Семен Семенович Кошак, «юный пенсионер», как он сам себя называл (вышел на пенсию всего полгода назад) привычно направился в супермаркет «дегустыривать» милую сердцу корюшку, которую его родная страна импортировала по заоблачной цене.

Строго говоря, СемСем знал, что поступает нехорошо, даже очень плохо, но уж весьма хотелось наказать ИХ, новонарожденных капиталюг, которые наживались на крови народной, нещадно выпивая последнюю из артерий трудовых масс. А посему процесс шарового поглощения деликатесов обозначался мудреным зарубежным словом «экспроприация», которую пролетарий умственного труда производил без малейшего угрызения совести.

Надо сказать, что почти всю свою трудовую жизнь Семеныч честно пропахал сначала на родное государство, а потом на благо одной коммерческой структуры, вовремя «прихватизированной» расторопными партийно-комсомольскими ребятами. В свое время Семеныч был крайне законопослушным индивидом, исправно платившим налоги (включая и такой весьма экзотичный для многих стран «налог на одиноких и малосемейных граждан).

Еще ранее Семен неслабо отучился, как бы сейчас сказали, в «престижном» ВУЗе, получив на память о пяти годках томления в «альма-матер» корочку диплома, обрамленную в коленкор бордового колера, но тем не менее называвшегося «красным».

До ВУЗа Семен не откосил, а честно отслужил в армии. А до «рота подъем!» он десяток лет исправно носил портфель в среднюю школу, где его учили всякому-разному, мягко скажем, не особо пригодившемуся в последующей взрослой жизни.

Ну, а за семь лет до первого школьного звонка Сеня родился.

Родился в семье инженера и домохозяйки.

Семья жила скромно, «по средствам», и самым ярким воспоминанием детства Семеныча были апельсины, которые родитель «доставал» в канун Нового года.

Как уже вполне можно догадаться, а для не «догадостных» скажем прямо, Семен Семенович родился, жил и проработал в одной большой стране, которую уже не сыскать на карте мира.

Страна, по мнению С.С., была неплохая. По крайней мере, порядка было больше. Да и в мире ее уважали и боялись.

Однако затем наступила «эпоха перемен», которую мудрые пацаны из Поднебесной заклеймили многая лета тому назад в своем знаменитом проклятии. (Кстати, в оригинале сие известное изречение пишется вот так: «寧為太平犬&# 65292;不做亂世&#201 54;», а переводится как «лучше быть собакой в спокойное время, чем человеком во время хаоса»). И угораздило же наступить эту эпоху хаоса аккурат, когда Семен уже стал Семеном Семеновичем и миновал жизненный экватор, начав присматривать себе уютную гавань для спокойной старости.

Нет, поначалу все складывалось не так уж и плохо. «Начхальники» Семена Семеныча, учуяв аромат «жареного», по-быстрому среагировали на изменившуюся ситуевину, ничтоже сумняшеся хапнув госимущества и переоформив его в свою отныне (и вовеки веков!?) конститутционно защищенную неприкосновенную частную собственность. Его же самого по причине хорошей управляемости сделали директором, подчинив ему совсем донедавна бывших коллег.

Сказать честно, руководящая работа не приносила Семену Семеновичу никакого морального кайфа. Будучи человеком высокопорядочным, он был не в силах, скажем, «правильно» распределять премии и прочие приятные бонусы. По доброте душевной С.Семеныча в закрытых прежде для простых работников зарубежных командировках побывали практически все его подчиненные, пока руководство, удивившись такому положению дел, буквально не вытолкнуло директора в поощрительный вояж за пределы страны.

Свое назначение на руководящую работу С.С. воспринял не как свободу «руками водить», а как возросшую ответственность.

Материально, конечно, достаток в семье изменился к лучшему, но Семеныч этого практически не ощутил на себе, ибо с юного возраста был приучен отдавать зарплату в общий семейный бюджет.

Что же касается аспекта морального, то время от времени его приятно грела честолюбивая мыслишка, что в случае преждевременной кончины на руководящей работе он уже заслужил торжественно-печальные строки в крупных газетах со скромной подписью «группа товарищей».

Правда, до этого скорбного дня было еще «ой, как далеко», ибо гены у С.С. были отличные: отец отошел в лучший мир на 93-м году жизни, а мать, руководствуясь тем, что женщины и так живучее мужиков, планировала, как минимум, повторить семейный рекорд своей матушки, почившей на 96-м году. Пока что маме С.С. только исполнилось «всего» 90, и эта сухонькая, но бодрая старушка, не страдая никакими серьезными заболеваниями, сама себя обслуживала, лечила свое низкое давление «церковным вином» - кагором и всячески порывалась учить жизни своего «ребенка», разменявшего уже седьмой десяток лет.

Да, жизненные обстоятельства сложились так, что у С.С. не было ни внуков, ни детей, ни даже жены. Вернее, жена была и даже не одна, а целых две, но так уж получилось, что на старости лет мужчинка остался один-одиношенек в личной жизни. Ну что ж — и такое порой имеет место быть.

Целых сорок лет трудового стажа и «правильный» срок пребывания на руководящей работе с приличной зарплатой был в активе у Семеныча, который уверовал, что государство отблагодарит его за проработанные годы материальным вспомоществованием на уровне «мясо не только по большим праздникам».

Но не тут-то было. Сработало-таки тысячелетнее проклятие мудрых узкоглазых пацанов. В эпоху перемен нужные документы были банально потеряны, восстанавливать справедливость оказалось себе дороже. Поэтому Семеныч, «пораскинув мозгой» был вынужден оформить пенсию по минимуму.

Если уж предельно честно, то финансовые потоки как-то обходили несчастного Водолея стороной, совсем даже не отягощая бумажник. Однако на пиво с любимой корюшкой хватало бывшему директору.

Время от времени С.С. предавался соблазну чревоугодия. Обычно он заходил в супермаркет по соседству, набирал пару небольших пакетиков сушеных деликатесов типа вяленых кальмаров или осьминогов и, тщательно избегая камер видеонаблюдения, неторопливо, с наслаждением поглощал лакомства. Потом уже официально брал бутылочку любимого пивка, приносил ее домой и утолял возникшую к тому времени жажду.

Угрызений химеры, именуемой совестью, Семеныч не ощущал абсолютно. По его разумению, происходил символический процесс экспроприации и восстановления справедливости. Классовая месть, если хотите. Маленький человек мстил «по-маленькому» воротилам-капиталюгам и родному государству, обобравшим его без зазрения совести. Да и какая совесть у государства? Не смешите мои тапочки.

В тот день Семен Семенычу явно не везло. Очевидно, планиды стали не тем кандебобером. Взяв, как обычно «сто грамм» сушенной рыбки и сорок шесть граммов вяленых осьминогов, которые даже взвешивать отказались по причине небольшого веса, он привычно пошел по необъятному ангару изобилия и предметов первой и не первой необходимости, поглощая «экспроприированное» в укромных уголках магазина. Система видеонаблюдения была тщательно изучена вдоль и поперек, и давно уже определены «мертвые зоны», где обламывался зоркий глаз видеокамер.

Однако на этот раз С.С. «попалился», и видеонаблюдение четко зафиксировало факт незаконного поедания. И служба безопасности радостно «вела объект».

«Объект» также заметил особое внимание к своей скромной персоне и решил всласть поиздеваться за наблюдавшими. Уже после того, как были поглощены все деликатесы, а вещдок в виде упаковки от них был надежно спрятан в кроссовках сорок пятого размера на нижней полке обувного отдела, С.С. демонстративно, «на камеру» изобразил жевательные движения, а затем движения ковырятельные, вроде как его нестерпимо поразила ноющая зубная боль от засевшего осьминожки между третьим и четвертым коренными.

Скупившись по типично стариковски: хлеб, кефир, макароны, - Семеныч благополучно миновал кассу, с чувством глубокого удовлетворения и облегчения направляясь к выходу.

И тут на его плечо легла могучая длань.

- Служба безопасности. Пройдемте, гражданин.

- А что собственно случилось? На каком основании «пройдемте»? - нахально поинтересовался «гражданин».

- Вы ели рыбу! Факт зафиксирован на видео. Объясняться будете с милицией!.

Надо сказать, что несмотря на всю свою невзрачность, Семеныч был экстремалом по натуре.

Излишне упоминать, что контакты с правоохранительными органами не входили в ближайшие планы (да и в среднесрочные тоже!) любителя вяленых изделий рыбной деликатесной группы, однако Семен Семеныч послушно следовал под конвоем бравого, но слегка тщедушного охранника, терзаемый душевными сомнениями — а не дать ли деру по пути, тем более, что до выхода и свободы оставалось всего-ничего — каких-то пяток прыжков. Деру не суждено было дать и злоумышленник был благополучно доставлен в совершенно неприметную комнатушку, в которую вела столь же, если не более, неприметная дверь.

В комнатке находились два сотрудника «органов» и один подозреваемый в чем-то нехорошем, уже вываливший на стол нехитрый контент своих карманов. Семеныч заметил пачку сигарет со зловещей надписью «Курение убивает», кучку антиспидовских изделий и несколько кредитных карточек.

На стене внимание С.С. привлекла объява «Ведется видеонаблюдение», что свидетельствовало о том, что тут бить не будут, ибо налицо явный признак демократии.

- Вот... рыбу кушал. Чек проверил — норма, - кратко доложил сопровождавший, - но факт зафиксирован.

- Хорошо, разберемся, - пообещал сержант.

- За что сидели? - услышал издалека вопрос СемСеменыч.

- Не сидел и не собираюсь, - ответствовал приведенный.

- Да это я не вам, - ухмыльнулся правоохранитель. - Подождите. Разберемся и с вами.

- Хорошо, подожду, согласился С.С., - только вы недолго. Моя мама ждет свой кефир, будет волноваться.

- Так за что срок получил? - продолжил сержант откровенную беседу с ранее задержанным.

- Да за наркоту... два с половиной года.

- Так... Это интересно. Вижу, что ты еще и кредитки коллекционируешь. Фамилии, я смотрю, разные, - сержанту явно нравилась роль Шерлока Холмса. - Ну, ладно, разговор у нас будет долгий. Погоди пока я с дедушкой разберусь.

- Итак, - он обратился уже к Семенычу, - рыбку ели?

- Дегустировал, - уточнил пенсионер. Отпираться было глупо, - а что нельзя?

- Да что-то слишком много дегустировали. Грамм триста, по нашим данным.

- Ага, - усмехнулся дегустатор, - четыреста!

Но усмешка мгновенно исчезла, когда на столе перед сержантом из ниоткуда появился увесистый пакет с вялеными осьминогами. Такой подставы старик явно не ожидал. Мда... с волками жить, по-волчьи выть.

- Вот... придется оплатить. Или документы в суд.

Невооруженным глазом было видно, что такая «подлянка» практиковалась неоднократно в расчете на то, что «объект» струхнет и из двух зол выберет наименьшее.

Однако Семеныча до глубины костного мозга возмутило сие вопиющее безобразие. И хотя он был в корне не прав, решил проявить ему неприсущую наглость.

- Может, мне еще за полтора кило заплатить? - лихо пошел он в атаку. - Приглашайте понятых! Я согласен на экскрементацию.

- Эксер... на что согласны? - недопонял, точнее, «вааще» не врубился сержант.

- Я готов сделать официальный высер при понятых, - доходчиво-простонародно объявил подозреваемый. - И пусть медики определяют сколько и чего у меня в желудке. Нет, это же надо! - продолжал праведно негодовать старик. - Семьсот!!! Да! Я готов сдать анализы! Прямо сейчас! Но предупреждаю! Если анализ докажет, что я прав, сразу же сам подаю в суд. И моральный ущерб уже на пару «штук» потянет — старикан не на шутку разошелся: «Как ваша фамилия, сержант? Отвечайте! Быстро! И смотреть мне в глаза!!!»

- Ну, вы это... успокойтесь. Вить, дай воды. - растерянно пробормотал страж закона.- В вашем возрасте нельзя так нервничать.

- Что-то они явно переборщили, - вполголоса охранитель права буркнул напарнику.

- Ладно, отец. Идите. Свободны.

- Свободен я буду на том свете, - философски заметил старик. - Нельзя жить в обществе и быть свободным от оного. Бывайте здоровы, ребята. Я на вас зла не держу А этому … своему «находчивому» передайте, что теперь я нагло... в открытую перед скрытой камерой буду поедать его вонючие кальмары. И не успокоюсь, пока не съем столько, сколько он хотел с меня поиметь. Честь имею».

Семеныч отвесил крепкое мужское рукопожатие обоим враз онемевшим правоохранителям и гордо вышел из комнатушки, по ходу отметив, так, на всякий пожарный (а вдруг пригодится), что дверь открывается не путем нажатия ручки вниз, а наоборот — вверх. Психология, однако.