Назначили к нам командиром дивизии полковника Караулова. Что-то он так быстро генерала получил, что мы и охнуть не успели, а так генералом его и запомнили. Да и внешность у него самая что ни на есть генеральская была. Солиден, грузен, полноват, как есть генерал. Его, наверное, когда курсантом еще был, генералом звали.

Очень он по душе офицерам пришелся. Рассказывали, что на проводах предыдущего генерала, выпив изрядно, он гитару в руки взял и вначале песни Высоцкого, а потом и вовсе блатные запел. Чем и покорил души офицеров, которых и хлебом не корми, дай только врезать хорошенько да песняка подавить.

И он к офицерам отлично относился. Даже на самого что ни на есть лейтенанта ни наорет и на гауптвахту не посадит, даже если тот верхнюю пуговицу у шинели не застегнет. Правда, почему-то потом комендант, бледный и трясущийся, этого лейтенанта лично в кутузку упаковывал. И не слушал, что генерал на лейтенанта даже не орал.

Командиры полков и частей при нем, правда, поскучнели. Но тем никак не угодишь. То летчики у них плохие, то начальство недоброе.

Товарищ мой дежурство по части нес. Заходит генерал Караулов к нему в дежурку. Он конечно:

– Полк, смирно! Товарищ генерал-майор, в полку за время моего дежурства происшествий не случилось, – так далее.

Рассказывает, генерал с ним за ручку и сразу говорит:

– Ты у меня молодец, я уж вижу, службу знаешь. А как у нас это? А как то? А этот где? А эти куда? И когда будут? И что на стоянке?

Друг мой отвечает, прямо от зубов отскакивает. И что характерно, четко так, по военному. Генералу даже понравилось. Опять руку пожал.

– Служи, – говорит. –- Орел! Ух, молодец, какой!! Прямо горжусь, да и только.

А друг мой, плечи расправил: «Рад стараться, то есть служу, мол, там кому надо!» Генерал его и по плечу похлопал.

– Ых! Герой! – и вышел.

А через полчаса бегут в казарму командир полка с начальником штаба. Бледные оба, как флаг про капитуляцию. Командир его, дружка моего, за грудки, начштаба за плечо. И трясут его по сложной волнообразной траектории. Был бы грушей, не то, что плоды, сучья бы отвалились. И в один голос орут:

– Что ты ему, негодяй сказал? Что ты сказал?

– Да нормально ему сказал, – проблеял дружок мой. – Он меня похвалил даже. Молодец, говорит, орел. С такими офицерами мы всех победим. Служи, говорит дальше.

– Это он тебе, дураку, так сказал. А с меня и начальника штаба шкуру вместе с мездрой снял за тебя. Что ты ему тут наговорил?

– Да я и не упомню всего. Спрашивал, где вы? Я и сказал, что в штабе. Не говорить же мне ему, что вы с планшетистками у пожарников в сауне.

– Цыц! Ты…, ну ладно, разберемся.

Но больше командир с дружком моим не разбирался.

А в другой раз уже я оперативным дежурным полка заступил. У оперативного дежурного 17 стендов развешано. Все виды обстановок отражают. Воздушную, нави-гационную, космическую, морскую, наземную, метеорологическую, радиационно-химическую, орнитологическую. Самолетный состав полка, состав полка по экипажам, уровень подготовки каждого экипажа, политико-моральное состояние и еще всякой хрени до матери, до…. Да пусть их там хоть сотня будет, если бы они нас не касались. Так нет же, всех их надо было наизусть знать. И на утреннем докладе командиру полка оперативный дежурный указкой в стенды тыкать мог, а вот подсматривать – ни-ни. Все наизусть, на память. И Боже упаси ошибиться где, и это после бессонной ночи.

Вот и мне повезло. За час до доклада командиру приходит наш добрый генерал. Я ему конечно: «Штаб, смирно! Товарищ генерал…» Он ручкой так: «Вольно, вольно».

– Ты мне, сынок, лучше воздушную обстановку доложи. И метеорологическую, и прочие виды… Давай, давай!

Я к стендам боком встал, сам не гляжу, а указкой в нужные места тычу и бодро так:

– Метеорологическая обстановка нашего района полетов обуславливается…. и дальше по тексту

Все стенды до единого он прослушал, ни одного не пропустил, не перебил ни разу, а после слов: «Оперативный дежурный 330-го морского ракетоносного авиационного полка доклад окончил» он чуть не зааплодировал, как будто песню в исполнении Кобзона Иосифа прослушал:

– Ну, молодец, капитан! Как ты хорошо все доложил. Особенно это место: « …в настоящее время в полку экипажей боеготовых по уровню первого класса»…Молодец! Просто молодец!

– Служу Советскому Союзу!

– Ну, служи, сынок, служи, а я пошел. Дела, понимаешь, дела…

– Штаб, смирно!

– Вольно, вольно дорогой!

Я, весь в предвкушении награды, кинулся в комнату оперативного дежурного. Там разрывался главный телефон. Звонил командир.

– Оперативный дежурный капитан… Да, слушаю, товарищ командир. Да, был, товарищ полковник. Нет, наоборот похвалил…. Молодец, говорит. Да я ко всему готов. Есть!

Что-то голос у командира безрадостный. Да и у меня личность вытянулась. А тут прапорщик – диспетчер полка, что каждый день здесь службу несет:

– Да вы, товарищ капитан, не расстраивайтесь. Это каждый раз, как генерал сюда заходит, у оперативных дежурных потом одни неприятности. Генерал их хвалит, а командира потом дерет. А командир потом оперу выдает. Так что готовьтесь. У нас банка с вазелином вон в той тумбочке стоит.

Я настолько ошалел, что в тумбочку заглянул. А прапор смеется:

– Вот-вот, все туда заглядывают.

Через полчаса влетают командир и начальник штаба. Я дверь к себе предусмотрительно на шпингалет закрыл и они оба только перед стеклом, что отгораживает оперативного дежурного от общего зала, подпрыгивали. Когда лицо командира стало красным, а уже не бордово-красным, и начальник штаба чуть порозовел и подрыгивать стал на высоту не более полуметра, за сердце хватаючись, я рискнул откинуть шпингалет. Затем подал команду и строевым шагом подошел к командиру:

– Штаб, смирно! Товарищ полковник за…, – он только рукой махнул и на стул опустился.

– Рассказывай, что ты ему тут наплел? – голос у командира был слабый и томный. Ему уже было все равно. Начальник штаба беззвучно рыдал в углу, вытирая нос об бархатные шторы.

Три года Караулов нами командовал. А потом в баньке перегрелся как-то раз. А на другой день летать надумал. В воздухе ему плохо стало. Правый летчик самолет посадил. А генерал прямо возле люка помер. Командиры полков быстро приехали. Говорят, креститься начали. И когда веру Христову приняли, ведь везде говорили, что атеисты?