На севере Сахалина, на западном его берегу есть мыс. У него короткое, как удар штыка, имя – Тык. И на карте он выглядит, как нос Буратино. Тык он и есть Тык. Место пустынное. Редкое сочетание имени и ландшафта. Самим Богом это место еще при сотворении мира было отведено под полигон. Военные этим воспользовались и на самом деле сделали там полигон.

Обслуга полигона жила недалеко, в поселке Виахту. Там проживали 350 человек. 100 славян, 249 нивхов, орочей, эвенков и Советская власть – Анна Ивановна. Начальник полигона Матвей Иванович, суровый, редкопьющий майор, был больше известен как Губернатор Северного Сахалина, что в известной мере отражало сложившиеся жизненные реалии.

До того, как военные отыскали отведенное Богом место, полигон располагался на мысе Сюркум, западное побережье Татарского пролива. Это обстоятельство служащие полигона помнили и даже попытались увековечить, назвав рабочего коня этим географическим именем.

 

1 МАЙОРА, ЛИСА НАДА?

 

Когда я впервые, на Ан-2, который твердой рукой пилотировал Сенька Чесалин, прибыл на полигон, мне отвели небольшую комнату. Она называлась гостиницей, была расположена рядом с помещением дежурного по части и изысканностью обстановки не блистала. Восемь двухъярусных солдатских коек, стол, казарменная тумбочка, 3-4 табурета, вешалка и я, собственной персоной.

Не успел я бросить сумку и раздеться, как зашел дежурный по части:

– Товарищ капитан, вас к телефону.

Я недоумевал. Связь с полигоном была только по радио и военным телеграфом ЗАС. Местная АТС, связанная с остальным миром тонкой нитью междугородки, разгадку не давала. Меня тут вообще никто не знал да и знать не мог.

В трубке послышался мужской голос, украшенный легким акцентом, присущим северным народам. Обладатель голоса сразу приступил к делу:

– Майора, лиса нада?

– Я не майор, – поскромничал я, – а капитан. Вы, наверное, ошиблись.

– Как я могу ошибиться! – настаивал голос, – Ты сейчас один на самолете прилетел! Сенька мы знаем. Больше никто не прилетел. У тебя шапка черный и новый куртка синий – значит, ты майор.

– Ладно, пусть майор. Но что вы от меня хотите?

– Я спросил: лиса нада?

– Какая лиса?

– Огневка, шкура, ну? Еще соболь есть, норка. Что хочешь есть.

До меня стало доходить. Мне предлагают пушнину. А жена моя очень хотела именно лису-огневку. Такие только на Сахалине и Камчатке водятся. Как-то раз видел. Если поднять до плеча – хвост по земле волочится. Цвет – только в мультиках такой увидеть можно – ярко-оранжевый. Не мех – мечта. Жена мне и денег на этот предмет выделила.

– Да, надо. Но мне надо две лисы. Чтобы на шапку и воротник, – я даже глаза прикрыл, чтобы представить красулетку свою в этом великолепии.

– Будет две лисы.

– Так что вы за две лисы хотите?

– Десять литров спирта или ящик водки.

100 рублей, быстро прикинул я. За такое великолепие! Просто даром. Вот это везенье! Жена меня за такие меха год на руках носить будет. Да еще и на выпивку останется. Я и торговаться не стал.

– Заметано, – говорю, – Деньгами возьмешь или водку доставить куда?

– А спирта у тебя нет?

– Откуда спирт? Кстати, магазин работает?

– Нет. Закрыт. И до понедельника работать не будет. А мы гулять хотим.

– Ладно, друг. В понедельник и встретимся. Я еще долго тут буду. Куда звонить…?

– Э-эээ! В понедельник я сам тебя поить буду. Мне сейчас надо.

Щелчок. Трубку повесили. Сделка сорвалась.

 

2 ПРОТЕСТ КОНЯ СЮРКУМА

 

На полигоне ощущался недостаток транспортных средств. Матвей Иванович подружился с бригадиром рыбачьей артели поселка с громким именем Трамбаус, который состоял из 12 домов и магазина. Как-то, обливаясь слезами и прижимая к необъятной груди 20 литровую канистру спирта, бригадир вручил Матвею Ивановичу поводья рыжего коня, запряженного в обычную телегу. Конь был крепким и имел лохматые морду и копыта.

Матросы коня полюбили и в память о прежнем месте службы назвали его Сюркум. Конек он был добронравный и никогда не делал попыток лягнуть или укусить кого бы то ни было. Он выполнял нетрудную работу по доставке провианта в столовую. Подвозил дрова и, иногда, доставлял бесчувственное тело Губернатора домой, в поселок. Кормили его тоже на славу. Идиллия продолжалась почти три года. Потом Матвей Иванович раздобыл раздолбанный «Уазик» и рычащий ГТТ – гусеничный тракторный тягач. Тягачом возили продукты и дрова, а бренное тело Губернатора лихо носилось по окрестностям на «Уазике».

Матросы перестали запрягать Сюркума, но кормили по-прежнему. Сытый и праздный, Сюркум часами стоял на лужайке за воротами служебной территории. Он был погружен в какие-то лошадиные мысли, зачастую носившие эротический характер. Это даже издалека было видно. Конь тосковал по работе и его не радовали даже ломти черного хлеба, посыпанные крупной солью.

Матвей Иванович не всегда пользовался услугами раздолбанного «Уазика». Во-первых, от его дома до КП полигона было не более километра, во-вторых, «Уазик» часто ломался, а в-третьих, пройтись пешочком и подышать чистейшим, лишенным примесей, сахалинским воздухом иногда было необходимо.

Вот и сегодня, несмотря на скверную погоду, Матвей Иванович шел на работу пешком. Он поднял воротник нагольной куртки, нахлобучил каракулевую черную шапку и вобрал голову в плечи.

Когда до ворот части оставалось не более ста метров, ему показалось, что голова его попала в челюсти экскаватора. Он уже решил, что весь мир рухнул на него. Было только непонятно, почему этот мир давит на голову и сверху, на темя, и снизу, на затылок. Попытки вырваться ни к чему не приводили. Холодной змеей по сердцу проползла паника. Он даже дико закричал, но в этот момент створки неведомого бомболюка ослабили хватку и отпустили голову.

Вырвавшись и подобрав свою каракулевую шапку, он закрутился на месте, пытаясь понять, что за напасть свалилась на его голову. Причину он увидел сразу. Это был Сюркум. Рыжая коняга бесшумно подкралась сзади и укусила за голову задумавшегося Матвей Ивановича. Губернатор схватил подвернувшуюся палку и замахнулся на обидчика. Сюркум шарахнулся в сторону и остановился неподалеку. В агатовых с лиловым отливом конских глазах искрились бесенята. Матвей Иванович готов был поклясться, что губы Сюркума кривила змеиная улыбка. Отойдя несколько шагов, он повернулся мордой к востоку и опять застыл в унылой позе.

– Вот скотина! – пробурчал Губернатор, почесывая темя и затылок, которые не так уж сильно болели. После чего, войдя во двор, крикнул:

– Паша! Что-то Сюркум заскучал, отведи ты его на фиг в Трамбаус. На нем еще пахать и сеять, раз так кусается.

 

3 НАТАШКА

 

В шахтерском краю, парни взяли моду третировать девчонок. Требования любви и ласки зачастую сопровождались чувствительной оплеухой. А то и грабежом. Но это было давно и… не в нашем районе. Не учли они одного: местные Артемиды хоть и были физически слабее, духом боевым обделены не были. Да и то сказать, они происходили от донских казаков и донбасских шахтеров, людей, которых можно обвинить в чем угодно, только не в робости.

Недостаток физической силы шахтерские подруги восполняли занятиями в секциях каратэ и других боевых искусств. И если какой подруге наносилась обида, группа амазонок отлавливала виновного, и ему потом небо с овчинку казалось.

Наталья была этого же поля ягода. Мало того, что она была от природы рослой, сильной и красивой девушкой, так еще обладала каким-то очень темным поясом каратэ. Выйдя замуж за Славика Яропольцева, лейтенанта морской авиации, она безропотно кочевала с ним во всех его бесчисленных переездах. Когда, уже капитана, Яропольцева назначили начальником штаба полигона, Наталья, выполняя свой супружеский долг, поехала с ним. Или, так будет правильней, поехала с ним, чтобы выполнять свой супружеский долг.

Ясным январским утром она, красиво и модно одевшись, вышла на единственную в Виахту улицу. Золотое солнце пыталось затмить морозную синь хрустального неба. Мохнатые сахалинские лиственницы зубчатым забором оконтуривали территорию поселка. Воздух, чистейший сахалинский воздух вливался ощутимой струей и бодрил, как «Швепс» с ромом. Все было прекрасно.

Дорогу Наталье перегородили две фигуры в болоньевых куртках и резиновых сапогах.

– Эй, девка! Дай пятерку на черпак.

Это были два ороча, пастухи-тысячники. Народец они были мелковатый, простодушный и мирный. Просьба прозвучала грубовато из-за языкового барьера. Если им денег не дать, они бы мирно ушли в другое место искать недостающие для приобретения водки средства.

Другое дело Наталья. Услышь она подобные притязания в родном Донбассе, это означало бы, что ее тут же побьют и ограбят. Поэтому, не откладывая в долгий ящик, она бросила в сугроб сумку и со знанием дела принялась портить внешность и здоровье неудачливых просителей. Стоящий ближе к ней во всей полноте ощутил, что означает «перенос маникюра на лицо». Восемь длинных, ото лба до подбородка, глубоких красных полос мгновенно превратили его в индейца с боевой раскраской. Кровь залила и без того неширокие глаза новоявленного ирокеза, мешая ему адекватно воспринимать окружающую действительность. Второй оленевод почти в ту же секунду получил острым носком женского сапожка 43-го размера удар между ног такой силы и точности, что лишился голоса. Только выпученные глаза показывали, что удар достиг цели.

Обездвижив противника, Наталья продолжила процесс нанесения увечий. При этом знания и опыт, полученные на секции каратэ, она применила с таким расчетом, чтобы болевые ощущения, испытываемые пастухами, стали наиболее ярким впечатлением их жизни и продлились как можно дольше. Побоище продолжалось не более минуты, но с тех пор ни один представитель народов севера не выходил днем на улицу не убедившись, что «Наташка магазин уже ходил».

Продолжение следует