зная, с кем. Древние легенды многим не дают спокойно спать в надежных лавках у родного дома. Видно так, в торге не глядя, и перешел в руки амулет к маркитанту, что заплатил за неизвестную ему вещь ему же неведомой ценой — жизнью своего рода. Но храбрец не остался в накладе. Одна из валькирий выбрала его среди воинов и унесла в Валгаллу. Он, таки, купил себе рай, истово веря в мечту, над которой все хохотали, даром, что родился среди маркитантов. Он никогда не узнает, что его родной город вместе с погостом уже снесен небывалым извержением. Конечно, он даже не мог предположить, что путь к мечте завершится в расцвете жизни среди яростного боя передовых отрядов головорезов. Да, он хотел жить и дрался, словно родился воином, но намного сильнее он хотел жить вечно! Впрочем, теперь его путь изменился. И еще. В последний свой миг он вспомнил не жену и двух маленьких дочерей, он... словно узнал валькирию, ту, что его выбрала, и лицо его озарилось восхищением... По этой предсмертной маске женщина и отыскала его после боя.

 

 

И все эти, казалось бы, несвязанные события, желания никогда не знавших друг друга людей, сошлись в узел, чтобы она перехватила амулет до того, как это сделают другие... Лулу расскажет, что делать дальше. А сейчас пора домой — насладимся с Орнунгом дорогой.

Это была единственная мысль, посетившая ее в Ойкумене. Больше она не думала, ни к чему. Теперь опять и привычно думает тело.

 

Как быстро пролетают положенные нам месяцы! И опять, опять дорога тебя зовет... Эмили, Эмили, милая моя девочка! Ты ищешь то, о чем даже не догадываешься — меня, из той, бесконечно далекой юности, когда я был сыном смертной женщины и бога, ходившего теми дорогами, среди которых теперь исчез наш сын, это мои амулеты ты собираешь по Вселенной, мою тень пытаешься догнать, мой голос зовет тебя во сне.

 

Упруго оттолкнувшись от земли, женщина привычно вскочила на коня, одновременно подавая вперед. Орнунг радостно заржал и мерно пошел навстречу солнцу. За исчезающим светом последней звезды растворялась наездница на неоседланном скакуне, уверенно набиравшем высоту. Коралловое облако шелков, на миг показавшее цвет, потонуло в первых лучах светила, игравших со светлым хвостом гнедого, как медь, скакуна. Бликами сверкали серебряные подковы.

 

 

Внизу оставались безлюдье, цепи гор, древняя покинутая дорога среди лениво изгибавшейся долины, по которой уже ступал платиновый рассвет.