После католического Рождества в преддверии Нового года город неутомимо продолжал сиять разноцветными огнями, превратившими вечерний старинный град в единые подмостки театрального завораживающего спектакля. Который притягивал к себе отдыхающий народ, заполонивший живым красочным серпантином все улицы и улочки Франкфурт на Майне.

По одной такой узенькой улочке, сверкающей витринами, между домами с нависающими разномастными балконами почти бежала белокурая высокая женщина. Одной рукой она держалась за живот еще стройного, но уже слегка заплывающего жиром тела, другой – размахивала дамской сумочкой в такт движения. В больших и выразительных глазах туристки светился животный страх и отчаяние. Ни на секунду не останавливаясь, красивая женщина средних лет с надеждой осматривала закрытые подъезды домов, всматривалась в проулки, но нигде не находила укромного местечка, чтобы освободиться от невыносимой рези в животе. Следом за ней едва поспевала дочь Алла, которую она уговорила поехать в отпуск, чтобы посмотреть знаменитый город в новогоднем убранстве.

С самого детства Светлана влюбилась в его название и мечтала побывать здесь, побродить по улицам, ознакомиться с достопримечательностями. На сорок пятом году жизни мечта ее исполнилась, и она с дочерью уже четвертый день жила в отеле города, каждый день гуляла по улицам и паркам, заходила в музеи и магазины, любовалась готикой старинных замков и дворцов.

– Алла! Что делать? Я не могу больше терпеть!

– Мама! Я не знаю, ищи туалет!

– Да, где же он в этом городе?

– Мама! Вот там, вдали, что-то, похожее на него!

Но ни вдали, ни далее не было никакого признака сооружения, способного спасти ее от позора. Везде закрытые подъезды и дома, приткнувшиеся друг к другу так плотно, что не было никакого шанса найти заветный уголок, за который сейчас много бы отдала женщина. Но кругом в свете завораживающего, разноцветного, холодного и безразличного сияния рекламных щитов сновали многочисленные и беспечные пешеходы, лопотали что-то на непонятном ей языке, не обращая ни малейшего внимания на горе чужой им путешественницы.

– Все наша беднота проклятущая, – зло ворчала себе под нос женщина, – нужно было в ресторан ходить ужинать, а мы в номере ели колбасу и булку из магазина, чтобы сэкономить пару евро. Вот и прихватило теперь живот, колбаса вчера была куплена, наверное, испортилась в теплой комнате.

Светлана резко остановилась, переждала приступ очередного позыва в животе, обреченно и безразлично сказала Алле:

– Пусть лучше лопнет совесть, чем кишечник. Не могу я больше терпеть, будь что будет!

Но в канун Нового года и православного Рождества Христа Бог не мог допустить, чтобы женщина могла опозориться перед толпой гуляющего по городу народа. В самый отчаянный момент перед побледневшей женщиной вдруг распахнулась входная дверь дома, возле стены которого она остановилась от боли.

Из дома вышел пожилой мужчина. Это был шанс. Светлана выпрямилась, прошмыгнула в подъезд, успев сделать приветливую улыбочку, и быстро буркнула:

– Danke schоеn!

Дверь за ее спиной захлопнулась, и она нерешительно остановилась на мгновение на лестнице. Свет погас. В подъезде стояла тишина, изредка нарушаемая невнятными звуками, глухо пробивающимися сквозь кирпичные стены. Светлана оробела в чужом доме и не знала, что предпринять: идти дальше или повернуть назад. Но живот снова напомнил о себе такой страшной болью, что женщина без раздумий рванула вниз по ступенькам. На самой нижней площадке она швырнула сумочку к стенке и юркнула под лестницу.

Света испуганно замерла, ей казалось, что на невольный шум сбегутся жильцы. Женщина тревожно насторожилась в темноте, но никто не вышел, и у нее на душе стало так легко, что казалось, вот-вот воспарит птицей. Туристка счастливо улыбнулась: беда миновала.

Вдруг она онемела, почувствовав, что кто-то провел рукой по ее обнаженному телу.

Светлана дико завизжала и, выскочив из-под лестницы, понеслась к выходу, на ходу оправляя одежду.

Рывком открыв входную дверь, несчастная женщина выпрыгнула на улицу и, едва дыша от ужаса, подбежала к дочери.

– Мама! Что с тобой, приди в себя! Тебя кто-то обидел там?

Светлана в ответ что-то мычала, с шумом втягивая в себя воздух.

– Мама! Ответь мне, ты меня пугаешь!

Отдышавшись, мать все рассказала дочери и спросила:

– Что делать теперь, там осталась моя сумка осталась? В ней деньги и документы, нужно вернуться туда.

– Я не пущу тебя, мама, а вдруг там прячутся бандиты! – Алла смотрела со страхом на маму, крепко схватив ее за руку.

– Какие бандиты, я думаю, что зверек какой-нибудь! Только не похоже на животное, больше смахивало на мужскую руку.

– Что там делала мужская рука? Где же было тогда тело? Ты же говорила, что случилось под лестницей?

– Ну да, может, он лежал там пластом и прятался, как партизан, дожидаясь меня.

– Откуда он узнал, что ты придешь туда?

Обе женщины замолчали, рисуя в своих головах самые невероятные картины, еще больше пугаясь от этого.

– Мама, надо заявить в полицию! Там прячется сексуальный маньяк. Тебе повезло, что удалось вырваться из его жестоких рук.

– С чего ты решила, что безжалостный маньяк, а не простой грабитель или отчаявшийся наркоман?

– Так, он тебя схватил за какое место, сама подумай, что нужно ему было от тебя? А обыкновенные бандиты берут обычно за горло или бьют по голове битой.

– Ладно, не пугай, умная ты моя! Идем в участок, он недалеко отсюда, я приметила случайно.

Дежурный полицейского участка встретил женщин радушно, пригласил присесть и рассказать, что привело столь привлекательных дам к мужчине в форме, обремененному службой.

Алла, наморщив от напряжения милый носик, сбиваясь и заикаясь, начала пересказывать полицейскому правду о вечерней прогулке по красивому городу. Светлана, краснея от стыда, сидела, потупив глаза, изредка бросая одну и ту же весомую фразу на немецком языке:

– Ja, Ja!

Выслушав рассказ Аллы, удивленный офицер помолчал минуту, затем внимательно посмотрел на русских туристок и сказал:

– Я думаю, что смогу помочь несчастным дамам, гостящим в нашем прекрасном городе. Только вызову машину, и вы с сотрудниками полиции направитесь на место происшествия.

– Нет, нет! Идите без меня! – закричала на русском Светлана, когда полицейские предложили следовать ей с ними непосредственно к месту происшествия. – Алла переведи им!

Но мужчины в форме не согласились с ней, сказали, что она должна сама видеть свою сумку, чтобы не было повода подозревать блюстителей порядка, если что-нибудь в сумочке будет недоставать.

Полицейские открыли ключом дверь – очевидно, имели универсальную отмычку для всех дверей жилых домов и, подсвечивая фонариками, отправились вниз по лестнице.

Светлана, неимоверно страдая и очень смущаясь, нехотя плелась за их широкими спинами.

На нижней площадке у стенки лежала сумка женщины, а под лестницей в свете лучей двух карманных фонарей мирно спал на тощем тюфячке бомж. Запаха уже не было, хотя лицо бездомного немца было густо усеяно крупными коричневыми веснушками органического происхождения.

Полицейские попытались разбудить пьяного мужчину, но, поняв тщетность, махнули рукой и, подхватив сумку Светланы, направились к выходу.

На улице они заставили женщину проверить содержание, и, услышав, что ничего не пропало, вежливо откозыряли русским туристкам, пожелав приятного вечера, уехали.

Мама с дочерью, как минимум, ожидая штрафа или замечания, с удивлением смотрели в след удаляющейся патрульной машине.

– Идем, Алла, в гостиницу, выпьем за мое освобождение!

– Из тюрьмы?

– Да нет! Чтобы в тюрьму попасть здесь, ты сама видела, нужно очень постараться.

Женщины, сидя уютно в номере, пили сухое вино и весело смеялись, вспоминая приключение с бомжем.

– Я им отомстила за своего дедушку, которого они убили под Смоленском! – кричала Светлана.

– Мама, не смеши! Чем ты отомстила?!

– Чем могла, тем и отплатила!

– Теперь, думаю, ты за границу ни ногой?

– Почему это? В следующем году хочу повидать Лондон. Поедешь со мной?!