Что хочет автор. Литературные конкурсы

«Меня заблокировали на украинском сайте стихов до 2023 года! Боятся, сволочи, что просочится правда в массы. Да, это действительно, массы чего-то липкого, вязкого, смрадного. И всего-то пара-тройка жёстких стихов о войне, моём отношении ко всему происходящему, но как приятно, что нам с ними не по пути. Столкнулись лбами и прём друг на друга. А я резко отойду в сторону, пусть они, потеряв силу сопротивления, летят в пропасть. Не жалко. Во время полёта в преисподнюю, вряд ли взовут к Господу. Не успеют. В аду – свои правила. Летите, господа-пановэ, вас там ждут».

Ирина откинулась в рабочем кресле с ручкой в руке. Как-то мерзко начался рассказ. Что-то здесь грязно, что ли? И тут подруга прислала ссылку в интернете. Что там интересного? «Чмо обыкновенное». Челюсть отпала при просмотре мультика уже на первой минуте. Они уже и мульты для детей состряпали о нас. Фу, какая мерзость. Нет, значит, всё правильно Ирина сказала о сайте. Их не переделать.

Только теперь стало всё ещё запутаннее по поводу ада. Какой ад страшнее: надуманный или реальный? Но есть ад пострашнее - ад непонимания: во имя чего, ради кого, а кто ответит по делам своим?

«Мы собираем гуманитарную помощь своим солдатам», - разрывается перед аудиторией активная бабёнка, сын которой и быть не может на войне.

«А мы бронежилеты отправили», - вторит ей активистка.

«А моему папе дайте танк!» - обращение ребёнка.

Они все больше, чем уверены, что поступают разумно, не замечая знаков отличия на предплечьях солдат. А это – фашистская свастика, по меньшей мере.

А в интернете Александр Морозов, находящийся который месяц в котле Дебальцево, написал на своей страничке:

«Дебальцево – это не Киев. Соседка, работающая медсестрой в больнице, рассказала, что им привезли украинских солдат с лёгкими ранениями на перевязку. Один штаны снимает, а под ними трусов нет. Стали расспрашивать. Говорит, такое снабжение. А на улице по утрам до нуля градусов. Так и всё хозяйство отморозить можно. Мне жалко и тех и этих пацанят. Смотришь – совсем молодые, только от мамкиной сиськи оторвались – и в мясорубку. Свои дети у них в Гарварде».

Не стоит осуждать медсестру за то, что принесла пацанам из дому трусы в больницу. Материнское чувство и чувство милосердия – выше разума смерти. Как странно… «разум смерти». Неужели и такое бывает? Если существует смерть – значит, бывает цепочка событий, случайностей, закономерностей, ведущих к ней. Мы привыкли к закономерности: родился, прожил цикл времени, умер. Война откорректировала свою закономерность.

Мать, отправившая сына убивать и получившая на него похоронку, покончила жизнь. Закономерность? Нет. Случайность? Нет. Сбой цикла жизни.

Ирина вернулась из философских рассуждений к реальности и получила новую порцию милосердия. Приют для стариков не покинут, не обделён вниманием: сегодня на кухне была отремонтирована электрическая плита. Просто пришёл человек с инструментами, просто постучал в двери и просто помог. Просто ли? Ничего в этой жизни так просто не происходит.

- Ирина, добрый, надеюсь, вечер.

- И я надеюсь, Людмила. Здравствуйте.

- Решила отчитаться о проделанной работе.

- Знаю-знаю. Директор приюта уже позвонил и радостно сообщил, что жизнь продолжается.

- Я наказала мастеру периодически навещать приют или отзваниваться, нужна ли какая помощь.

- Вы так милосердны, Людмила.

- Забудем. Это вы милосердны, Ирина. Такой больной вопрос подняли на уровень человеческой совести.

- Ой, давайте не будем, Людочка. Всё получилось – и, слава Богу. А как вы в такой ситуации выживаете? Случайно узнала, что квартира ваша стоит без стёкол, а на улице по ночам минус три.

- Откуда вы узнали?

- Не смешите, дорогая. Мир действительно тесен. Так всё переплетено: у вас в квартире нет стёкол, а вы в это время собираете гуманитарную помощь старикам.

- Ну, допустим, о стёклах я уже договорилась и вчера мне окна застеклили.

- Вот откуда осипший голос, - сказала Ирина. - Простуда. Мира всем нам, Людмила. А он наступит непременно, когда такие самоотверженные женщины, как вы, здесь живут.

Ирина отключила телефон. Что-то её понесло на высокопарный монолог. Сейчас это никому не нужно, но иногда так не хватает доброго слова не только ей, но и тем же старикам, которые и чёрствому хлебушку рады.

Ирина давно не видела снов: ночи дважды, иногда трижды прерываются мучительными приступами озноба. Как страшно мёрзнуть в тёплой постели. Она прекрасно понимает, что это – издержки её заболевания, но издержки не понимают, что Ирине холодно. Каждый раз, укладываясь спать, она была готова к тому, что проснётся от собственного завывания от холода.

Эта ночь не была исключением, но под утро ей приснился хлеб. Огромных неестественных размеров батон ароматного хлеба, из которого незнакомая ей женщина ловко делала пирожные с начинкой.

Ирина не была голодна. Она знала, что кусочки импровизированных пирожных она раздаст голодным.

Ариша мило улыбалась бабушке и чему-то своему, детскому. Утро началось без взрывов – и это радует.

- А вдруг больше никогда не повторится бомбёжка? – безнадёжно сказала внучке Ирина.

- Гу, - ответила та.

- Значит, всё будет отлично. Кашку?

Малышка легко «соскочила» с грудного молока, по-взрослому понимая, что мамочки долго не будет дома. Чтобы продержаться в это нелёгкое время, надо рассчитывать только на себя. Не сорвать бы спину от тяжестей, которые приходится перетаскивать на себе или перед собой весь рабочий день. Но дочь ни разу не пожаловалась матери. А сегодня утром Ирина увидела, как Оля надевает под свитерок её ортопедический корсет. Отговаривать всё равно не получится. Главное – тёплая улыбка и «чмок» в щёчку.

Днём Ирине позвонила Аля из Киева и рассказала о том, что передала для Ирины посылочку. Это сон? Во сне чужие люди были голодны. Неужели и Ирина голодна, только не во сне, а наяву? Она никогда об этом не думает – так легче выживать. Нет, она не голодна. Прожиточный минимум в доме есть. На хлеб насущный тоже находится, а вот на удовольствия – нет. А удовольствие так нуждается в расходах. У этого удовольствия даже имя есть. Ариша.

- Аля, здравствуйте, - ответила Ирина на звонок новой знакомой из Киева.

- Доброе утро, Ирочка. Очень надеюсь, что доброе.

- Сегодня ещё тихо. Только бы всё так и осталось.

Ирина рада была этому звонку. Киев хранит в себе не только сторонников войны, но и самых ярых противников. Или не ярых, но тех, настоящих, которые видят, из чего всё зародилось и к чему всё приведёт.

Поговорили о событиях в Донецке, об обстановке в Макеевке и Киеве, о поэтах, живущих в тяжёлых зонах. Оказывается, у них есть общие знакомые, которые встали на сторону украинской армии и тем самым перебрались на другой берег отношений, навсегда разрушив мосты, теперь грубо отвернулись от своих. Или это только думалось, что свои?

- Ирина, а читали стихотворение общего нашего знакомого поэта о том, что Донбасс надо уничтожить и стереть из памяти.

- Нет, не читала.

- Он не просто поэт, он – учитель в школе. И чему он учит своих детей? Кто выйдет из его класса? Ведь учитель должен бережно относиться к детским душам.

- Сейчас трудно с этим справиться, Аля, но очень надо. Слышала о концентрационных лагерях в Ждановке?

- Нет.

- Я об этом ещё в июне говорила, но мне один человек, тоже поэт, очень убедительно доказывал, что я что-то путаю. Вот теперь бы он посмотрел на фотоснимки и фильмы об этих лагерях. Украинские власти убеждены, что только в лагерях смогут прочистить всем неблагонадёжным мозги. К чему мы скатились?

- Ирочка, у вас с выплатами наладилось?

- У меня ещё всё законсервировано, если можно так сказать. Карточка пустая, почта тоже денег не выдаёт. Всё остановилось на ржавой фазе выживания.

- Завтра вам передадут немного денег. На детские смеси и памперсы хватит.

Ком подступил к горлу. Что за жизнь? Что за позорное социальное положение? Для себя в жизни бы не взяла, а здесь – ни в чём не повинная крошка, родившаяся на свет не для войны…

- Что за дыхание? Мы плачем?

- Так получилось. Больше не буду.

- Будь, Ирочка, - перешла на «ты» Аля. – Иногда после слёз становится легче. Пусть будет легче. Договорились?

- Договорились, - выдохнула Ирина.

И как быть в этой дилемме? Вот он, Киев. И не все на Майдане скакали, и не все взяли в руки оружие, а в умы злость. Откуда эта злость у женщин? Получив оплеуху сразу от нескольких женщин, искупавшись в словесных помоях ненависти и вспомнив о том, что её страницу со стихами гражданского характера «забанили» на девять лет, успокоилась. Девять лет на украинском сайте будут жить без Ирининых стихов.

Но стихи-то живут!

А на душе ни холодно, ни жарко,

А в голове - такая пустота.

И что с того, что я не парижанка

И жизнь мою «пришелец» растоптал?

Я в огородах посажу калину,

Как оберег непризнанных имён,

Представив жизнь не паутиной длинной,

А хрупкой сферой точечных времён.

И пусть её не разорвёт осколком,

У оберега Ангел тоже есть.

О, сколько будет длиться время? Сколько?