Люди посчитали его бешенным. Он появился на нашей территории в ошейнике с куском оборванной верёвки, хвостом не вилял, на окрики отвечал рычанием. Наша территория называется Девятый Кубик. На самом деле это не кубик, а квадрат двора, застроенного по периметру трёхэтажками. По центру он разделён, построенной позже пятиэтажкой. Нашей стае принадлежит не весь кубик, а только его юго-западная часть. До прихода Пирата нас в стае было четверо: Вовка, Саня, Витёк и я. Вовку никто не звал вовкой – у него была кликуха- Шура, по фамилии, у Сани – то же по фамилии – Веник, но это была обидная кликуха, и так его звали редко, больше за глаза, иначе можно было нарваться, Витька звали –Чурек,у меня кликухи ещё не было. Гораздо позже, в школе, Толик, увидев иллюстрацию в учебнике, назовёт меня Архимедом. Мама говорила, что правильно не кликуха, а прозвище, но у нас был свой язык. Пират нам сразу понравился: он был большой, чёрный и уши его почти стояли как у овчарки ( овчаркой тогда называлась только немецкая овчарка). На нас он не рычал. Он знал, что это наша территория и хотел к нам в стаю. Мы украли по домам еды для него и сняли ошейник. Ошейник на собаке воспринимался нами как кандалы на человеке – признак беглого каторжника. Взрослые боялись бешенного Пирата – он даже укусил кого-то, и его хотели выловить, чтобы отвезти в лечебницу для анализа, но это было непросто: он был насторожен, вёрток и решителен, да и мы всегда были готовы помочь. Увидев его в нашей компании, люди начинали кричать и ругаться, Пират рычал в ответ. Нам это нравилось. Мы разделяли его чувства. Мы, то же, не ждали от взрослых ничего хорошего. Взрослые могли нас нагнать, поругать, запрещать, обещать догнать и побить палкой, пожаловаться родителям. Теперь догнать и побить нас стало намного сложнее. Родителям, конечно, вряд ли бы понравилась наша дружба с Пиратом, но они не знали об этом. Они вообще мало что о нас знали – они строили развитой социализм, и днём не бывали в кубике, а ночью было темно. В нашей стае не было вожака. Каждый был уважаем за своё. Шурка - сильный и добрый. Он похож на медвежонка – так же ходит в развалочку и даже, поднимаясь по лестнице в подъезде, переходит на четыре конечности. Саня – решительный, безрассудный, легко лезет в драку. Его побаиваются и старшие пацаны. Чурек – невысокого роста, младше нас, но изобретателен на разные шалости и самый меткий в кидании камней, стрельбе из пряща. Это взрослые говорят: рогатка, правильно называть – прящь. Прящь каждый делает себе сам. Выбирает правильную рогатинку – она должна быть не широкая, как в детских фильмах, а узкая, с параллельными рожками. Тогда точность будет выше и в карман оружие заходит легче. Резина лучшая медицинская – светлая, кожеток из старой обуви. Прящь нельзя брать домой – отец может сломать. На улице были специальные тайники. Я не умею драться, плохо стреляю и играю в футбол. Мой авторитет держится на полезных знаниях, которых я набираюсь из журналов и от старшего брата. Я рассказал как делать замедлитель для гранаты - бутылки с карбидом, ракету из пустого аэрозольного баллончика, придумал электровзрыватель для конфетки из лампочки от фонарика. Конфетка – это такое маленькое взрывное устройство с оболочкой из бумаги(лучше всего подходили контурные карты) и начинкой на основе магния. Магний точили напильником из авиционных колёс. Трудно сказать откуда он брался, но в каждой стае было по куску. Магний был самой надёжной валютой. У нас не было вожака. Все на равных, Пират тоже стал равным с нами, но он был свободнее – у него не было родителей, ему не надо было на ночь ходить домой, а с утра в школу. В школу он нас провожал, хоть там была совсем не наша территория. Пират не любил всех взрослых, но особенно Рубанка. Правильно его имя - дядя Валя, но в кубике все звали его Рубанок. Он работал на мебельной фабрике, и в своём гараже собирал мебель на продажу. Его самодельная мебель была неотличима от магазинной, наверно потому, что собиралась из тех же деталей. Когда Рубанок шёл по нашей четверти кубика, Пират с лаем набрасывался на него, пытаясь укусить. Рубанок запасался камнями и палкой, кричал что застрелит Пирата – ничего не помогало. Мы боялись, что он и вправду его застрелит, но не могли приказать Пирату не бросаться на Рубанка – мы же были равные. Тогда мы стали убегать в сторону, и Пират бросал своего врага и бежал с нами. Но и Рубанок стал чаще ходить длинной дорогой.

Летом все разъехались в станицы. Только мне некуда было ехать. У меня не было ни одного дедушки, а бабушек две, но одну забрали из деревни в город, а другая жила далеко-далеко и мама возила туда нас, с братом, очень редко. Друзья в станицах ездили с дедушками на тракторах и мотоциклах, играли с местными пацанами в стогах сена и ходили на речку, а я тосковал в городе. Хорошо был Пират – без него мне даже по всему кубику ходить было бы страшновато.

Мама взяла на работе для меня путёвку в пионерлагерь Восход. Родители радовались за меня, что я поеду на море, но мне было не радостно. В море – на огороженный кусочек мелководья – в лагерях нас запускали на 5 минут, заставляли ходить строем, маршировать и спать днём. Пацаны все были чужие, и мне, застенчивому и не умеющему драться, в лагерь не хотелось. Мне хотелось на море с родителями, но меня никто не спрашивал. Пират проводил меня до остановки автобуса. На маму он не рычал, но держался чуть поодаль. Из окна автобуса я видел, как Пират, переждав пока проедут машины, потрусил через дорогу назад в кубик. Больше я его не видел