Введение

 

Крохотный огонёк вяло полыхал, освещая комнату с низким потолком и приопущенными шторами. Пожилая женщина, в поношенном платье с неровными вытачками и манжетами из потёртой саржи клевала носом, покачивая детскую кроватку. Ребёнок, перестав хныкать и кряхтеть, поутих и нахохлился. Глядя на крохотное тельце и поскрипывающую колыбель, многие бы ахнули: "Так спят только ангелы", но сиделку красота засыпающего создания, видимо, трогала не особо. Женщина покачивалась в кресле и в полудрёме надувала щёки. Когда с улицы послышались крики и смех, сиделка вздрогнула и тряхнула головой. Похлопав себя по щекам и резко выдохнув, она склонилась над малышом: "Спишь, непоседа?". Женщина отодвинула стул и на цыпочках вышла из комнаты. Дверь закрылась.

В комнате воцарилась тишина.

Младенец дышал так легко и тихо, что казалось, что даже пламя угасающего фонаря создаёт шума больше, чем единственный обитатель всеми покинутой спальни. За окном послышались звуки. Темный контур показался в оконном проёме, мелькнул и исчез. Послышалось шуршание. Сквозь створки протиснулся кусок стали. С лёгким скрипом он пополз вверх и, наткнувшись на щеколду, замер. Видимо тот, кто стоял за окном, действовал наощупь. Ещё одно движение, запор звякнул и ставни распахнулись. Чёрная накидка с капюшоном, сдвинутым едва ли не до подбородка, сильное и ловкое тело, ночной гость несколько минут не решался проникнуть в помещение.

Ничто не нарушило тишины.

Чужак убрал нож и облокотился на подоконник. Ветер, вместе с незваным гостем ворвавшийся внутрь, погасил пламя свечи, комнату наполнил мрак. Незнакомец влез в окно и подошёл к младенцу. С улицы снова послышались крики, незваный гость замер, но поняв, что всё в порядке, потянулся к кроватке. Ребёнок перевернулся, всхлипнул, похлопал губками и снова притих. Человек схватил младенца, прижал к груди и в один миг оказался у окна. Никто из домашних не услышал того, как хлопнули ставни. Похититель, топая, подбежал к забору, и, протиснувшись сквозь узкий лаз, растворился в темноте надвигающейся ночи.

 

Поломка на дороге

 

Граф Немов Пётр Григорьевич – мой отец, длительное время занимавший должность коллежского асессора департамента полиции при Министерстве внутренних дел, ушёл в отставку не по своей воле. Нет, не подумайте, ни в чём таком граф Немов замечен не был: взяток не брал, денег из государевой казны не присваивал, да и к рюмке прикладывался крайне редко. Примерный семьянин, отец троих детей, одним словом образец добродетели, верный слуга народа и государя. Причина, по которой отец оставил столь высокий пост, оказалась весьма обыденной. У ещё довольно молодого мужчины (отцу нет и пятидесяти) обострилась бронхиальная астма. Всем известно, что в государевой столице астматикам живется, не особо вольготно. Шутка ли, триста дней в году – дожди. Вот врачи и посоветовали отцу перебраться поближе к югу.

Моя матушка, Дарья Андреевна, узнав о решении мужа оставить службу и перебраться в родовое имение под Серпуховом, пришла в полнейшее уныние. Но выбирать не приходилось. Если уж отец что-то решил, отговорить его никто бы не решился. Графиня повозмущалась, поворчала немного, даже пустила слезу, но вскоре утихла и велела прислуге паковать вещи. Мне, конечно, перспектива покинуть привычное жильё в столице тоже радости не прибавила. Утешало лишь одно, на следующий год родители собирались отправить меня в столичный кадетский корпус, так, что моё расставание с Санкт-Петербургом обещало быть недолгим. Лишь мои сёстры Лидия и Вера обрадовались возможности перебраться в деревню, где по их представлению, жизнь "ну просто прелесть". Глядя на их довольные мордашки, я утешал себя мыслью о недолгом пребывании в провинциальном захолустье.

 

Мы тряслись в дорожной карете уже третьи сутки. Граф с графиней дремали, а кучер Семён негромко напевал, сидя на облучке. Устали все: отец, мать, я, даже Лидия с Верой, первые дни так много болтавшие, притихли и сидели задумчивые и хмурые. Я отрешённо смотрел в окно, мечтал о прохладной ванной и бокале клюквенного морса, в этот момент наш транспорт и налетел на какую-то колдобину. Карету тряхнуло, и мы остановились.

– Ступицу разбило, барин. Похоже, надолго застряли.

Семён, просунув голову в окошко, виновато улыбался. Отец очнулся ото сна.

– Выходить что ли?

– Тут кузнец надобен, сам не починю, так что, пока сидите.

– Ну, так поспеши, голубчик. Ступай скорей, – встрепенулась матушка и принялась обмахиваться цветастым веером.

– Побегу, – Семён спрыгнул с подножки.

– Раз надолго встали, чего сидеть-то? – отец распахнул дверцу и вышел. – И вы пройдитесь, земля тут сухая, твёрдая, травка кругом, цветочки.

Мы по очереди выбрались наружу. Природа действительно завораживала. Дорога, слегка петляя, убегала вдаль, разрезая покрытое цветками клевера поле. Неподалёку у лесочка, раскинулся палаточный лагерь. Сдвинутые вряд кибитки, пасшиеся поодаль кони…

– Это что ж? Цыгане? – охнула графиня.

– К ним Семён и побежал. Повезло нам, у этих кузнецы, что надо, – со знанием дела заявил отец.

Я же, заинтересовавшись нашими случайными соседями, побрёл в сторону расположившегося на постой табора.

 

Гадалка

 

– Позолоти ручку, барин, погадаю.

Она смотрела, не мигая задорно и дерзко. Длинная пышная юбка с оборками, монисто из крупных медяков, на плечах цветастая шаль. На фоне чернявых и загорелых цыган, светловолосая красотка выглядела белой вороной. Я достал целковый и протянул юной гадалке.

– Ты не очень-то похожа на этих…, – я не договорил, девушка схватила меня за руку.

– Давай уж, раз заплатил.

По сдвинутым бровям, я понял, что ей не понравились мои слова. Утратив прежние дерзость и задор, она стала водить пальцем по моей ладони.

– Это линия жизни. Она у тебя, молодой барин, прямая и ровная.

– Ты мне лучше про любовь скажи, что с кем да когда. Научишь меня, как девиц привораживать? Или не умеешь?

Девушка нахмурилась:

– Напрасно насмехаешься, я у лучших гадалок училась, знаю и магию, и волшбу. Могу, если надо и приворожить. Только не буду, да и зачем оно тебе?

– Как зачем?

– Опасно это, такими вещами шутить, себе дороже. Духи проклятие наложить могут, не любят они, когда с волей человечьей играют.

Я рассмеялся:

– Да ладно, врёшь ты все. За монету любому с три короба напоёшь, ничего не испугаешься: ни кары небесной, ни духов. Сказки всё это для детей и баб деревенских.

– Напрасно ты так, – девушка достала целковый и сунула в мою ладонь. – Забери! Не надо мне твоих денег, а то, что по руке прочла, я тебе даром скажу. Ждёт тебе, молодой барин, испытание. Знание тебе откроется. Сможешь им воспользоваться, твоё счастье, а нет…

– И вы тут, Олег Петрович? – я обернулся, сзади подошёл Семён. – А я гляжу, вы, не вы? Прогуляться решили?

– Да вот, хожу, осматриваюсь…

Я повернулся. Девушка, куда-то исчезла.

– Кузнеца сразу нашёл, обещал быстро дело справить, да и денег запросил немного.

Я вертел головой, ища незнакомку: "Куда ж подевалась?". От досады я прикусил губу.

– …так я и говорю: "Случись такая поломка в столице, тамошние мастера впятеро бы запросили".

– Хорошо, хорошо, ступай. Пригляди за кузнецом, а то деньги возьмёт, а работу сделает плохо.

Кучер встрепенулся.

– И вправду, они ведь такие шельмецы, эти цыгане.

Семён потрусил к поломавшейся карете, а я, избавившись от назойливого слуги, долго бродил по лагерю. Чумазые ребятишки бегали вокруг меня, просили леденцов и денежку. Я быстро лишился завалявшейся в карманах мелочи. Леденцов и пряников у меня не было, поэтому босоногие попрошайки, когда я раздал все свои копейки, тут же меня покинули. Взрослые мужчины и женщины, почти не обращали на меня внимания. Они занимались своими делами, и, когда я их расспрашивал о белокурой гадалке, лишь пожимали плечами.

Странные они, эти цыгане.

К вечеру, когда карету починили, мы продолжили путь. Я всю дорогу ломал голову над тем, куда подевалась заинтересовавшая меня особа, и что означали сказанные ею слова?

 

Нас приглашает князь

 

Наша жизнь в имении отца, ожидаемо, оказалась до безобразия скучной. Конные прогулки и чтение быстро надоели, а охота меня не привлекала никогда. Матушке не хватало приличного общества, да и отец не мог найти достойного партнёра для игр. Только сёстры не унывали. Они бегали с местными девчонками на речку, купались, собирали цветы в полях, одним словом придавались разным девчачьим забавам. Для меня, кроме всего прочего, настоящим мучением стали игры с отцом в шахматы. Я не большой любитель двигать фигуры, а вот батюшка... Постоянно проигрывая, я злился, и уходил в свою комнату. Отец же, за неимением другого соперника, снова и снова уговаривал меня устроить очередную партию. Я терпел, считая дни.

 

– Нас приглашает князь Лисовский! – Дарья Андреевна сияла.

Отец напрягся:

– Никогда не любил этого прохвоста. Помню его ещё мальчишкой, он тут такое устроил.

– Полно, милый. Мне он показался вполне достойным человеком. Правда, он какой-то нервный.

Дарья Андреевна, которую сейчас вдохновляло любое общение с лицами своего круга, оглядела присутствующих хитрым взглядом. Вера с Лидочкой радостно захлопали в ладоши (ох уж эта наивность). Неужели и я в их годы был таким же неисправимым оптимистом?

– Вчера я выехала на прогулку, и этот очаровательный мужчина повстречался на моём пути, – матушка сложила руки на груди, её взгляд устремился к потолку.

Дарья Андреевна время от времени вела себя как молоденькая гимназистка. Отец, оценив матушкино кокетство, отвернулся, улыбнувшись в кулак. Графиня, не заметив этого, продолжила свои восторженные излияния:

– Князь Борис такая душка, эдакий седовласый красавец. Хотя он довольно молод.

Матушка снова заломила руки, а отец поднялся со стула, собираясь покинуть залу.

– Дорогой! – в голосе графини прозвучали капризные нотки. – Так мы принимаем предложение князя? Он звал нас завтра к обеду.

Граф махнул рукой:

– Поехали. Чего уж там? Может он за это время научился чему-нибудь полезному и умеет отличить слона от ферзя.

Мы все радостно переглянулись.

 

Фамильный портрет

 

Борис Васильевич Лисовский встретил нас, любезно раскланялся и поочерёдно поцеловал руку графине и обеим сёстрам. Я сразу понял, почему князь так очаровал мою матушку. Лет тридцати пяти, орлиный взор, выразительные глаза, князь Лисовский действительно оказался весьма привлекательным мужчиной.

Но, Дарью Андреевну ждало горькое разочарование. После застолья, которое предложил нам любезный хозяин, матушка оказалась не у дел. В ходе трапезы отец поинтересовался, играет ли князь Борис в шахматы? Получив положительный ответ, батюшка засиял как новый серебряник. Услыхав же, заявление хозяина, что он – князь Лисовский, в определённых кругах он признан весьма неплохим игроком, граф тут же предложил сыграть партийку-другую. Князь виновато посмотрел на матушку, та лишь пожала плечами (ей ли было не знать, что отца теперь ничто не остановит). Борис Васильевич с батюшкой удалились, нам же было предложено осмотреть имение. Дарья Андреевна с дочерьми отправились в парк в сопровождении дворецкого, я же, в гордом одиночестве принялся бродить по дому.

Не смотря на то, что роскошью меня не особо удивишь, отделка княжеского жилища меня весьма впечатлила. Просторные залы, золочёные люстры, фрески и гобелены, я вовсе не ожидал встретить подобное в этой деревенской глуши. Очевидно, предки нашего хозяина были людьми весьма обеспеченными. Любуясь этой роскошью, я попал в широкий коридор, с двух сторон завешанный портретами в массивных золочёных рамках. Статный старикан с пышными бакенбардами и увешанной крестами грудью, зрелая дама под розовой вуалью, подросток в офицерском мундире и дюжина подобных картин – разные люди, разные лица. Пока я рассматривал этих чопорных аристократов ко мне подошёл дворецкий:

– Олег Петрович, не нужно ли чего?

Матушка, оставив Лидочку с Верой на попечение гувернантки, захотела погулять одна.

– Это всё родственники князя? – поинтересовался я.

– Они самые. Это прапрадед хозяина по материнской линии, а это троюродная тётка по отцу.

Я кивнул и прошёл вперёд. В этот момент на глаза мне попался портрет, совершенно не вписывающийся в столь колоритный "ансамбль". На картине была изображена девушка в ярком платье с коралловым ожерельем на груди. Пронзительный взгляд, слегка пухлые губы, чёрные как смоль волосы, перетянутые алой лентой, я был поражён красотой юной особы изображённой на портрете. "Цыганка? – догадка вызвала у меня жуткий интерес. – Родственница Лисовского?".

– А кто эта девушка? Она не слишком-то похожа на особу из высшего общества.

Видимо мой вопрос смутил дворецкого, он опустил голову и что-то пробурчал под нос.

– Я вас не расслышал! – повторил я уже жёстче.

Мой собеседник одёрнул ливрею:

– Простите, господин, но в этом доме запрещено говорить на эту тему.

Меня распирало от любопытства.

– Да ладно вам, обещаю, что ничего не скажу вашему хозяину!

Пожилой лакей смотрел на меня умоляющим взглядом.

– Я не могу…

Мне стало жаль беднягу. Он показался мне таким жалким, и я сменил гнев на милость.

– Здесь душновато, пожалуй, я тоже прогуляюсь.

Обрадованный лакей вызвался меня провожать, но я отказался. Про себя же я твёрдо решил, что в любом случае разузнаю всю правду о таинственной незнакомке, которую князь Лисовский выставил в общий ряд со своими холёными предками.

 

Прежний князь и вайда(1)

 

Мы вернулись из гостей уже затемно. Матушка, сославшись на головную боль, тут же удалилась в спальню, девочек увела наша няня Маланья. Мы же с отцом вышли на террасу покурить. Пётр Григорьевич весь сиял. Всю дорогу он доставал нас рассказами, как, проиграв две первые партии, сумел трижды поставить сопернику мат. Последняя, решающая закончилась в ничью. Князь Борис оказался на редкость сильным игроком, и отец договорился ещё как-нибудь встретиться с нашим соседом за шахматным столом.

– Хорошо, что за эти годы наш сосед-повеса научился хоть чему-то толковому.

Весьма довольный случившимся (теперь-то отец точно отстанет от меня со своими шахматами), я решил приступить к осуществлению своей цели:

– А князь Лисовский? Что ты имел в виду, сказав: "Он тут такое устроил?".

Отец тут же утратил весь свой задор.

– Поздно уже. Пойдём спать.

Он поднялся, но, я не собирался так просто сдаваться и вцепился в отцовский рукав, Пётр Григорьевич опешил. По характеру, я вылитый папенька, если уж чего-то захочу… Отец покачал головой и вновь опустился в кресло:

– Ладно уж...

 

Василий Андреевич – отец нынешнего князя, человек весьма не бедный, гулякой слыл, каких мало. Чуть ли не каждую неделю у Лисовских гости собирались: балы, банкеты, шампанское рекой. Я к ним не особо любил наведываться, но бывало, захаживал, для поддержания соседских отношений так сказать. Особо любил старый князь песни да пляски цыганские. Тут деревня целая была, так в ней одни цыгане почти и жили. Не кочевым табором стояли, а уж долго жили – осёдлые. Так вот с теми цыганами князь Василий дружбу и водил, особенно с их вайдой.

Звали этого цыгана Рамир. Мужик был весёлый, хоть и с норовом, песен знал много, играть умел, хоть на гитаре, хоть на скрипочке. Бывало, ударит по струнам, да затянет романс, у всех аж дух захватывает. Но, о чём это я? Ах да. Так вот, была у Рамира дочь-красавица, Зарине. Играют, поют цыгане, а она как пойдёт в пляс, как закружится... Одним словом, не девка, – огонь. Так вот, так случилось, что влюбился наш молодой Лисовский, теперешний князь, в простую цыганку, да не просто влюбился, а будто совсем разум потерял. Всюду возле неё крутился, и так и эдак, а дочь вайды, ну, ни в какую. Холодна как лёд, на богатого воздыхателя даже не смотрит. Прознал старый князь Василий Андреевич про то, позвал сына и говорит:

– Ты, чего это меня позорить вздумал? Цыганка эта не ровня тебе, прекрати за ней увиваться.

А юный Борис упрямится:

– Полюбилась она мне, на всё пойду, ничего не пожалею, но будет Зарине моей.

– Ну, ты и садовая башка, – фыркнул старый князь. – Только знай: как бы там не обернулось, не будет вам моего благословения. Ладно, хоть девка с головой, не ведётся на тебя дурака...

– Не ведётся, говоришь? Ну, на это мы ещё посмотрим, – молодой князь усмехнулся. – Вот увидишь, будет бегать за мной как та собачонка.

– Ой, ли! – хохотнул старый князь, да видать зря.

Недели не прошло, как всё поменялось. Теперь уже Зарине за Борисом увиваться стала. Ходит за ним грустная, все пожелания исполняет, точно холопка. Дивятся люди, а понять ничего не могут, чем Борис так цыганку приворожил. Через месяц явился к старому князю приятель его Рамир, стоит чернее тучи, глядит исподлобья:

– Не ждал я – говорит – от тебя, князь, такого. Чего ж ты сына своего так воспитал? Обрюхатил он дочку мою. Что делать-то теперь?

Василий Андреевич брови сдвинул, сам в сторону смотрит, грудь ходуном.

– Силой, что ль Борька, девку приневолил? Или как?

– Да, нет, не силой. Будь оно так, свернул бы я шею этому прохвосту, как курёнку.

– Но, но! Не забывайся, о ком речь ведёшь. Борька хоть и разгильдяй, однако, княжьего роду.

– А, коль так, пусть он Зарине под венец ведёт, что б всё по чести было.

Старый князь аж побелел.

– Ты в уме ли!? Кто мой сын, а кто твоя девка!? Дам тебе денег, сколько скажешь, забирай свою брюхатую и убирайся! Сама, небось, парня соблазнила, а теперь в родственники набивается. Я-то вас в дом пустил, как с равными обходился, а вы такое удумали. Да я…

Не договорил Василий Андреевич, Рамир подскочил, да такую зуботычину князю отвесил, что тот аж на спину опрокинулся. Слуги влетели, цыган за нож. Такая тут заварушка началась. Похватали княжьи холопы палки, пруты, всё, что под рукой оказалось, но цыган так просто не дался. Покалечил Рамир троих, прежде чем его повязали. Правда досталось и цыгану в той драке, намяли бедолаге бока, да и лица было не узнать. Бросили смутьяна в погреб до приезда полиции, а к вечеру жандармы забрали супостата и в город повезли.

 

В парке стрекотали цикады, где-то вдали трижды ухнула сова.

– Поздно уже, да и притомился я, – отец поднялся и аккуратно положил в пепельницу давно потухший окурок.

Я тоже встал:

– Так с молодым-то князем что стало, и с цыганкой этой?

– Это, долгая история, завтра расскажу.

 

Бегство цыган

 

На следующий день отец уехал по делам, а я не находил себе места. История о страстной любви нашего соседа к молодой цыганке, портрет которой он хранит до сих пор, не давала мне покоя. Значит ли, что, несмотря на запрет отца, Борис Васильевич взял-таки Зарине в жёны? Граф вернулся лишь под вечер, я сразу же взял его в оборот, и мы уселись в папенькином кабинете.

 

– После того, как увезли Рамира, молодой Борис вместе с цыганкой своей под шумок в бега подался. Знал, что отец ему жениться не позволит. Сели на коней и ушли ночью верхами. Прежний князь снова полицию вызвал. Жандармы всю деревню цыганскую перерыли, искали беглецов. Ох, и шуму было. Дети ревут ревмя, бабы на языке своём тарабарском орут что-то, мужики сычами смотрят, вот-вот за ножи да топоры схватятся.

Я слушал продолжение истории с раскрытым ртом.

– Не нашли жандармы беглецов, так и уехали ни с чем, а на утро деревня опустела. Собрали цыгане вещички, погрузили на возы, да снялись с насиженного места. Ушёл табор, будто его и не было.

Я не поверил своим ушам:

– Ка же так, неужели все дома побросали?

– А вот так и побросали.

– Так кто ж их подговорил?

– Известно кто, Рамир-то из-под стражи сбежал, только это мы потом уже узнали. Ты слушай, не перебивай. После того, как цыгане ушли, день прошёл, и поутру проснулся старый князь от крику. Выглянул в окно, а перед домом уж вся прислуга сбежалась. Во дворе деревце росло, вышел Василий Андреевич на крыльцо, и видит: к стволу женщина привязана – цыганка. Стоит она, голову свесив, лицо кровью залито, а на лбу клеймо, в виде буковки.

– Буквы? – не удержался я.

– "Б" заглавное. У цыган оно знак "Банго" означает – нечестивец по-ихнему, грешник (это мы уж потом узнали), и вот тут-то новая беда приключилась. У князя Василия помимо сына сбежавшего, дочка ещё была, кроха совсем, она как раз накануне всех этих событий и родилась. Выбежала сиделка во двор и давай голосить: "Ребёнка – кричит – украли!".

Я не поверил своим ушам. Ужасная догадка закралась в мою голову.

– Княгиня, жена Василия Андреевича, от горя умом тронулась. Шутка ли, сразу обоих деток лишилась. В клинику она вскоре угодила, вроде как и сейчас там.

– А муж её?

– Старый князь Лисовский, запил по-чёрному и помер вскорости. А нынешний наш сосед Борис Васильевич всё же отыскался. Вернулся он, в аккурат перед отцовой кончиной, правда один.

– А Зарине? С ней-то, что стало?

– А я почём знаю, про то молодой Лисовский не рассказал. Может, померла, а может к цыганам своим вернулась. Только сам Борис вряд ли её бросил. Любил он её, по-настоящему любил.

Чего-то в этой истории явно не хватало. Моя голова раскалывалась от догадок. Я дал себе слово, что непременно узнаю всю правду, чего бы мне это не стоило.

 

Очередной визит

 

Когда отец собрался к соседу с очередным визитом (трёх дней не прошло), я тоже напросился. Матушка Дарья Андреевна, надулась и заявила:

– Поезжайте без нас, мне и прошлого раза хватило.

Мы прибыли к Лисовскому в воскресенье поутру.

– Неужели и вы, Олег Петрович в шахматах дока? – князь Борис искренне улыбался (он оказался таким же любителем шахмат, как и мой папаша). – Молодёжь-то нынче всё больше в картишки.

– Да куда уж ему? Научился фигуры двигать и всё, – проворчал отец.

– Полно вам, граф. Молодой человек аж покраснел, давайте уж сыграем.

Отчего я покраснел, моим собеседникам было не понять. Мы уселись за стол и игра началась.

После моего полного провала (я получил два мата в течение получаса), наш хозяин попросил прислугу принести вина, а отец, пробубнив что-то себе под нос, заявил, что желает прогуляться. Когда мы остались одни, выбрав момент (князь ловко лишил меня ферзя), я, как бы невзначай, поинтересовался историей происхождения интересующего меня портрета. Лисовский сдвинул брови:

– Ох, оставьте вы свою ладью. Видите же, что чёрный конь перекрыл ей все пути к отступлению (в той партии я играл белыми). Сдавайтесь уже. Ставлю мат в два хода, – Борис Васильевич крутил меж пальцами только что съеденную им фигуру. – Я давно уже понял, что вы приехали сюда не ради шахмат. Не слишком-то это благородно, милостивый государь, выведывать чужие тайны таким способом. Говорите уж напрямую, зачем приехали?

Я снова покраснел и, без обиняков, выложил всё начистоту. Рассказал, как по дороге в Серпухов встретил цыган, как гадалка мне рассказала о том, что меня ждёт испытание, и вот я, услышав от отца историю о страстной любви князя Бориса, решил обратиться за помощью именно к нему. Князь слушал, не перебивая (о том, что встретившаяся мне по пути из Петербурга в Серпухов, гадалка походила на цыганку как вошь на слона, я решил пока не сообщать). Мой соперник по игре поднялся, долго бродил по комнате, потом подошёл к комоду. Достав коробку с сигарами, князь прикурил, густое облако заполнило кабинет.

– Будете? – он протянул коробку мне.

Чиркнув спичкой, я откинулся на спинку кресла, надежда всё ещё не покидала меня. Лисовский потёр висок, его правая бровь подрагивала.

– Хорошо, молодой человек, я расскажу. Столько лет ношу этот крест, – князь Борис затянулся. – Так вот, когда отец заявил, что его благословления нам не видать, я навёл справки...

 

Старая ведьма

 

Её звали Фаида. Кое-кто шепнул мне, что она не очень-то дружна с вайдой Рамиром, поэтому я и пошёл именно к ней. Старая шувани(2) встретила меня не очень дружелюбно.

– Сам-то хоть понимаешь, зачем пришёл?

В жутком домике пахло серой, прелым исподним и кошачьей мочой.

– Я ведь ещё не сказал, зачем пришёл.

Договорить старая ведьма мне не дала, разразившись потоком ругательств. Слушая старухины излияния, половину из которых я не понял (ведьма то и дело переходила на свою, не понятную мне речь), я уже начал жалеть, что пришёл.

– Ладно уж, помогу, – вдруг произнесла колдунья по-русски. – Только стоит это недёшево.

Я вытащил кошелёк, отсчитал купюры. Цыганка схватила деньги и замерла. Я достал ещё пару купюр, Фаида забрала и их.

– Говорю же, опасное дело ты, барин, затеял.

Признаться честно, поджилки мои подрагивали. Вся обстановка домика старой колдуньи, эти запахи...

– Я люблю её...

– А отца её не боишься?

– Рамира? Цыгана? Я, конечно, немного опасаюсь гнева батюшки...

– Дурак! – выкрикнула старуха. – Кто такой твой отец? А вот Рамир не простой человек, а ты хочешь заставить его дочь пойти против её собственной воли? Это большой грех. Духи огня и воды возмутятся.

Подобного бреда я не ожидал. От вони закружилась голова, мне хотелось поскорее покончить с этим.

– Раз взяла деньги, колдуй! – выпалил я.

Что было потом, вспомнить трудно: пламя очага, бурлящее зелье, я погрузился в глубокий транс. Сквозь пелену тумана мне виделись бурные пляски цыган, я слышал крики совы и конское ржание. Когда я очнулся, старуха сидела на низенькой скамейке в углу и молча курила трубку. Я поспешил убраться из этого странного места.

 

Князь замолчал, подошёл к комоду и достал вторую сигарету.

– Значит то, что Зарине влюбилась в вас, было результатом колдовства? Цыганская магия?

– Самый обычный приворот, Фаида знала своё дело.

С улицы послышались звуки, но меня они не тронули.

– Ну, а потом?

Борис Васильевич горько усмехнулся:

– Зарине влюбилась, и я был без ума от неё, – по щеке князя скатилась скупая слеза. – Потом это бегство, скитания. Жить в изгнании не так-то легко, но я был счастлив, а вот Зарине... Я видел, что любовь доставляет ей одни лишь страдания.

– И в чём это выражалось?

– Не знаю. Нет, она не была груба со мной, скорее наоборот, оставалась кроткой и покорной, не то, что раньше. Просто я видел в её глазах печаль. Поначалу я думал, что это из-за того, что она ждёт ребёнка.

Князь всё ещё вертел в руках не зажжённую сигарету.

– И вот, когда Рамир похитил мою сестру и вырезал на лбу Фаиды знак "Банго", чары вызванные колдуньей-шувани исчезли. Зарине, очнувшись от заклятия, возненавидела меня. Говоря, что Рамир не простой человек Фаида имела ввиду, что вайда сам владел магией шувано(3). Когда у нас родилась дочь, Зарине забрала ребёнка и исчезла, а я решил вернуться домой.

– А там...

– Я обнаружил умирающего отца и свихнувшуюся от горя мать.

Князь Лисовский улыбался, но губы его дрожали.

– А пропавшую сестру, её вы не пробовали искать?

– Я больше не стал испытывать судьбу, – князь Борис громко застонал. – Всё и так зашло слишком далеко.

Он замолчал, а я провалился в кресло. Подлокотники накалились, за окном припекало солнце, но меня колотил озноб.

 

Эпилог

 

По дороге домой отец ругал меня, за неумелую игру, кряхтел от досады, и говорил, что пока я не научусь играть как следует, к Лисовскому он меня больше не возьмёт. Я почему-то вспомнил последний ход князя, и его чёрного коня, загнавшего меня в тупик. Пешки, короли, слоны! Какая нелепица! Я соглашался и терпел нападки отца, так как мысли мои были заняты совсем другим. Та белокурая девушка-гадалка, встретившаяся мне по дороге из Петербурга...

Кто она?

Она могла быть украденной сестрой нашего соседа. Могла оказаться его дочерью, ведь обе девушки были примерно одного возраста, но, возможно и такое, что она просто не имела к этой истории никакого отношения. Говорят же, что цыгане часто воруют младенцев. Да и была ли она вообще?

Я размышлял: верно ли поступил, не сказав князю Борису о своих подозрениях, правильно ли воспользовался полученным знанием, о котором говорила девушка? Ответа на эти вопросы я не знаю до сих пор.

А вы? Что по этому поводу думаете вы?

 

1 - Вайда (цыганский барон) – одно из обозначений предводителя цыганской общины.

2 - Шувани – "владеющая тайным знанием", название колдуньи (гадалки) у цыган.

3 - Шувано – колдун.