Николай Бондаренко (Мыкола) в 2010-м году окончил среднюю школу города Славянска в Донбассе и поступил вместе со своим другом Петром Силиным в Украинский Национальный Технический Университет в Киеве. Чтобы стать истинным патриотом своей Родины, парень вступил в ряды РУН – организации русскоязычных украинских националистов. Силин же, напротив, заинтересовался новой украинской историей, которая была в значительной степени фальсифицирована. Киевский Майдан окончательно расколол общество. Бывшие друзья оказались по разные стороны баррикад. Оба они нашли свою любовь в это непростое время. Пётр боготворил одноклассницу Светлану – студентку Луганского вуза, а Николай – Маричку, которую после Майдана убили неизвестные в Киеве. Пытаясь избавиться от депрессии, Мыкола вступил в Национальную гвардию, но старый друг Сергей – один из руководителей Правого сектора – предложил ему отправиться в Днепропетровск, где спешно формировался центр сопротивления «сепаратизму». Глава 5. Расправа над Петром. Расстрел новобранцев в Мариуполе. Мыкола нашёл убийцу Марички. 1. Украина бурлила. Вырвавшиеся на свободу, долгое время сдерживаемые националисты выскочили, будто чёрт из табакерки. Факельные шествия, проводимые ими в центре Киева, в других городах страны напоминали времена становления фашизма в Германии. Молодые люди шли стройными колоннами, выкрикивая лозунги, которые наводили ужас на обывателей: – Бандера прыйдэ – порядок навэдэ! – Комуняку – на гиляку! (на ветку дерева). Москалей – на ножи! Старики хорошо помнили, как нелегко проходило искоренение бандеровского движения в тяжёлые послевоенные годы, сколько народу погибло от рук последователей Степана Бандеры – кровожадного нацистского упыря, которого обманутая молодёжь, будто свирепого древнего божка, снова водрузила на пьедестал истории. Старшее поколение роптало, но родителей не слушали, потому что на лбу у каждого, кому перевалило за сорок, молодые видели ярко-красное выжженное огнём двух майданов клеймо: «Старый задрипанный совок!» Совок, место которого рядом с мусорным ведром. Совок, не способный понять высокие идеи. Совок, с которым нет смысла разговаривать. Однако были уважаемые люди зрелого и даже преклонного возраста, которые сумели перестроить свои мозги в унисон с пропагандистской машиной. Их не мучила совесть, они считали себя патриотами и гражданами великой Украины, гордились исключительностью своей украинской нации и… год за годом воспитывали новые поколения «свободных» людей. Тех, что теперь маршировали по улицам городов, выкрикивая нацистские лозунги. Тех, которые готовы были убивать любого несогласного только за то, что он, наглец, думает не так, как они. Именно этим выкормышам украинского национализма было предначертано беспощадно уничтожать всех, имеющих иную веру, национальность, язык… Кто их вырастил такими? Кто? Может быть из других стран, с других планет прилетали наставники? Нет, дорогие мои читатели. Этих выродков воспитали люди старшего поколения, продавшие свою честь и совесть за тридцать сребреников небольшой зарплаты педагога, бездумно или вполне осмысленно принявшие ту ложь, которую спускали им сверху. Простые школьные учителя произвели на свет это страшное поколение убийц и человеконенавистников – поколение нацистов. Неужели не понимали, что делают? Сомневаюсь. Юность всегда была восприимчива к новым идеологическим воззрениям. Вспомните, как в начале прошлого века молодые люди, озарённые красным знаменем революции, идеями построения нового справедливого общества, камня на камне не оставили, уничтожили свою великую Родину, которая затем возродилась, будто Феникс из пепла, но уже под другим именем. И вот опять! Да сколько можно наступать на одни и те же грабли, каждый раз забывая своё прошлое, свою историю?! 2. После холодной «майданной» зимы «русская весна» 2014-го года опустилась на украинскую землю. Как-то неожиданно быстро прошёл референдум в Крыму, и к концу марта полуостров откололся от Украины. Новые правители не успели освоиться у власти, а потому реакции с их стороны на крымские события почти не было. Понимая надвигавшуюся опасность нацизма, вдохновлённые примером Крыма, жители юго-востока решили, что им тоже надо отстаивать свои права. Пётр, как и многие студенты киевских вузов, совсем забросил учёбу. Большую часть освободившегося времени он проводил в Луганске рядом со своей ненаглядной Светланой. Они вместе бродили по улицам, опьянённые ласковым весенним солнцем, журчанием ручьёв и просто радовались тому, что живут на этом свете. Тем более что город просыпался после зимней спячки, люди выходили на площади и проспекты, выражая свой протест и несогласие с киевским переворотом. Студенты, как всегда, были на острие всех этих событий. Наши влюблённые принимали активное участие в митингах и шествиях, готовили плакаты, транспаранты, российские флаги. И конечно, у каждого на груди алела георгиевская победная ленточка, за что, собственно, враги их и прозвали «колорадами». Сторонники Киева, по большей части прибывшие с запада, тоже проводили митинги. Они призывали людей к украинскому патриотизму, к объединению против России, презрительно называя своих противников сепаратистами, ватниками и просто предателями. Случались стычки. Тем более что восставшие уже захватили правительственные здания и организовали антимайдан, поставив палатки в центре города. Пётр, сочувствуя Луганской гвардии, регулярно дежурил по ночам в палаточном городке, стараясь хоть чем-то помочь зарождавшейся народной власти. 3. Предрассветный туман окутал центр Луганска. Трое молодых ребят жались поближе к костру, догоравшему в специально приспособленной для этого бочке. Ещё несколько человек отдыхали, забравшись в спальники. Тусклый свет редких полуразбитых вандалами фонарей освещал баррикаду из покрышек и всевозможного хлама, примостившуюся у крыльца СБУ (службы безопасности Украины). Пётр думал о вчерашнем митинге, о том, как хорошо выступали ораторы, и отчётливо понимал, что после всех этих событий люди не смогут больше жить под прессингом националистов: откажутся учить детей украинскому языку, не будут заполнять казённые бланки на ненавистной «мове». Ведь Донбасс – он, по сути, русскоязычный. Был, есть и будет! Дело сдвинулось с мёртвой точки: наконец-то заговорили о проведении референдума с последующим присоединением к России. Парень улыбнулся, вспомнив, как бесновались, кричали в мегафон националисты на альтернативном митинге – тут же рядом, через дорогу. Но чужаков никто не слушал, лишь иногда в их сторону летели увесистые булыжники. Жалко, милиция не дала ребятам отправить этих «нациков» восвояси – в родную для них Галицию. Молодой человек встал, собираясь подбросить в костёр дровишек, и вдруг увидел, что из-за угла вылетела и резко затормозила серая «газель» с потушенными фарами. Из неё выскочили шустрые ребята в камуфляже, в балаклавах, с бейсбольными битами в руках. Первый удар достался прикимарившему у костра пареньку. Жёстко – по голове! Второй пришёлся по поднятой руке Петра, который замахнулся на нападавших поленом. Всех троих дежурных в мгновение ока уложили на землю с вывернутыми за спину руками. Один парень, не выдержав, заскулил, буквально заплакал. Главарь криво осклабился и дохнул ему в лицо свежим перегаром: – Ну-у, кто тут у вас старшой будет? Говори! Потеряв всякую способность к сопротивлению, корчась от невыносимой боли, юноша молча кивнул в сторону палаток, откуда появилась на шум Тамара – бедовая деваха, атаман в юбке. Её громкий испуганный крик птицей взлетел в ночное небо и разбудил остальных. – Что орёшь, дура? Заткните её! распорядился главарь. Погромщики действовали быстро и слажено: располосовали ножами палатки, а затем, пиная ногами, вышвыривали оттуда «упакованных» в спальные мешки ребят. Вопли девушки вдруг резко оборвались, но их сменили крики и стоны незадачливых «сепаратистов», беспощадно избиваемых озверевшими «нациками». – Ну, кто твой начальник? – зарычал атаман, до отказа выкручивая руку всё тому же слабовольному насмерть перепуганному студенту. Обливаясь слезами и продолжая корчиться от невыносимой боли, несчастный кивнул в сторону лежавшего на асфальте молодого мужчины. Троих – Петра, старшего по команде и сломленного, объятого страхом юношу потащили к «газели». Прошло минут десять, не больше. Но за это сравнительно короткое время площадь перед СБУ превратилась в огромный костёр с горящими покрышками и барахтающимися на земле избитыми до полусмерти охранниками. Очнувшаяся Тамара причитала громче всех, пытаясь выбраться из кучи чёрных, обжигающих лицо и руки головешек, которые погромщики вывалили на неё из опрокинутой костровой бочки. Когда, наконец, подоспела помощь, машина с похищенными ребятами была уже далеко, без следа растворившись в редеющей предрассветной мгле. – Правый сектор, – сказал кто-то вполголоса. – Да, троих увезли. 4. – Таак… ну, и чего тебе не хватало в этой жизни, колорад вонючий, – допрашивал старшего охранника главарь правосеков, удобно расположившись всё в той же «газели». Он намеренно говорил по-украински с типичным западным акцентом, одним только этим наводя ужас на несчастных пленников. Ведь они, как и все прочие граждане Украины, прекрасно знали, кто такие были и есть бандеровцы, и что они здесь творили в годы давно ушедшей войны. Всё понимали, но много лет молчали, надеясь, что пронесёт, что не тронут их возродившиеся последователи кровавого упыря, свившие своё бандитское гнездо в древнем Киеве. Старший охранник лагеря сепаратистов – невысокий жилистый парень со связанными за спиной руками – сидел в одних трусах на заднем сиденье машины и молчал. Пётр был рядом в таком же положении, а третьего – сломленного дружка их посадили немного в сторонке, чтобы не портил картину своим испуганным видом. Допрос снимали на видеокамеру. Поэтому лица несчастных пленников оставили чистыми, без синяков. Их били, конечно, но больше по почкам или ещё как-то, чтобы побои не было заметно во время съёмки. – Ну, и зачем ты вздумал бунтовать, скотина? – допрашивал униженных до последней степени узников разудалый главарь. – Кто тебя погнал на баррикады? Чего вам всем не хватало, подлые твари? Куда вы попёрлись, быдло? Тебя что, кормили плохо? Или не давали балакать на твоей поганой москальской мове? В школах, на работе – другое дело. В Украине живём. А дома – болтай ты хоть по-турецки! Парень молчал, понурив голову. – И тебе тоже возбранялся твой тарабарский язык? – бросил «правосек» свой недобрый взгляд в сторону Петра. – А ты что скажешь? – повернулся он к третьему пленнику, начиная потихоньку заводиться. – Нет, ты ответь мне, мразь, тебе хоть кто-то слово противное сказал? – едва сдерживаясь от «благородного» гнева, заорал изверг. – Отвечай! Запрещали? Ты у меня заговоришь, падла. Да или нет?! Морщась от боли в отбитых почках, парень чуть слышно произнёс: – Нет. – Громче! – захлёбываясь слюной от ненависти, зашипел на него бандит. – Громче! И когда услышал повторный более внятный ответ, то заорал во всю мочь: – Так зачем же ты полез на баррикады? Почему предал свою великую Родину? Сколько тебе дали? Отвечай, сколько? Десять, двадцать, сто? Говори! И знай, что за эти сто гривен, за измену Украине ты сгниёшь в тюрьме! Не выйдешь оттуда живым! Это я тебе гарантирую! А детей твоих мы вырастим настоящими украинцами. Если, конечно, они у тебя ещё будут! Допрос продолжался, время от времени прерываемый тумаками, которые, конечно, не фиксировались камерой. А когда съёмка закончилась, ребят выволокли на обочину дороги и отдубасили – на этот раз от души, не сдерживая «благородного» гнева. Петру повезло – с него сняли наручники, видимо, чтобы не повредить. И он имел счастливую возможность закрывать голову руками, в отличие от своих друзей. Потому и не получил сотрясение мозга. Но кисти рук и предплечья, к сожалению, спасти не удалось. Они были основательно изуродованы. – Добивать будем? – спросил кто-то из боевиков. – Не будем, – устало ответил главарь. – И так сдохнут. А выживут – до конца дней на аптеку будут работать. Главное – у нас на видео они чистенькими остались. Только спустя несколько дней Пётр сумел открыть затёкшие после «допроса» глаза. Увидел белые больничные стены, сидевшую рядом Светлану и, с трудом ворочая языком, произнёс чуть слышно: – Прости меня, любимая. Так получилось… 5. События развивались стремительно. Русская весна несла освобождение городам юго-востока от почерневших, сдувшихся под ярким солнцем сугробов. Узнав, что празднование Дня Победы отменяется, народ взбунтовался. С лёгкой руки харьковчан георгиевские ленточки стали распространяться повсеместно. По примеру Крыма в некоторых областях активисты решили провести референдумы, чтобы окончательно и бесповоротно отделиться от Киева. Однако в начале апреля было объявлено о так называемой силовой антитеррористической операции (АТО). Причём, в первые дни безоружные местные жители голыми руками пытались остановить боевую технику, направленную к ним новой киевской властью. Но военные не поддавались на уловки «сепаратистов», и под Славянском, где родились и выросли наши герои, произошли первые столкновения между силовиками и совсем недавно организованным боевым ополчением Донбасса. В последней декаде апреля Мыкола прибыл в Днепропетровск. Сергей встретил его с распростёртыми объятиями. Старые друзья обнялись, как водится, подурачились немного, шутейно хлопая друг друга по плечам, а затем сели за стол и за бутылкой коньяка разговорились о главном. – Положение серьёзное, – с места в карьер начал руководитель «правосеков». – «Колорады» повсюду – в Харькове, в Одессе, в Донбассе. И даже здесь, у нас под боком поднимают головы. В Славянске идут бои, а в Мариуполе гнилое армейское офицерьё распоясалось – дальше некуда. Хотели два десятка молодых солдат выпустить из казармы по домам – к мамкам под юбки прятаться. – И что, неужели отпустили? – Обижаешь, друг. Могли, конечно. Но, слава богу, ще нэ вмэрла Украина, есть у нас такой Правый сектор, готовый за неё постоять. Когда мы туда примчались, ворота военного городка были открыты настежь, а «колорады» митинговали, пытаясь войти в казарму. Представляешь? Что нам оставалось делать? Сначала их немного оттеснили, обнадёжили, изолировали офицерьё, а уж потом… выпустили к митингующим новобранцев – всех. – Ну, это вы зря, – разочарованно протянул Мыкола. – Надо было разогнать бездельников – всего-то и делов! – Нет, дорогой ты мой друг, это было бы слишком просто. Мы решили сделать по-другому. Так, чтобы нигде и никогда ни один «колорад» больше не подошёл к воротам воинской части. И не только в Мариуполе, но и по всей вольной Украине. Чтобы десятой дорогой обходили москальские агитаторы наших доблестных воинов! – Звучит интригующе, но по телеку сказали, что там было несколько убитых. Больше я ничего такого не слышал. – И не услышишь, потому что СМИ находятся в наших руках. Однако сарафанное радио, думаю, разнесло эту «благую весть» по всем «колорадским» домам и питомникам. Пусть знают ватники, с кем имеют дело! Сергей помолчал немного, потом продолжил: – Так вот, мы их, действительно, всех отпустили, но ненадолго. Как только последний новобранец покинул казарму, тут же своё веское слово сказали наши доблестные «калаши». И тогда в это мерзкое скопление «колорадов» и предателей-рекрутов полетели маленькие такие кусочки свинца. Странно, но именно они навели там полный порядок. До смерти перепуганные полосатые твари бросились наутёк. Но мы тоже не лыком шиты: подняли в небо боевой вертолёт, и уже оттуда добивали тех, кто остался в живых. Прямо на улицах Мариуполя – в назидание всем! – С вертушки? – удивлённо переспросил Мыкола. – И не только. Был у нас один истребитель. Представляешь, как улепётывали, петляли, кувыркались в придорожной пыли подстреленные «ватники»! А самолёт снова и снова пикировал на них, пуская в расход взбунтовавшихся никчемных животных. Тра- та-та-та-та из пулемёта! Думаю, у них от одного только рёва турбин душа из пяток на волю выпрыгивала. В общем, навели мы там шороху. Сотню подлых тварей положили с дезертирами вместе. А может и больше. Будут теперь знать, что такое Правый сектор! Мыкола молчал, поражённый услышанным. Затем встал, прошёлся по комнате. – Нет, не пойму. К чему такая жестокость? Ведь это люди! – Люди? – переспросил его раззадоренный собственным рассказом правосек. – Это, друг ты мой, не люди, а наши будущие рабы – неполноценные животные, которых нам ещё предстоит загнать в стойло. В противном случае они могут натворить много бед. Вот ты подумай: одна только акция устрашения, и весь Мариуполь стал, как шёлковый – чистая «бесколорадная» зона. Теперь тамошним ватникам впору праздновать Девятого Мая не победу СССР над Гитлером, а наоборот – признать, что великая Германия освободила их от коммунистических орд! Да, именно такую трактовку истории мы и должны внушать ватному быдлу!.. Собственно, Сергей не сказал ничего нового. Всё это в более или менее завуалированном виде было заложено в головы студентов и школьников Украины. Но там была сухая теория, а здесь… сотня обезображенных трупов. И главное – за что? Мыкола представил усеянные мёртвыми телами улицы портового города, и вдруг… в голове его сработал какой-то предохранительный клапан – сознание отключилось. Он больше не слышал ужасных разглагольствований Сергея, а вместо них перед глазами провалившегося в беспамятство молодого человека мелькали чёрно-белые кадры старых фильмов о том, как фашистские каратели расстреливали ни в чём не повинных заложников. Голова раскалывалась от нахлынувшего потока разноречивых мыслей. И… до безобразия пьяненький офицер нацгвардии совсем перестал понимать, хорошо это или плохо – убивать безоружных людей? 6. В штабе Правого сектора в Днепропетровске готовилось нечто важное. Отовсюду, особенно с запада приезжали люди, заседала комиссия во главе с самим Ярошем, куда поочерёдно вызывали то одного, то другого, то третьего. Соблюдался режим строгой секретности, и узнать что-либо конкретное было практически невозможно. А потому среди непосвящённых ходили самые невероятные слухи. Мыкола подошёл к знакомому боевику из двадцать третьей сотни Майдана по прозвищу Тихоня, который только что вышел от высокого начальства и в раздумье разминал своими толстыми пальцами дорогую сигарету. – Ну что, Тихон, новенького? – попытался прорвать информационную блокаду наш герой. – Ой, не спрашивай лучше, – с сильным галицким акцентом раздражённо ответил парень. – Велели молчать. Вызовут – узнаешь. И не называй меня больше по имени – не люблю, забыл, что ли? Тихоня я, Ти-хо-ня. – Ладно тебе, – улыбнулся Мыкола, – не обижайся, свои ведь. Помнишь, как мы за Нэньку стояли грудью на Майдане, как «беркутов» били? То-то! – Да уж, было дело. А теперь вот новая война намечается, – проворчал боевик. – Слушай, давай лучше о бабах побалакаем, хотя… тебя, помнится, ранили тогда. А мы, как только Януковича скинули, славно погуляли в стольном граде Киеве. В гости к Янеку заходили. Ты бы видел, в каких хоромах он жил! Одно слово: паразит! Золотые унитазы – это так себе, мелочь. Мы до погребов его добрались, вино столетней выдержки пробовали. Там его – хоть залейся. Коньяк, аперитив, водка всех сортов, «абсолют» – ящиками… – Ой, лучше не надо, – взмолился Мыкола. – Меня похмелье мучает. Вчера с дружбаном хорошо посидели, а сегодня с утра – на комиссию. Ты хотел о бабах, вот и давай о них, родимых. – Понимаю, – бросил на приятеля короткий взгляд Тихоня. – Сам чуть дотерпел, но теперь можно. Они зашли в кафе пообедать. Галичанин отметился у стойки со спиртным, после чего лицо его заметно порозовело, глазки заблестели, а сам потомственный бандеровец стал намного добрее и общительней. – Поправился? Вот и ладушки. А дальше, после погребов Януковича что вы делали? Где тусовались, куда ходили? – уже за столом продолжил разговор Мыкола. – Ой, и не говори! Разгулялись мы тогда, просто ужас! В банк какой-то завалились. Призвали к себе банкира-кровососа. Калаш ему под ребро – так он сразу добрым волшебником стал: денег нам полные карманы отвалил и тост предложил – за победу всемирного Майдана. Алкоголь неспешно разливался по жилам боевика. И спустя какое-то время Тихоня разошёлся не на шутку, живописуя свои похождения в Киеве. Стал рассказывать, как поздним вечером в тёмном сквере, двигаясь почти на автопилоте, они поймали какую-то шальную девку, не пожелавшую уступить дорогу победителям. Слово – за слово, затащили её в кусты и… Мыкола вздрогнул. Он слушал и не мог поверить собственным ушам. Ужасная догадка тугим обручем сковала виски. По всему выходило, что боевик Тихоня – это тот, кого он так долго искал! Именно из-за этого «героя» Майдана к нему по ночам приходили ужасные кошмары, до предела изматывая душу. Именно эта мразь была повинна в том, что он едва не сунул голову в петлю. Прямо напротив него за столом – стоило лишь протянуть руку – сидел убийца его ненаглядной Марички! Сдерживаясь из последних сил, опасаясь ошибиться, Николай попросил рассказать подробнее, как было дело. И Тихоня без всякой задней мысли с понимающей улыбочкой на маслянистой помидорной роже – красочно и в деталях живописал чудовищное действо пьяных «правосеков»: как насиловали девушку, как её убивали, и как он лично своим десантным ножом поставил, наконец, последнюю точку в этой «развесёлой» истории. Сомнений быть не могло. Всё совпадало до мелочей. Наступила минута тягостной неопределённости. Немигающие, расширенные до предела глаза Мыколы упёрлись в пьяненькие гляделки кровавого упыря, насильника и убийцы. Руки осиротевшего влюблённого, забыв о ноже и вилке, вдруг неспешно сами собой потянулись к горлу ненавистного обидчика. Но тот, почуяв неладное, икнул от удивления, отвёл глаза в сторону и, следуя многолетней привычке алкоголика, решил на всякий случай ещё раз «остограммиться» у барной стойки. Тихоня даже не подозревал, как ему тогда повезло, потому что минуту спустя в кафе появился рассыльный, который сообщил Мыколе, что тот должен немедленно явиться пред ясные очи председателя высокой комиссии. Это обстоятельство слегка охладило благородный пыл нашего героя. До боли сжав кулаки, он метнул пламенный ненавидящий взор в сторону своего врага и неспешно двинулся вслед за вестовым, бормоча себе под нос проклятия и пророча Тихоне страшную кровавую месть… Продолжение следует. Все главы смотрите на моей страничке. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
