Николай Бондаренко (Мыкола) в 2010-м году окончил среднюю школу города Славянска в Донбассе и поступил вместе со своим другом Петром Силиным в Украинский Национальный Технический Университет в Киеве. Чтобы стать истинным патриотом своей Родины, парень вступил в ряды РУН – организации русскоязычных украинских националистов. Силин же, напротив, заинтересовался новой украинской историей, которая была в значительной степени фальсифицирована. Киевский Майдан, прославившийся своим духом свободы и неповиновения, собрал молодёжь со всей страны. Там полюбили друг друга Мыкола и красавица Маричка. Но девушку убили неизвестные, а безутешный парень поклялся отомстить, полагая, что это преступление совершили «клятые москали». Глава 4. После Майдана, любовь Петра и Светланы. 1. Рана, полученная на Майдане, ещё не зажила, а Мыкола с удвоенной энергией занялся делами, пытаясь заглушить мучившую его душевную боль. Ненавистного Януковича свергли, однако Киев наводнили вооружённые праздношатающиеся боевики, и назрела острая необходимость эту стихийную вольницу направить в организованное русло. Далеко не все майдановцы нашли в себе силы подчиниться новой власти. Но после ликвидации одиозного главаря Музычко, который всегда и во всём руководствовался лишь только своей революционной совестью, многие распустившиеся бунтари притихли и задумались, как жить дальше? Вступление в Национальную гвардию, возрождением которой занимался Сергей – это был достойный выход для героев Майдана. Закупалось обмундирование и вооружение, освобождались помещения под казармы. Мыкола, включившись в дело вместе с другими вербовщиками, вёл агитацию среди молодёжи. Одет он был в новенькую униформу и лишь только одним своим внушительным внешним видом давал понять потенциальным рекрутам, что Нацгвардия – это всерьёз и надолго. Собственно, патриотизм с младых ногтей был заложен в души юных граждан Украины. Об этом позаботилась система образования. А посему от желающих защищать завоевания Майдана не было отбоя. Тем более что даже рядовым бойцам обещали неплохое содержание. Вновь принятые проходили курс молодого бойца: маршировали, стреляли по мишеням, учились буквально на ходу. А затем, приняв присягу, несли патрульную службу – курсировали по вечернему Киеву, останавливая подозрительных прохожих, проверяли документы и… ловили на себе восхищённые взгляды молоденьких девушек. Многих дисциплина заставила отказаться от вредных привычек. Те, кто баловался слабыми наркотиками на зимнем холодном Майдане, вынуждены были «завязать» с этим делом, перенеся небольшую «ломку». Однако ближе к Новому Году поток идейных добровольцев заметно уменьшился, и стали принимать всех без разбора – даже освободившихся по амнистии уголовников, с превеликим удовольствием променявших тюремные камеры на солдатские казармы. Старались как можно больше людей поставить под ружьё. Ведь дела предстояли нешуточные. Учёбу Мыкола забросил, но неполное высшее образование, а также значительные заслуги перед Майданом позволили ему получить офицерские погоны и занять должность командира взвода. Буквально на ходу он осваивал азы военного дела и наконец превратился в бравого вояку, вполне сносно исполняя свои обязанности и продолжая перенимать опыт у кадровых военных. Частенько к старому другу заглядывал Сергей, который стал видным руководителем националистического Правого сектора. Он приносил новости, рассказывал о тенденциях развития молодого украинского государства. Но однажды уже весной 2014-го он появился озабоченный и заявил прямо с порога: – Всё, дорогой ты мой друг, закончилась наша спокойная жизнь! Силёнок у нас теперь достаточно, и буквально на днях принято решение приступить к освоению левобережья – закрепиться окончательно и бесповоротно на левом берегу Днепра. Ты только подумай, в какое время мы живём! Да, москали отобрали у нас Крым. Но нельзя допустить, чтобы то же самое случилось с другими областями. В общем, руководство Правого сектора переезжает в Днепропетровск – поближе к потенциальному противнику. Будем наводить порядок по всей Украине. – Давно пора, – согласился Николай, - Харьков, к примеру, не так далеко от Киева, а там заправляют «колорады». В Мариуполе, в Одессе что творится! Про мой родной Донбасс я уже молчу – русская весна у них, видите ли. В общем, обнаглели москали. – Ничего, сделаем им из весны осень или лучше лютую зиму! – скривил губы Сергей. – Готовится большая акция, и мы собираем нужных людей в Днепропетровске. Губернатор Коломойский – наш человек. Он поможет. Ты тоже сдавай свои дела здесь и езжай туда. Подробности узнаешь на месте. Согласен? Конечно, Мыкола был согласен. С некоторых пор он сознательно старался заполнить все свои дни и ночи хоть чем- нибудь, но обязательно до упора, до последнего предела, чтобы не оставалось времени на дурные мысли. Поэтому новая поездка как нельзя лучше подходила для этой цели. Ведь каждая свободная минута становилась для него пыткой. В редкие часы или даже мгновения ненавистного досуга – особенно по ночам – к нему приходила – буквально стояла перед его внутренним взором – прекрасная и нежная, трепетная любовь его Маричка, подло убитая… кем? Сие было ему неведомо. И от этой трагической безысходности, от беспомощности, от одиночества – всё существо несчастного страдальца наполнялось чёрной ненавистью и требовало отмщения. Переживания шли по кругу, воспоминания бередили истерзанную душу, он «накручивал» себя всё больше и… в конце концов это становилось просто невыносимо… 2. Пётр Силин относился к Майдану с прохладцей. Вместе со своим закадычным другом доцентом Свидригайло, с ребятами- единомышленниками небольшой группой они не раз приходили на площадь Независимости ещё в декабре – в самом начале протестных акций. Выступали, говорили о том, что все нации равны и каждая имеет право на самоопределение, что нельзя на русскоязычном юго-востоке без меры насаждать украинский язык, что рано или поздно это приведёт к расколу общества. Но в лучшем случае их просто не слушали, а в худшем – гнали и били: идите, мол, к своим москалям, сволочи наёмные. – Поздно, поздно, – вздыхал доцент после очередной выволочки, – ничего нельзя изменить. Их так воспитали, у них национализм в крови. И самое ужасное то, что вся эта молодёжь считает себя культурнее, умнее и выше иных наций и народов, а Россию они просто ненавидят. И это притом, что по большей части эти молодые люди – этнические русские. – Да уж, – раздумчиво вымолвил Пётр. – Где-то слышал, что патриотизм – это про любовь к своему народу. А национализм – это про ненависть к чужому! – Я больше не пойду на Майдан, – сказал, отчаявшись, кто-то из ребят. – Плетью обуха не перешибёшь. Там западников половина. А они все – убеждённые наци. Больше не ходили, но попытки хоть как-то повлиять на заранее предрешённый ход событий обернулись для этих думающих вменяемых людей иными бедами. В университете, узнав о крамольных речах Свидригайло, многие «свидомые» перестали с ним здороваться, а затем всеми правдами и неправдами руководство заставило доцента написать заявление об уходе. Да и сам он, понимая, что пришли не лучшие времена, решил уехать в Питер. Его давно звали туда хорошие знакомые… Самолёт взревел турбинами, набирая высоту, и только тут погруженный в размышления Пётр заметил чарующую красоту архитектуры современного Бориспольского аэропорта, пестревшего огнями рекламы и ярким светом прожекторов. Но его печально-философское созерцательное настроение вдруг испортили разносчики рекламных буклетов, в которых шикарные киевские красавицы предлагали гостям и жителям древнего города весёлые знакомства, а также любовные встречи без обязательств… И это дикое сочетание распущенности и красоты почему-то вдруг вызвало у молодого человека отвращение, раздражение и даже стойкое неприятие тех жизненных реалий, бороться с которыми он больше был не в силах. Стало тоскливо оттого, что нет рядом любимой девушки, а теперь вот и лучший друг умчался, растворившись в туманной пелене ночного неба. Парень ощутил щемящую тоску, пустоту и одиночество. Не думал он, что так вот неожиданно и глупо завершатся их ночные бдения у телескопа, задушевные беседы начистоту, суровая мужская дружба… Ещё какое-то время Силин пытался убедить знакомых и однокашников, что ставка на национализм – это прямой путь к развалу Украины. Однако всё меньше становилось у него единомышленников, способных понять, разобраться, исправить то, что, по всей видимости, менять было уже слишком поздно. В минуты отчаяния Петру казалось, что вокруг вообще нет живых людей. Перед его воспалённым взором мелькали лишь зомби-вурдалаки в балаклавах, запрограммированные чьей-то безжалостной рукой на украинский национализм, на ненависть, на русофобию. Некогда пёстрый Майдан превращался вдруг в огромное сборище зловещих масок, в некий ужасный водоворот – дьявольскую воронку, засасывающую своим зловонным чревом слабые людские души. Силин видел тёмные силуэты, с восторгом и упоением скакавшие на обгорелой, разгромленной главной площади страны. Казалось, что мир сошёл с ума. Чадящий огонь от автомобильных покрышек и одурманенные колдовским зельем безумные тени, колыхавшиеся в такт с языками бесовского пламени – всё это взлетало куда-то вверх, к высокому звёздному небу. И дикий суеверный ужас заползал в душу безмерно одинокого молодого человека. Холодными зимними вечерами в общаге собиралось множество спорщиков. Однажды Силин предложил сравнить государственное устройство Украины, России, США, Канады и иных стран. – Гражданство важнее, – говорил Пётр, сидя верхом на прикроватной тумбочке. – А национальность человека госструктуры совсем не должны учитывать – это личное дело каждого. Так было, есть и так будет во всех крупных развитых странах. Но не в Украине! Подумайте, почему Россия такая большая? Да потому, что русские правители брали под свою юрисдикцию, принимали к себе целые народы, не затрагивая их менталитет, веру, обычаи. Грузия, например, много лет просила у Царя защиты от агрессивных соседей. И получила её с благодарностью, войдя в состав России, как и многие другие малые государства. В своём рассказе «Поединок» писатель Куприн пишет о том, как присягали российскому монарху солдаты и офицеры русской армии. Каждый клялся в верности Государю, стоя перед своим священником – пастором, раввином, муллой – не важно. Даже для язычника черемиса придумали специальный обряд, чтобы он, считая себя полноправным членом общества, чувствовал ответственность за данную перед строем присягу. А после революции Ленин, не подозревая о последствиях, разделил Россию именно по национальному признаку. И эта мина замедленного действия взорвалась сегодня, спустя десятилетия. Страна распалась, разошлась по швам, чего и следовало ожидать. Ведь шито было белыми гнилыми нитками. Запомните раз и навсегда: НАЦИОНАЛИЗМ – ЭТО СМЕРТЬ ДЛЯ МНОГОНАЦИОНАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА! – А как же Литва? – вступил в спор Мыкола. – Или Китай? Моноэтническая держава, живут там одни китайцы! – И все на одно лицо, не отличить, – вмешался в разговор местный остряк-самоучка. – Литва – это карлик! Столетия назад, действительно, она была огромной и простиралась от моря до моря. Однако нетерпимость к иноверцам, националистическая сущность литовцев не позволили им стать во главе народов, над которыми они властвовали. Поэтому не стоит брать с них пример, иначе Украина легко может сжаться до размеров нынешней Литвы, – усмехнулся Пётр. – Ну, а Китай – дело особое. Там другая планета, иная цивилизация. Но и у них есть небольшой процент инородцев. Однако этих людей не принуждают, как у нас, забывать о своих корнях и менять разрез глаз хирургическим путём. Шутка несколько разрядила обстановку, заставила ребят улыбнуться. – Ой, не надо! Никого у нас не заставляют, – возразил студент из Полтавы. – Да говори ты хоть по-китайски, никто тебе слова не скажет! – А школы китайские у тебя есть? Вон, у нас на Донбассе даже русских почти не осталось. Все почему-то украинцами записались или в РУН вступили, – с сарказмом заметил Пётр, покосившись на Мыколу, который тут же взвился, оскорблённый в своих лучших чувствах: – Ты нашу организацию не трожь! Мы за единую Украину без москалей. А не нравится – вали, вон, в свою московию. Скатертью дорожка! У нас в стране язык будет один – украинский. Точка! Пётр замолчал, по опыту зная, что возражать бесполезно – за годы учёбы в Киеве его старинный друг Мыкола превратился в толстокожего упрямого фанатика. Кроме того, в их отношениях появились новые довольно щекотливые обстоятельства. 3. Как вы, наверное, поняли, мои дорогие читатели, что эти события происходили в Киеве, когда только-только набирал силу роман Мыколы и Марички, начавшийся на Майдане и закончившийся столь трагически. А предыдущим летом Пётр, отдыхая у родителей в Славянске, сошёлся с одноклассницей Светланой. Ещё со школы считалось, что Света – подруга Мыколы. Но когда летом ребята в очередной раз всем классом собрались в стенах родного учебного заведения, девушка поняла, что её избранник потерял к ней всякий интерес. Он не приехал, несмотря на то, что она просила его об этом по телефону. Красавица настойчиво расспрашивала Петра о Николае, об их учёбе в Киеве. Конечно, Силин рассказал ей всё очень подробно. Отдельно остановился на том, что Мыкола большую часть свободного времени посвящает популяризации и расширению киевского РУН (организации русскоязычных украинских националистов) – этого весьма экзотического новообразования. В свою очередь Светлана поведала Петру о Луганском университете, в котором она училась, о студенческих вечерах, о сдаче сложных экзаменов… За годы, пролетевшие после окончания школы, оба они сильно изменились – повзрослели, поумнели, ушли от мелочной опеки родителей. Силин с восхищением любовался искрящимися голубыми глазами, грациозной шейкой, ниспадавшими на плечи роскошными волосами своей школьной подруги. Смотрел и не мог понять, почему это Мыкола пренебрёг искренней симпатией к нему этой изумительной красавицы. Вечером после восторга встреч и небольшого застолья ребята отправились на природу – к оврагу, где они так любили играть когда-то, забросив подальше ранцы с надоевшими книгами и тетрадями. Здесь почти ничего не изменилось. Разве что деревья стали выше, да подросшие за время их отсутствия малыши с визгом и задорными криками кувыркались на зелёной лужайке. Нарядившись в розовые тона, медленно клонилась к закату древняя звезда по имени Солнце. Годы прошли после школьного выпускного бала, но величественное лучезарное светило, как и прежде, выглядывало из-за серой тучки на горизонте, беспристрастно наблюдая за подвластными ему земными просторами и щедро озаряя их своими животворящими тёплыми лучами. А бывшие школьники – всё ещё молодые, но уже не дети – любовались этим великолепием и начинали понимать, что ни одно ушедшее мгновение их короткой жизни не вернётся к ним больше никогда… Пётр, подчиняясь всеобщему порыву нахлынувшей грусти, едва касаясь, обнял за обнажённые плечи сидевшую рядом Светлану. Но та отстранилась, и он, опасаясь испортить этот прозрачный ласковый вечер, не посмел настаивать. Ему было вполне достаточно того, что она находилась так близко, разделяла его мысли и чувства, понимала его без слов и, улыбаясь, говорила о чём-то просто и искренне. Он тоже рассказывал ей о себе, о столичных нравах и даже о Мыколе, к которому оба они испытывали весьма разнородные чувства, слегка разбавленные ностальгией по ушедшему детству. Быстро пролетело яркое взбалмошное лето, наполненное весёлыми походами за город, поездками на рыбалку, ночёвками у костра и, конечно, едва заметной постороннему взгляду поволокой чувств, без которой никогда не обходится дружба двух юных сердец, несмотря на то, что они не отдавали себе в этом отчёта и не пытались форсировать события. Только когда пришло время расставания, молодые люди поняли наконец, осознали, что нелегко им будет порознь без каждодневного общения, без посиделок в тёмной глубине вишнёвого сада, без вечеров, наполненных багрово-розовым светом заходящего солнца. Они привыкли друг к другу, и расставаться было даже как-то немного страшно. Ещё и потому, что между ними всё это время незримо присутствовала, намеренно охлаждая чувства, тень их школьного друга Мыколы. На вокзал молодые люди пришли вдвоём, оставив дома суетливых родителей. Так решила Света. Она уезжала в Луганск, а Пётр провожал её, еле справляясь с двумя тяжёлыми чемоданами. Первая платформа напротив вокзала была низкой, а вторая, куда вот-вот должен был прибыть поезд – немного повыше. Чтобы сэкономить силы и время, парень соскочил на рельсы, перенёс вещи, помог девушке взобраться на высокую платформу, а затем поднялся туда сам. И тут какая-то женщина средних лет решила последовать их примеру. Ведь времени до прихода пассажирского поезда оставалось совсем немного. Но… правду говорят: «Поспешишь – людей насмешишь!» Одно неловкое движение – и большие розовые яблоки просыпались из корзинки на грязную землю, на шпалы железнодорожной колеи. В довершение всех бед несчастная вдруг услышала длинный гудок приближавшегося электровоза, окончательно растерялась и истошно заверещала. Обернувшись на её крик, молодой человек с ужасом увидел летевший на всех парах товарный поезд, перепуганную бестолковую тётку на рельсах между двумя платформами и яблоки, которые она зачем-то собирала с земли и складывала на край широкой бетонной плиты. Люди кричали ей: «Брось, беги назад!» Но, похоже, у бедолаги в голове «заклинило», и она, будто робот, продолжала свою не только бесполезную, но ещё и крайне опасную работу. Времени оставалось в обрез. Не теряя ни секунды, Пётр прыгнул вниз, забросил на платформу злополучную корзину и хотел проделать то же самое с женщиной. Но она оказалась слишком тяжёлым грузом для слабосильного студента. Поезд приближался стремительно. Увидев летевшую на неё смерть, тётка, наконец, попыталась самостоятельно забраться на высокую платформу но, поскользнувшись, едва удержалась на ногах. Тогда наш герой, будто лёгкий теннисный мячик, взлетел на бетонную плиту и изо всех сил потянул, дёрнул на себя бестолковую мадаму за протянутые молящие о спасении руки. «Раз!» – промелькнуло в его воспалённом мозгу. Поезд был уже совсем рядом, и машинист громко сигналил, заглушая всё вокруг непрерывным воем своего гудка. «Два!» – беззвучно выдохнул парень и, что было сил, дёрнул повторно. На этот раз неподъёмная квашня женского тела поддалась его напору, и лишь только две упитанные голени неистово орущей жертвы всё ещё находились там, где вот-вот должно было промчаться смертоносное железо. «Три!» И тут со страшной скоростью, с душераздирающим рёвом электровоз пронёсся мимо, едва не задев ступни до смерти напуганной, но всё же целой и невредимой женщины, ничком лежавшей на бесстрастно-холодном бетоне. Под перестук колёс пролетавшего мимо товарняка неслышно подкрался по соседнему пути пассажирский поезд. Началась посадка. Все зашевелились, Пётр схватился за чемоданы Светланы, а тётка как ни в чём не бывало собрала спасённые яблоки и, ни слова не говоря, чуть прихрамывая побежала к своему вагону. Похоже, сильнейший шок окончательно отключил её и без того «куриные» мозги. 4. Всё вышеописанное случилось очень быстро, и Светлана не сразу поняла, не до конца осознала суть произошедшего: её школьный друг, обычный мальчишка несколько минут назад на глазах у бездействующей толпы совершил самый настоящий подвиг. И только расставшись с Петром, поднявшись в тамбур вагона, она вдруг уразумела, прочувствовала до глубины души, как любит этого простого скромного парня, который без высоких слов, но и без малейшего колебания рискнул своей бесценной жизнью ради абсолютно незнакомого человека, которого, скорее всего, больше никогда не увидит. Как только тронулся поезд, девушка растолкала свои вещи по полкам, достала телефон, позвонила и долго-долго повторяла в трубку восторженные светлые слова, убеждая Петра в том, что он самый смелый, самый добрый и самый… дорогой для неё человек. Будто не распрощались они несколько минут назад на шумной платформе, будто не могла она сказать ему всё это раньше. И соединённые незримой нитью радиоволн, две любящие души вдруг провалились в Нирвану, ушли из реального мира, зависли где-то вне пространства, вне времени. И говорили, говорили, говорили друг другу тёплые нежные слова, пока у кого-то из них не обнулился телефонный счёт или не села батарейка мобильника… Всю осень и зиму Пётр разрывался между Киевом, Луганском и Славянском, назначая свидания своей ненаглядной в этих городах. Ведь известно, что для двух любящих сердец не существует расстояний, что они всегда найдут друг друга – даже за тысячи километров. Возможно, именно поэтому феномен киевского Майдана почти не коснулся Петра Силина, душа которого, освящённая светом любви, была далека от всего мирского. И даже Мыкола не сказал другу ни слова – не возразил, когда узнал об их отношениях со Светланой. Тем более что к тому времени он тоже нашёл своё яркое, прекрасное, но недолгое счастье. Продолжение следует. Все части смотрите на моей страничке. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
