(обычные диалоги)

 

«Война закончится сразу, как только наступит мир»

А. Морозов. Дебальцево

 

- Как дела, Танечка? – первым делом при встрече поинтересовалась Ирина,

зная, что после этого вопроса полчаса будет молча стоять и слушать.

Недостаток или достоинство этой когда-то уверенной в себе женщины –

рассказывать быстро, громко, взахлёб. Зато, сколько нового можно

услышать.

- Надоело спать в подвале. Сегодня всю ночь просидела одетая в кресле.

Все глаза проглядела, дверь до дыр продырявила - так хотелось сбежать в

подвал.

- Так зачем рисковала?

- Надоело! Суки! Как они меня достали! Как надоело бояться! Чтоб они

повыздыхали, - в сердцах крикнула Таня.

- А что было после бомбёжки?

- Сегодня обошлось. Неделю тому три дома по моей улице грохнули.

- Люди живы?

- Слава Богу! В подвале отсиживались. А когда выбрались – чуть с ума не

сошли. Это жуть жуткая, - Таня снова перешла на крик. – Дался им наш

город! Зачем им Ханжонково?

- Не знаю, Тань. Ничего не знаю. Бомбят, убивают, уничтожают, стирают с

лица земли всё живое.

 

- У нас один дом чудом остался цел. Он находится прямо возле руин

соседних дворов. Там мать с сыном живут. Сара, мать, от взрывов оглохла

на одно ухо. Никак привыкнуть не может, что ей всё надо кричать на

здоровое ухо. В детстве её сын Руслан таким лоботрясом рос, думали,

совсем покатится по наклонной. То яблоки таскал из чужого сада, то цветы

мог вытоптать на клумбе соседской, то чужую козу привяжет к собачьей

будке. Стал постарше – Не унимался. Да и соседи помогали ему оставаться

в ребяческом возрасте, пока не женился. Откуда хватка взялась: за что ни

возьмётся – всё ладится. И сын родился, и холодильник купили, и

телевизор плазменный. Что у молодёжи в голове – только они знают.

Поссорились, разбежались, разъехались.

 

- Как разъехались, Тань?

- А чёрт их знает. Не знаю, кто кому насолил. Убежала от Руслана жена.

Пошел бы на убыль парняга, если бы не война. Вижу как-то, стоит у своей

калитки в военной форме, с автоматом. Хотела пошутить, но тут же

заткнулась – воин стоит. И не просто воин, а солдат с самым настоящим

именным автоматом.- Вручили что ли?

- Не знаю, только нацарапано на нём "султан". Руслан, значит.

- Тогда именной, - улыбнулась Ирина.

- А форма чья?

- Наша! Что за вопрос? Руслан периодически возвращался к матери домой.

Жалеть стал её после того, как она оглохла. А мы, соседи, обступали его со

своими вопросами. Не грубил. Чаще – улыбался. Смешно ему было

смотреть, как старые курицы кудахчут вокруг молодого пацана.

- Танечка, а что-нибудь обнадёживающее обещал?

- А как же! Он всегда говорил, что мы победим. Вот только потерпеть надо.

Представляете, что он недавно вытворил?

- Нет, конечно, - улыбнулась Ирина.

- Он приехал домой на старенькой копейке, к которой был привязан

миномёт.

- Так уж и миномёт?

- Ну, не знаю я, что это было, но какая-то дура тянулась вслед за машиной.

Он на пару часов заскочил к матери повидаться и снова на фронт – в

Иловайск. Ему кто-то из соседей сказал, что мать на дежурстве в роддоме.

- Она акушерка?

- Санитарка, - засмеялась Татьяна. – Но как звучит!

- Он что, с пулемётом поехал к матери?

- Не то слово! Представляете, подъехала такая дура к роддому, а оттуда

выскочила нянечка и замахала руками на него:

- Молодой человек, здесь роддом. Я вас умоляю, не ставьте здесь «грады».

- Какие «грады», тёть Шур? Это же я, Руслан.

- Тю ты, - махнула рукой нянечка. – Я тебя не узнала. Загорел-то как! А

повзрослел… - она машинально подняла подол старенького халата к глазам.

- Тёть Шур, а где мамка?

- Так она побежала домой, к тебе.

- Чёрт! – выругался Руслан. Время вышло. Не успею мать увидеть.

 

Он сел в машину и поехал в сторону Иловайска. Навстречу ему, по дороге,

бежала мать. Руслан высунул голову в боковое окно и крикнул:

- Мать, ну ты совсем глухая. Я же говорил по телефону, что приеду домой, а

ты в больницу побежала. Ладно, мне некогда. Жди. Скоро вернусь.

 

И уехал.

- Ну парень даёт! – восхитилась Ирина. - Сюжет – хоть фильм снимай.

 

**

 

День выдался ветреным, пасмурным, холодным. Небо заволокло тучами,

которые были необычного оттенка: красные. Неужели они и правда

красные? Или это галлюцинации?

- Гляньте, Ирина Ивановна, тучи красного цвета, - подошла к Ирине Рая.

- Значит, не показалось, - Ирина мельком взглянула на Раису и отошла в

сторону.

 

Жизнь решила поиздеваться над Ириной по полной программе: все мысли

были о войне, бомбёжке, обстрелах, взрывах, страхе и ужасе. Как она жила

раньше? Чем увлекалась? Что любила? Чего не любила? Всё кануло. Всё – в

прошлом. Сегодня – война.

 

**

 

- Доброе утро, Тамара, - сказала Ирина и тут же осеклась. Никогда она не

здоровалась с людьми подобным образом. Всегда говорила:

«Здравствуйте». Это значит – будьте здоровы, здравствуйте много лет и не

болейте. И вдруг это слово «доброе».

- Здравствуйте, Ирина Ивановна, - ответила Тамара. Заметили, я только

пришла на работу.

- Конечно, заметила. Что-то произошло?

- По дороге на работу нас остановили на блокпосту. Мы сначала не поняли,

что происходит, а потом в автобусе попадали на пол. Ребята заряжали

какую-то установку и стреляли. Это – на грани помешательства.

- Значит, вы теперь участница боевых действий.

Я – свидетельница этих действий, пропади они пропадом, - ответила

Тамара и обе женщины, как по команде, повернулись в сторону взрывов.

- Бомбят. Сколько ещё?

 

- Представляете, моя знакомая вывезла дочь из Макеевки в Мариуполь

рожать.

- Она что, в Ханжонково не могла поехать? Там в подвале оборудовали

родзал. Девочки рожают, я знаю.

- Такая славная девочка родилась! Правда, вес маленький, но кто сейчас

может выносить нормального ребёночка?

- А как же домой?

- А домой теперь очень сложно вернуться. Денег нет, здоровье у роженицы

слабенькое, ребёночек – крошечка, а дорога домой подвергается

постоянным бомбёжкам. Да и маршрутки не ходят. Все дороги перекрыты.

- Ребёнок войны…- сказала Ирина. Знаете, моя внучка Лизавета сегодня

сказала:

- Бабушка, война лишила меня самого главного праздника в моей жизни.

- Какого? – спросила я.

Первого сентября я должна была пойти в первый класс. Я хочу в школу.

- Ты пойдешь первого октября.

- Такого праздника не бывает.

- Страх Господний. До чего дожили. Одни убегают от войны рожать и

попадают в войну, другие выбегают из дому в страхе, что разбомбят жильё

и погибают у подъезда. Третьи не могут отправить детей в школы только

потому, что школ больше не существует.

 

**

 

- Таня, а где ваши дети? – снова подошла Ирина к Татьяне.

- У своих знакомых на Бажанова.

- Так ведь там бомбят.

- У них, вернее, у того человека, в чьём доме они живут, хороший подвал.

Настоящий бункер с отдельными коммуникациями. Живи – не хочу. Они

даже бомбёжки не слышат. Научились недавно определять время бомбёжки

по дворовой собаке. Ровно за пять – семь минут пёс прячется под скамейку

и скулит. Это главный сигнал, по которому все, вместе с собакой, быстро

спускаются в цокольное помещение дома.

- А на улице у вас всё нормально? Больше не бомбят?

- Пока нет. Только слышимость взрывов – словно живьём в ад попали.

- Вчера весь день бомбили. Такой гул стоял, словно Макеевку волной

накрыло.

- Это Иловайск рвали на куски, сволочи. Никак не вытравят врага.

Вцепились в нашу землю, ни дна им, ни покрышки!

- Я так устала, - вдруг сказала Ирина.

- Не поняла, Ирина Ивановна. Вы же сильная.

- Да какая я сильная? Обыкновенная баба, которая панически боится

любого звука. Мне иногда кажется, что я могу услышать, как муха нагло

шлёпает своими лапками по стеклу. Я вся – внимание и слух.

- Надо послушать, может, и я услышу топот мушиный.

- Мушиный? – Ирина улыбнулась. – Ладно, всё будет хорошо. Иначе и быть

не может.

 

**

 

«Хорошо» не было. Ни вечером, ни ночью, ни утром. Стены сотрясались от

взрывной волны, красное зарево во всё небо своим слюнявым оскалом

пугало просыпающийся народ.

 

Жизнь продолжалась. Ирина выглянула в окно. Из её окна, правее,

находился Иловайск, который был охвачен огнём. Зарево во всё небо

говорило о том, что люди ни на секунду не уснули, что больше кого-то нет в

живых, что нет ещё одной школы и хлебопекарни, что больше негде жить

многим людям.

 

Так началось утро. Очередное тяжёлое утро, которое принесло новые

потери. Вокзал разбомбили, дома напротив - пострадали от взрывной

волны, парикмахерская разрушена, люди погибли.

 

**

 

- Ирина Ивановна, слышали, какое горе у Таниной соседки?

- Нет, конечно. Господи, что произошло?

- Руслан погиб. В Иловайске. Так и не успел поговорить с матерью перед… -

Галина заплакала.

- В Иловайске?

- Да. Сволочи! Сволочи! Что натворили! Всё разрушили, всех убили. А им

ещё и коридор хотят предоставить. За что? За что им такие почести? За

Руслана? За детей? За стариков? Галина плакала навзрыд. Нервы не

выдержали новых потерь.

- Как твои дети? – попыталась перевести тему Ирина. – Они выехали

домой?

- Да. Душа с телом расстается, как они будут ехать по дороге, которую

непрерывно бомбят?

 

**

 

Не зря у Галины душа с телом расставалась: по дороге домой, дети

заблудились и угодили в логово нацгвардии. Полтора часа тишины в

мобильном отняли практически всю жизнь у горем убитой матери. В

машине маленькие дети. Как они перенесут стресс безумного ужаса?

 

Горит Донецк, Иловайск, Ясиноватая, Харцызск, Ханжонково, Макеевка,

Гвардейка… горит… горит… горит…

 

Вот так все попали в ад.

 

**

 

Ирина аккуратно взяла в руку гильзу от АК, недавно подаренную

ополченцем «на удачу» и сказала:

- Ты не золотая рыбка. Три желания не исполнишь. Исполни одно

единственно – дай нам мира.

 

А в ответ за окном снова громыхнул взрыв. Да, не золотая рыбка. У гильзы

– своё предназначение.