Предчувствие

Вольский спешил в художественную галерею, куда периодически он

заглядывал, чтобы развеяться, обогатиться новыми зрительскими

впечатлениями. И это давало ему отдых, помогало обрести совершенно

неожиданные находки – сюжеты для его рассказов.

Он обошел все залы и собирался уже уходить, но вдруг заметил, в

дальнем углу на стене, небольшую картину незнакомого ему

художника. Возвратившись, он подошел ближе и прочитал ее название

– «Да святится имя твое», Алексей Литвинов.

Вряд ли он сам смог бы объяснить себе самому, что так поразило его

в этой странной картине.

С необычайной ясностью, как бы выплывая из рамы, стоял перед ним

зеленый холм, с силуэтами покосившихся крестов заброшенного

кладбища, возвышающейся над безбрежной степью, и в вышине над

горизонтом, виднеется золотая полоса неба в закатный час.

Вольский ощутил неосознанное волнение. И на мгновение ему

показалось, что он не только увидел, но даже расслышал глубоко

внутри себя, что-то свое – неизъяснимое.

Здесь на картине, казалось, только ветер, убегающий вдаль, мерно

колышет степные травы, но не о смерти, а о жизни робко шепчутся с

ветром травы. Не в обитель бесстрастных теней зовет этот вкрадчивый

шепот, скорее в неоглядную степную даль, которой не видно конца.

Куда же манила и звала его эта тихая предвечерняя степь? Что таилось

за вековечной тишиной? Он внутренне ощутил, по крайней мере ему

так показалось, что в тишине этой сокрыты радости, скорби, надежды,

и ведется вечный спор между жизнью и смерть, памятью и забвением. И

там в вышине, как образ любви, все еще светит и светит золотое

закатное небо.

С усилием он оторвал взгляд от картины, и унес с собой уверенность,

что встреча эта для него не пройдет даром.

Он вышел на улицу. Вечерняя мгла окутала город. В безветренном

воздухе от насыщенной влагой земли терпко пахло палой осенней

листвой. Рассеянный тусклый свет опаловых фонарей тонул в тумане,

создавая вокруг атмосферу какой-то призрачной нереальности.

Было начало седьмого, у него до отправления поезда оставалось

почти полтора часа. К его отъезду вещи давно были собраны, вот

только надо зайти и купить съестного в дорогу: размышлял Сергей

Вольский, направляясь в ближайший магазин.

И вот на встречу ему по мокрому тротуару, стуча каблучками, идет

женщина. Поравнявшись с ним она оступилась. Сергей едва успел

придержать ее за локоть. И вздрогнул от неожиданности, посмотрев на

нее.

- Лидия…

-2-

Какое – то мгновение они всматривались, узнавая друг друга. Тонкие

черты лица у Лидии были прежние, только взгляд из – под

вздрагивающих ресниц, был не кроткий, как раньше, а глубокий,

проникновенный.

У Вольского, что-то в душе дрогнуло, болью отозвалось из

невозвратного далека. Они не виделись уже несколько лет.

- Пожалуйста, в следующий раз будьте осторожны , - сказал Сергей,

чтобы сгладить неловкость, и улыбнулся.

- Постараюсь, - тихо ответила она. Затем извинилась, что не смогла

сама поблагодарить его за книгу, присланную ей накануне, призналась,

что на творческой встрече она была, но не одна… и не смогла подойти

к нему. Книгу прочитала с большим интересом.

Сергею хотелось проводить ее, но она отказалась, сказала, что

сырая погода, она устала, ей не здоровится, и остановила

проезжающее мимо такси.

Уезжая, помахав ему рукой, улыбнулась.

А Вольский все еще стоял и на какое-то время, даже забыв, где он,

куда ему нужно, идти, и о том, что его через час поезд унесет на юг.

В вагоне стоило ему закрыть глаза, как он вспоминал Лидию и их

первое знакомство, и мысленно улыбнулся. Потом взглянул в окно,

мокрое от дождевых капель, и вот уже замелькали удаляющиеся тускло

мерцающие огни небольшой станции.

И этот дождь и неумолкающий стук вагонных колес все располагало

Сергея к воспоминаниям и раздумьям.

Сейчас перед собой он видел с такой ясностью – солнечный

июльский день, белый чеховский дом в Ялте, аллею сада и Лидию,

сидящую на любимой скамье писателя. Тогда он подошел к ней и

спросил.

- Извините, я не помешаю вам, если посижу, здесь, на скамье?

- Пожалуйста, вы мне не помешаете, - взглянув на него, ответила

она.

На коленях у неё лежала книга, но она ее не читала, сидела и о чем-

то думала. Он посмотрел на название книги «А.П.Чехов. Письма» и

вспомнил, как сам читал письма Чехова, ему очень не хотелось

расставаться с писателем и его мыслями, он читал их не спеша,

несколько страниц в день, дозировано, чтобы продлить общение с этим

прекрасным и мудрым человеком.

Где-то, рядом, послышались голоса и показалась на тенистой аллее

группа людей, идущая на экскурсию в дом- музей Антона Павловича

Чехова.

Она медленно поднялась со скамьи и подошла к дому,

присоединившись к экскурсионной группе.

Что побудило его пойти вслед за ней, ему сложно это объяснить.

Что-то всколыхнулось в нем и отозвалось нежностью в душе.

Когда осматривали рабочий кабинет Чехова, она продолжительное

время стояла у его письменного стола, затем перевела взгляд на

картину Исаака Левитана.

Сергей преодолевая смущение подошел к ней, они встретились

взглядами, волнуясь он обратился со словами.

-3-

- Я все время смотрел на вас и мне показалось, что выражение

«Рукопожатие на расстоянии» очень подходит к вам.

- Почему вы так решили? – удивленно ответила она.

- Думаю, что личность Чехова близка вам по духу. И вот подтверждение

моим словам. Он указал на книгу писем Чехова, которую она держала в

руке.

Прищурившись, она бросила на него пристальный взгляд.

- А вы, случайно не Штирлиц? – с ноткой лукавства спросила она. И они

дружно рассмеялись.

Почему-то, она ему запомнилась именно такой: молодой, смеющейся,

сероглазой с рассыпанным по плечам шелком белокурых волос.

Вспомнился и последний ялтинский вечер, проведенный вместе

перед ее отъездом в Москву.

Он не забыл, как тогда, она задумчиво смотрела в морскую даль, с

грустью сказала: «Вслушайтесь, в этот вечный шум моря… Море шумит

сейчас для нас так же, как, очевидно, шумело оно и для Чехова, и так

же будет шуметь и после нас с вами, но уже для других…»

- Откуда такая печаль? Вы только посмотрите вокруг. Какая ночь,

какая лунность! Безбрежность моря серебрит луна…

- Да вы, поэт! – Воскликнула она смеясь.

На следующий день он уезжал в Симферополь вместе с Лидией и ее

сестрой, чтобы проводить их к поезду. Когда проводник попросил всех

провожающих выйти из вагона, он ей сказал: «Я надеюсь, что жизнь

подарит нам еще встречу. Говорят, что гора с горой не сходятся, а

человек с человеком сходятся».

«Очевидно так бывает, - раздумывал Сергей Вольский, - я жил в

ожидании счастья, верил, что когда-нибудь найду родственную мне

душу – женщину чистую, искреннею и нежную…. И неожиданно

встретил Лидию, полюбил ее, казалось, вот оно – счастье…. Но не

суждено было счастье разделить вдвоем…. У нее есть семья. Я не имею

права говорить ей о своей любви, и никогда она не узнает о моем

чувстве к ней».

И эта его печаль, не знающая исхода, жгла болью неутолимого

счастья. Он ясно осознавал, что бывают в судьбе такие встречи о

которых помнишь всю жизнь.

Он долго сидел, наедине со своими мыслями, глядя в одну точку,

зажав между пальцами незажженную сигарету.

Скорый поезд стремительно уносил его все дальше и дальше,

рассекая пелену ночного дождя.

 

Осень в Крыму встретила его ясными, тихими днями. Сюда, в

Коктебель, он приехал на три недели с намерением дописать повесть,

вдали от шума городской суеты, чтобы ничего не отвлекало его от

работы, и немного отдохнуть.

 

-4-

Сергей снял небольшую чистую и светлую комнату в доме, который

находился недалеко от моря. Здесь все располагало к творчеству: и

горький, едва уловимый запах полыни, долетающий с предгорий, и

белокрылый росчерк чаек над коктебельским заливом, и высокое небо

со свитком молочно-серых облаков, нависающих над Кара-Дагом.

Он любил эти спокойные размеренные дни работы, когда утром в

распахнутое окно влетает ветер и видна, серебрящаяся на солнце,

синяя гладь моря.

Так в эту крымскую осень, постепенно и незримо вторгался замысел

новеллы., но значение и смысл которой Вольский понял не сразу.

Картина «Да святится имя твое» снова напомнила о себе, всплывая в

памяти, и сейчас ее появление сопровождалось одной и той же

сюжетной линией, не оставляющей его воображение. И мысль этой

картины обрела иной смысл в новелле у Вольского, не литвиновское

звучание: кроткой и умиротворяющей печали об умерших, не тихой

песни о «вечном покое», но наперекор этой скорби, взывала к

радостному восприятию памяти любимых нами людей, которые в жизни

нас одарили своим теплом, добротой, любовью, радостью и светом.

«Разве смерти, ее жестокой власти тьмы, - размышлял он, - дано

погасить пламя человеческого сердца, унять музыку его души, отнять

свет зари и блеск далеких звезд в ночном небе?

Нет, никогда! Они возвращаются и приходят к нам: теплыми

весенними дождями, рассветами, поющим ветром в поле, плывущими

облаками в небе, вечерними закатами, шумом морского прибоя и

нежным запахом соцветий сирени…»

Мысль о новелле полностью поглотила его, отодвигая на второй

план написание повести.

Так быстро и незаметно промчались эти дни, которые заполнены

были работой, одинокими пешими прогулками к могиле поэта

Волошина, раздумья у моря, где дышалось той свежестью, которая

присуща только черноморской воде.

«К сожалению, все хорошее быстро проходит, - подумал Сергей, - и

опять надо возвращаться домой к обычным делам и заботам».

Возвратившись в Москву, о сразу же втянулся в привычный ритм

жизни – телефонных звонков, всяческих дел, заседаний и встреч.

Однажды Вольский выходил из редакции газеты, где он работал,

увидел на улице женщину, очень похожую на сестру Лидии. Какое-то

мгновение он еще сомневался: она ли это? Сергей окликнул ее по

имени, женщина оглянулась, он ускорив шаги, подошел к ней.

- Как давно мы с вами не виделись, Любовь Дмитриевна?

- Да, действительно, давно, - вздохнув, грустно ответила она.

- Как вы, поживаете, как Лидия? – поинтересовался Вольский.

- Извините, мне трудно об этом говорить… - она отвела взгляд в

сторону и совсем тихо произнесла, - Лидочки нет больше с нами… месяц

назад она умерла.

-5-

- Как? Почему?! – одним только взглядом спросил он.

- У нее с детства было больное сердце.

И простившись, Любовь Дмитриевна ушла.

На мгновение у Сергея спазм сжал горло. Все расплылось в тумане:

тротуар и лица прохожих.

Но он совладал с собой.

«Так вот оно что!.. – подумал он, как бы самому себе отвечая на

вопрос, на который долго не находил ответа. И вдруг явственно

услышал чистый и нежный, навсегда ушедший голос: «Ведь я жива! Я

никогда не умру!».

 

О.

Валенская

17.03.14г. –

24.03.14г.