«Эй, Сиплый! Чайку сгоноши!». Камера СИЗО медленно просыпалась, вставала от липкого и припадочного, пропахшего человеческой нечистью сна. Шестая хата всегда пользовалась дурной славой, и Трансформатор этим очень гордился – пресс-хата, как-никак. И тюрьма знала, и цинк был для бродяг…

Трансформатор окончательно проснулся, почесал под засаленной майкой брюхо. «Сиплый, чего, повторять буду! До баландера не успеешь, рвань, глаз на жопу натяну!». Чай сейчас будет. Трансформатор поворочался на шконке. В своей хате он был авторитетом непререкаемым. И, правда – сидел с малолетки. Трансформатор видел в жизни многое, как он считал. Зоны, лагеря, изоляторы. Ел баланду почти всю жизнь, воли почти не видел.

Трансформатор считал себя также вправе управлять тюремной жизнью. Не было рьянее его в соблюдении воровского закона. Любил он толковать «понятия», приручать и подминать под себя мужичье сословие тюрем и зон. Скольких людей офоршмачил, сколько судеб «по закону» поломал – не счесть.

…Очень своеобразна была у Трансформатора философия: он воспринимал весь мир как одну большую зону. Начнет, бывало, думать и рассуждать вслух, нависая на уши молодым и непривычным: «Вот смотрите, арестанты честные, бродяги и фраера (вот ведь, какие фигуры речи). На зоне есть смотрящий, есть его колода козырная. Есть и общак. На воле - тоже. Есть президент, это, значит, смотрящий. Есть премьер. Это – положенец. Те, кто дела делает, министры и чиновники, это все колода козырная, как у нас. Есть общак, то бюджет государства. Когда так, все ровно: пупкари в окошко смотрят, шныри чай носят, дубаки беспредел давят, бухгалтер считает, лепила лечит. И живет зона с той стороны колючки мирно: мужики горбатят, хрусты в общак отстегивают, да не базланят, чтобы баб своих по тихим углам спокойно трахать. Не лезет в бычку никто, все живут спокойно. А беспредельных – в запретку, под пули вертухаев. На том стояла и стоит зона на воле, за колючкой». Расфилософствуется так, и забудет, что с малолетки он стукач, «шерстяной», ссученный. Что подвел под вышак кое-кого из кентов своих верных.

…Так жил Трансформатор годами и десятилетиями, и выходя с зоны встречал только подтверждение своей зековской философии: «у каждого в паспорте номер есть, потому он зека такой-то, обязанный в общак отчислять». Видел годами и десятилетиями, как перед хозяевами, что в погонах, что в галстуках, люди на коленях стоят, а те хозяева их в лицо сапогом пинают. И думал часто Трансформатор о том, кто на свободе, кто с нужной стороны колючки и кого вертухаи грохнут при попытке подорвать. По прокурору зеленому…

…Сиплый принес не только чаю, но и весть: явился на зонах человек Божий. Где ни появился бы – зона меняется, меняют зека свою жизнь. А куда и как меняется и зачем меняют – никто не говорит. Так, отзваниваются зоны…

Сегодня в хату должны привести нового арестанта, и скучающий Трансформатор решил радость братве доставить, встречу организовать, для чего перед дверью в камеру бросили чистое полотенце.

Из-за двери раздалось: «Лицом к стене». Пупкарь привычно повернул ключ в замке, и в камеру вошел простой человек. Зека. Без вещей. Он спокойно перешагнул через полотенце перед порогом. Спокойно уселся на шконку. Посидел, подумал, пока Трансформатор и вся компания из камеры были в ступоре.

Потом человек негромко позвал: «Сергей Иванович, подойди». Трансформатор, который почти забыл свое имя, повинуясь закону спокойного голоса, подошел.

Новый насельник камеры разговаривал с Трансформатором около пяти минут. Вся камера слышала: «Да ну тебя на хер, бродяга». И видела перекошенную и заплаканную рожу Трансформатора.

…Утром бродяга ушел на этап. И никогда больше Трансформатор не филофствовал…