«Снаряд в одну воронку не попадает», «Пожар в одном месте не

вспыхивает». Вспыхнул, подлец. Да с такой яростью, словно мстил за

несколько часов тишины. Тишина была настолько напряженной, что

рванула во всё небо из снарядов любых калибров и названий. Это не столь

важно. Важно то, что всё возобновилось с точечными попаданиями в души

и сердца мирного народа. Снова панический страх, ужас, безысходность,

звонки друзьям и от друзей, предложения переехать подальше от войны.

Всё – сначала. С той разницей, что теперь всё это происходит вяло. Никто

не желает покидать свои дома. И это нормальное человеческое состояние.

 

**

 

«Между многими друзьями часто пробегает кошка, между некоторыми –

шаркает стоптанными ботинками война. Я чётко слышу это шарканье.

Почему-то не хочется вслед протягивать руку, взывая к памяти о дружбе.

Всё ушло. Всё рассыпалось. И винить в этом некого. Каждый несёт свою

искру в ладонях. Хорошо, если ладони защищены. Хуже – если оголённые».

 

Ирина написала эти строки для себя. Такое было настроение. Серое.

 

**

 

В своих ладонях принёс искру дружбы Александр. Саша. От его коротких

репортажей из военного Дебальцево сжимается сердце. Горят и рушатся

дома, гибнут люди, шныряют по огородам подозрительные типы с

автоматами. Никто не желает отдавать Дебальцево на растерзание,

разрывая в это время всё в клочья. Подвальная жизнь постепенно

превратилась в норму, которая граничит с человечностью. Здесь не

разбирают прежних обид и скандалов, должников и алкоголиков. Подвал

собирает всех. В Сашином случае – ближних соседей по улице.

 

Саша никогда не спускается в подвал. Он выбрал для себя миссию

человечности, не подозревая этого. На всякий случай лопата всегда под

рукой. Вдруг засыплет подвал землёй и обломками стен – он будет рядом.

Он успеет всех спасти. Кто, если не он?

 

- Привет, Ирин!

- Привет, Саша! У тебя мобильный работает?

- Сам удивляюсь. Это впервые. Вокруг бомбят, а я на связи, - засмеялся

друг.

- У вас бомбят?

- Да, все в подвале, а я сижу и разгоняю руками снаряды.

- Шутишь!

- Как ты там, в Макеевке?

- Наверное, лучше, чем в Дебальцево.

- Не выдумывай. Я знаю, что Макеевка тоже попала под обстрел.

- Мой микрорайон пока стоит. Просто очень серьёзная слышимость залпов.

- Ты сегодня что-нибудь ела? – перевел тему Саша.

- Не помню.

- Так, без отговорок, дорогая. Организм требует энергии. Быстро на кухню!

Отчитаешься о тарелке супа. Согласен на «мивину». А я пока другим

позвоню, чтобы знали, что мы все живы.

 

В трубке послышались гудки.

Телефонная связь, как живой родник, привносит в серую жизнь чистоту

ощущений.

 

Вот его заметка на страничке. Да простит меня друг. Без разрешения. Но

зато «увековечу»:

 

06. 09.Сегодня приехал на работу утром ( меня на подмену поставили в

городе возле депо на башню она на территории гаража). А гаража

практически нет... Боксы, все трактора сгорели, машина завгара тоже. В

асфальте воронки. Это во вторник было. Я отдежурил до 17 и уехал. Если б

до утра остался, не понятно - остался ли вообще. Сегодня бригадир сдуру

вывел двоих, так я в журнале расписался и домой. На рынок заехал, купил

масла и майонеза. Практически никто не торгует на этом пепелище. По

городу много новых разрушений. Первая семья эту ночь провела в

бомбоубежище.

Сегодня к матери приходила её сестра. Сестра живёт на Черёмушках.

Говорит, в квартире ни одного стекла не осталось. У неё дача на

Красногвардейской. Это через улицу от нас. Рассказывала, как на огород

упала мина и не разорвалась. Она оббегала все инстанции, чтоб

разминировали - бестолку. Потом доклепалась до украинских солдат,

которые тусили на Пятаке. Они её привезли на БТРе, разминировали,

сфотографировали себе для отчёта, а потом ещё и назад отвезли. Так что,

бабка на БТРе покаталась.

 

**

 

- Привет, Светлая! – услышала Ирина в трубке голос Людмилы.

- Привет, моя дорогая. Как ты меня красиво нарекла. Как Донецк?

- Бомбят, сволочи.

- Знаю. Хотелось услышать что-то обнадёживающее.

- Давай, Светлая, я тебя обнадёжу.

- Господи, что ты можешь, Людочка?

- Я в церковь могу ходить. Давай, пиши мне на личную страничку родные

имена. Я отправлю их всем своим знакомым по разным городам. Мы будем

живы!

- А как ты живёшь, Людочка?

- Подруга из Москвы выслала немного денег. Заканчиваются, сволочи. И

продукты заканчиваются. Была сегодня на рынке. Хотела купить

мороженые «азовские бычки». Не потянула. И не дарят ничего… ладно, у

меня еще есть гречка и рис.

- На работу ходишь?

- Чисто символически. Детей сейчас не отпускают в Центр культуры. Какие

сейчас глиняные поделки? Какие художественные кружки? Всё будет после

войны.

- Ты там держись, моя девочка. Ладно?

- Нет, Светлая, это ты держись. У тебя внучка на руках. Мне легче – я своих

в Россию отправила.

- Даа… поддержали друг друга…

- Не горюй, Светлая! Будем жить. Мы же степняки. А они – непокорённые, -

сказала Людмила и отключила телефон.

 

**

 

Жизнь в городе продолжается только потому, что она – жизнь. Иначе

нельзя. Газеты в домах не появляются, почтовые ящики тоскуют по

новостям. Кто бы внёс новую струю заряда чистой мысли?

- Ирина, я приехала из Одессы, - прочитала Ирина по скайпу сообщение

Лизы, которая вынуждена была вывезти ребёнка от бомбёжек из Макеевки.

- Бог мой! Как ты доехала? Это опасно.

- Я всё завтра расскажу. Я собираю некоторых членов литобъединения у

себя дома. Почтите своим присутствием?

 

Ирина насторожилась. Никогда Лиза с ней так не разговаривала. Что

произошло? Холодок проскользнул между ними или война прошаркала?

- Не знаю, что ответить. Я завтра сижу дома с двумя внучками, а дочь

пойдет на подработку.

- А с ними приехать получится?

 

В голове Ирины началась борьба противоречий: трудно в дорогу с крошкой

без коляски, да ещё и тащить на себе целую сумку детских

принадлежностей. Хотя, есть для этого такси, но это слишком дорого.

Приглашение друга, да ещё и в военное время – дорогого стоит. Ирина

решилась. Жизнь так непредсказуема.

 

Лиза встретила всех одинаково приветливо и радушно, накрыла сладостями

собственной выпечки стол, приготовила бутылочку грузинского вина.

 

Раскачивались долго и неохотно. Люди Макеевки за четыре месяца забыли,

как надо праздновать встречу друзей. По кругу читали стихи, пытались

говорить о себе и о политике, о войне и бомбёжках, стараясь не ранить

неосторожным словом присутствующих.

 

Лиза была радушной хозяйкой, которая в такое трудное время хотела

сплотить всех одним творческим порывом. Главное, она сказала, что война

не помешает всем оставаться друзьями.

 

Расходились вяло, по одному. Ирине с детками было трудно, но она не

подавала вида. Дежурная улыбка не сходила с лица. Перебороло чувство

ответственности перед всеми: если собрались, значит так надо. А кому это

было надо? Разговор не клеился. Или Ирине так показалось. Спасибо, Лиза

открыла крышку пианино и полилась мелодия: «Как здорово, что все мы

здесь»…

 

Дома, естественно, анализировалось каждое слово, мимика, жест. Зря она

взяла с собой детей. Зря. Только дома она поняла, что ее деткам никто не

улыбнулся. Разве так бывает? Неужели все так очерствели в своем горе, в

своём состоянии душевной подавленности? Будут ли ещё встречи – трудно

предположить. Наверное, будут. Будет ли Ирина на этих встречах - вопрос.

Надо пережить войну.

 

**

 

А пока… интернет запестрил новыми сообщениями: никто войну не

прекращал. Спасибо, дочь вернулась из Крыма. Всё позади. Будет что

вспомнить и рассказать. Но это будет после войны. Только бы повременила

с возвращением Марина. Петровский район комом в горле у противника. Её

дом уже был ранен снарядом. Надо обязательно сообщить Марине об

опасности. Только бы она не выехала раньше времени. Здесь еще опасно.

 

Ночью было светлое зарево. Что горело – не известно. Горело сильно и

глобально со стороны ЯКХЗ. Только бы люди остались живы. Только бы

меньше слёз.

Серый день начинал свое существование. Осеннее существование,

отдалённо напоминающее жизнь. Будет ли она? Продолжится? Или кому-то

останется обычным надгробным камнем?

 

**

 

Это невыносимо. Ирина свернула в трубочку исписанные мелким почерком

листы, смяла их и швырнула в угол. Столько отчаяния было в этой

свёрнутой трубочке. Стыдно кому рассказать. Она вспомнила, что всегда

держала себя в руках, в любом случае улыбалась всем, чтобы не дай Бог,

не догадались о её душевной боли. Пусть все думают, что она с неба звёзды

в корзинку собирает, по радуге ходит запросто, как по тропинке, что

птичьим молоком посуду моет. Всё так и есть. Каждая звезда, да что там

звезда, - небо – её! Вот так лихо взять и замахнуться на всё небо.

 

И тут полил дождь. То ли небо услышало наглые мысли Ирины, то ли

посмеяться решило над её смелостью, а может, материнские слёзы

окропили землю родную.

Война продолжается.

Первые 19 залпов были неожиданны.