Слухи о том, что в северной, полупустынной зоне Астраханской области якобы обнаружены богатейшие запасы природного газа, витали среди местных жителей не один десяток лет.

Уникальность месторождения заключалась и в довольно высоком процентном содержании сероводорода в «голубом топливе». По этому показателю мы уступали только Канаде и США.

Пробил час, и в начале 90-х закипела работа на Астраханском газовом комплексе, который намеревались построить «с колёс». Однако благая затея сразу дала осечку, так как доморощенных специалистов в регионе не было, а их поиск по стране и согласования с условиями работы отнимали много времени. Отечественная промышленность в то время не выпускала такого сложного технического оборудования, которое бы успешно работало в химически агрессивной среде, поэтому покупали его в капиталистических странах и за валюту.

Первыми на строящийся объект должны были приехать два шефмонтажника из немецкого концерна «Маннесман»: Хартмут Гётце и Вернер Гавриш. На этом предприятии тогда трудились свыше ста пяти тысяч рабочих. «Маннесман» по контракту поставлял на заводской полигон комплекса бесшовные трубы большого диаметра для прокладки будущих газовых ниток. Вместе с трубами поступали и короткие болванки для тренинга сварщиков. Меня откомандировали в Москву для встречи немцев в Шереметьево-2. Гавриш, имея польские корни, вёл себя весьма раскованно и дружелюбно, часто обворожительно улыбался, производя приятное впечатление, и короткими фразами ненавязчиво рассказывал о своих бесконечных профессиональных командировках по миру.

Гётце, обладатель красивой с проседью бородки и кривых передних зубов, был несколько замкнут, насторожен и постоянно озирался. Для будущего общения с русскими коллегами на их родном языке они предусмотрительно привезли разговорники, справочники и несколько кассет с уроками. Поначалу оба рьяно взялись за штудирование нашего языка, но через месяц поостыли. Дорога из города до места работы на арендованном такси отнимала полтора часа. Неразговорчивый Хартмут неожиданно подал голос, желая выяснить, в чём различие русских наречий «справа» - «направо», «слева» - «налево». Я ему ответил, что различия аналогичны немецкому: первые два отвечают на вопрос - где? Вторые – на вопрос куда? Немец просиял и удовлетворённо посмотрел на своего соседа.

Первая зима для горстки иностранцев в Астрахани оказалась на редкость снежной. Как-то, направляясь втроём в столовую, заметил, что у Хартмута прекрасное настроение. Чуть отстав, он громко командовал себе на русском:« Напра-во! Нале-во!» Снег стонал и хрустел под его огромными альпинистскими ботинками. Я невольно улыбался, прислушиваясь к зычному голосу рослого потомка тевтонских рыцарей. До точки общепита оставалось метров сто, когда команды вдруг затихли. Обернувшись, мы с Вернером … не увидели «студента». Куда он запропастился? Неожиданно у бордюра дороги прямо из снега высунулась голова в капюшоне со страдальческой и растерянной физиономией. Бедняга угодил в одну из ям, вырытую для уличных фонарных столбов. Я бросился на помощь. Вернер, согнувшись пополам, выл от хохота, успев выдавить: «Хартмут! Надо же, одна-единственная яма у дороги – и ты умудрился в неё провалиться… Как хорошо, что ты такой «длинный», а то бы весь туда ушёл…» Вытащить долговязого шефмонтажника на скользком снегу одному было непросто. Утирая слёзы, Вернер не сразу поспешил на подмогу. Я был удивлён такой реакции Гавриша: ему, наверно, и в голову не пришло, что босс мог получить серьёзную травму – мало ли что могло оказаться на дне злополучной «западни»!? Успокоившись, Хартмут тут же окрестил запорошенную снегом яму «русской ловушкой».

Однажды на комплекс пожаловала делегация из Азербайджана. Когда, представляясь, Хартмут назвал свою фамилию - Гётце, руководитель гостей вдруг прыснул в кулак. Немец подозрительно и хмуро глянул на повеселевшего кавказца. Во время переговоров при официальном обращении к Хартмуту - г-н Гётце - глава делегации отворачивал голову в сторону и беззвучно ржал. Едва дождавшись перерыва, Хартмут выдернул азербайджанца в рекреацию, чтобы выяснить причину постоянного хихиканья. Тот, борясь с новыми приступами смеха, ответил, что слово «гётце» на их язык переводится как … ж..а! Хартмут в ответ лишь растерянно и обиженно пожал плечами.

Выходным весенним днём по просьбе Вернера вызвал такси, чтобы съездить с ним за покупками. Он попросил ехать по городу помедленнее, чтобы любоваться женщинами и достопримечательностями. Мы подъезжали к площади Ленина, как вдруг послышался невообразимый металлический скрежет вперемежку с грохотом и надрывным рёвом преследующего нас автобуса марки «Кубань». Наш пожилой водитель зачем-то слегка прибавил скорость, на что «Кубань» отреагировала ответным ускорением и таким адским шумом, что, казалось, она вот-вот развалится. Вернер обернулся, вглядываясь в тарахтящую, густо чадящую машину, и с любопытством спросил: «Наверно - самоделка? Странная колымага!» Я рассмеялся и ответил, что этот пассажирский транспорт производится на промышленном предприятии. Немец удивлённо поднял белесые брови, недоверчиво улыбнулся и назидательно сказал: «Ну, нет, уважающий себя автозавод не станет выпускать почтовые ящики на колёсах!» Я перевёл водителю сказанное, и мы дружно засмеялись над остроумным сравнением.

Общаться с Гавришем было интересно. Меня забавляла его привычка перескакивать с темы на тему. То он с грустью рассказывает о жене, которая собирается с ним разводиться из-за его постоянных заграничных командировок, то неожиданно вопрошает, не проводятся ли у нас конкурсы на определение самого смешного анекдота года. Не дожидаясь ответа, начинает рассказывать один из них, ставший победителем 1982 года.

По загородной трассе едет автомобиль-фургон. Шофёр замечает у обочины незнакомца с поднятым кверху большим пальцем. Фургон останавливается. Попутчик залезает в кабину, и машина трогается. Разговор не клеится. Вдруг на левой дверке опускается стекло, водитель высовывает руку и остервенело стучит кулаком по металлическому корпусу фургона. Так повторяется каждые 5-10 минут. Удивлённый пассажир интересуется странными действиями хозяина авто. Тот с удовольствием комментирует, что его фургон может перевозить груз только в полторы тонны, а он купил … три тонны голубей! И всякий раз, когда он колотит по кузову, то половина птиц взмывает в воздух. Посмеявшись, я попытался рассказать наш скабрезный анекдот, но мгновенно появилась проблема с использованием немецких вульгаризмов для более точного перевода неподражаемого русского юмора. Уточнив у Вернера некоторые языковые нюансы и словосочетания, выдал: в публичном доме раздаётся телефонный звонок. Секретарша снимает трубку и слышит голос заказчика, который хочет вызвать на дом девушку «лёгкого поведения». Словоохотливая дама поинтересовалась, какую барышню он бы пожелал – высокую или низкую? Вздохнув, мужик ответил, что ему безразлично, так как он без ног… Дама после паузы задаёт следующий вопрос: «Тогда вам - толстую или тонкую?» Мужик горестно сообщает, что и это безразлично, так как без рук… Дама наседает: «Вам брюнетку, блондинку, шатенку или, может быть, рыжую? Мужику и это «до фонаря», так как слепой... Нервничая, дама ехидно спрашивает: « Ну а член-то у вас есть?» « А чем же я, по-вашему, номер набирал?..» Вернер гоготал до слёз. Когда он успокоился, я спросил, какое место мог бы завоевать этот анекдот на проводимом в Германии конкурсе. Снова заливаясь смехом, Гавриш ответил, что лично он дал бы первое!..

Через год работы на полигоне меня перевели на завод в связи с приездом специалиста австрийской компании «Элин» Вилли Дюрауера. Этот эпатажный представитель Альпийской республики в молодости играл в футбол за венский клуб «Рапид». Подавая серьёзные надежды как перспективный форвард «таранного типа», он на взлёте карьеры получил тяжелейшую травму колена, и со спортом пришлось «завязать». Затем окончил политехнический колледж и получил направление в электропромышленную компанию, где продуктивно трудился долгие годы. На газовый комплекс был откомандирован своим руководством, пройдя через сито тестов и экзаменов по механике, гидравлике, электрике и электронике. Хвалился, что на тестировании сумел обойти коллег с высшим образованием. Вилли носил роговые очки, линзы которых сильно увеличивали глаза. Поселили его, как и других иностранцев, в самой известной гостинице «Лотос», изобилующей тараканами. Расположив к себе официанток гостиничного ресторана, зарезервировал столик, установив на нём пластмассовую подставку с государственным флажком Австрии. В этот же день флажок был похищен. Поворчав, принёс новый, который вскоре тоже исчез. После нескольких краж оставил эту затею. Утром в 5.20 таксист заезжал за мной, а через 10 минут я уже вежливо стучался в его номер люкс. И каждый день повторялась одна и та же картина: впустив меня в апартаменты, он - уже одетый - открывал холодильник, доставал… водку, наливал половину гранёного стакана и двумя глотками выливал в утробу. Затем, распотрошив упаковку жвачки, всю дорогу до места работы усиленно жевал, изредка задавая малозначащие вопросы. Попросив у водителя разрешения курить в машине и получив одобрение, лез в карман за «Марльборо». Выудив из пачки сигарету, старательно облизывал её и влажную раскуривал. Спохватившись, предлагал сигареты шофёру и мне. Я отказывался, отдавая предпочтение болгарским «Родопи». Техническая документация австрийцев поражала своей простотой и излишними подробностями. Например, для сборки какого-либо блока указывалось даже количество специалистов и перечень необходимых для монтажа инструментов. Оборудование фирмы «Элин» было ещё в пути, и гость явно скучал без работы, постоянно отвлекая меня от письменных переводов. Выяснилось, что Вилли за всю жизнь прочитал не более пяти книг, а в постоянной периодике его больше всего интересовали новости спорта и колонка юмора. Он страшно удивился, впервые узнав, что есть два писателя с одной и той же фамилией Цвейг – Арнольд и Стефан. Первый – немец, второй – австриец. Эта новость потрясла его, а я заработал прозвище «профессор».

Повреждённое колено иногда напоминало о себе, и тогда бывший спортсмен мужественно вводил себе обезболивающие инъекции. Обнаружив однажды, что ампулы закончились, предложил съездить в аптеку, расположенную неподалёку в посёлке. Продавец, полноватая симпатичная девушка, бегло взглянув на рецепт, сказала, что такого лекарства нет. Он назвал аналоги. Один из них оказался в наличие. Вилли положил на стекло стола крупную ассигнацию. Аптекарша выдала сдачу бумажными деньгами и, потупившись, сказала, что для полного расчёта не хватает мелких монет. Я думал, что мой подопечный не станет мелочиться, но он не двинулся с места. Тогда девушка, молча, достала из-под прилавка картонную коробку, доверху набитую черными сморщенными презервативами, щедро усыпанные тальком, и принялась считать их вслух, складывая на обёрточную бумагу. Глазам Дюрауера стало тесно в массивной роговой оправе. Он силился понять: что ему предлагают взамен «серебра и меди», и - не мог. Я пояснил. Неожиданный гомерический хохот Вили взорвал стерильную тишину. Аптекарша испуганно вздрогнула, а люстра с «висюльками» и стоящие на полу гуттаперчевые стеклянные шкафчики с медикаментами ещё долго тревожно звенели после нашего ухода.

Когда иностранцев переселили в огромный жилой дом, австриец стал полновластным владельцем трёхкомнатной квартиры. Но внутренняя обстановка не устроила его, и он решил внести свои авторские изменения. Мы отправились в универсам со списком покупок. Вилли приводил в изумление каждый посещаемый отдел масштабом своих запросов: 100м дорогой дорожки на плотной поролоновой основе, напольные коврики, безразмерная кровать с причудливыми спинками, раздвижной обеденный стол на несколько персон, необъятный шифоньер. В сувенирном киоске – пузатый вёдерный самовар с трубой, большие бухгалтерские счёты - «русский калькулятор», прялку, балалайку, гармошку с колокольчиками, матрёшек и кованый сундук. В книжном отделе убил наповал продавца, купив 65 томов сочинений Ленина с вековой пылью. Забыв о других посетителях, работники магазина толпой сопровождали щедрого визитёра, наперебой советуя прикупить тот или иной товар. У дверей одна из продавщиц осведомилась, где это я откопал такого душку, который за полчаса сделал им недельный план. Я ответил, что он приехал по контракту для строительства газового комплекса. Мне предложили приводить его чаще. Я ответил, что если недельный план выполнен, то через неделю и приедем. У выхода мой спутник сообщил радостным женщинам, что в следующий раз он купит здесь кресла, кресло-качалку, журнальный столик, торшеры и кое-что по мелочи.

В квартире я спросил, зачем ему столько сувенирных изделий и томов Ленина с его специфическим, витиеватым языком. Он безмятежно ответил, что, выйдя на пенсию, будет читать в оригинале труды вождя мирового пролетариата. А что касается покупок в сувенирном отделе, то на Западе стало модным создавать в своих просторных домах так называемые «русские уголки».

По условиям контракта после трёх месяцев работы каждый из монтажников имел право на двухнедельный отпуск. Не всё им нравилось у нас, но большинство, дождавшись отдыха, почему-то не спешили с отъездом домой. Вот и Дюрауер, отработав полгода, явно с неохотой засобирался в дорогу. Выпал лёгкий снежок. К тому времени под его руководством были смонтированы несколько блоков. Часть оборудования осталась в огромных, полуразобранных, деревянных контейнерах. Он предупредил руководство завода, чтобы до его отъезда была проведена зимняя консервация готовой к эксплуатации аппаратуры. Приехав полюбоваться на выполненную работу в компании замдиректора завода и инженеров, опешил: с нескольких собранных агрегатов неизвестные злоумышленники умыкнули часть деталей. Некоторые из них, раскуроченные, валялись тут же на мокром от снега песке. Но более всего он пришёл в неистовство, когда увидел … кучи подмёрзшего свисающего человеческого дерьма на ожидающем монтажной сборки оборудовании. А ведь до ближайшего туалета было метров 20. Непревзойдённая наглость неизвестных «акробатов» заключалась и в том, что отдельные «какашки» красовались наверху и в таких местах, которые не назовёшь лёгкодоступными даже для монтажных операций. Бешено вращая белками глаз, побагровевший австриец требовал немедленного объяснения. Словно не замечая устроенного безобразия со стихийным отхожим местом, заместитель, жестом указав на брошенные на землю изуродованные детали, произнёс: « Видите ли, г-н Дюрауер, у нас есть группа людей, которая не прочь взять то, что плохо лежит!» Я сначала перевёл дословно, но, поймав свирепый взгляд Вилли, пояснил, что стремление к воровству у наших земляков, увы, пока не изжито. На что он мгновенно выпалил: « Г-н Золотухин, на мой взгляд, на заводе есть и другая группа, которая мне представляется наиболее опасной!» Чиновник поинтересовался, кого он имеет в виду. «Это та самая группа, г-н Золотухин, которая вместо того, чтобы провести зимнюю консервацию оборудования, - обсерает его…» После такой резкости от иностранца замдиректора разразился гневными тирадами в адрес своих подчинённых и приказал незамедлительно устранить все «оплошности».

Как-то к нам пожаловал очередной гость от дочернего концерна «Маннесман» для проверки и контроля пробных сварочных работ. Внешне - вполне респектабельный молодой специалист, ухоженный и чистенький. Но при встрече в аэропорту меня чуть не стошнило от исходящего от него резкого запаха … плесени. Создавалось полное впечатление, что торчишь на дне старого погреба, который несколько лет был на замке. Говорят, когда под колёсами автомобиля погибает скунс, то в радиусе километра от раздавленного зверька стоит такой тошнотворный запах, что даже львы падают в обморок, а все клоаки Парижа меркнут перед его невыносимой и удушливой вонью. Куда-нибудь «слинять» от смердящего сыростью немца я не мог, поэтому пришлось мужественно переносить «все тяготы и лишения службы» при общении со странным фруктом. Когда он, наконец, уехал, меня ещё несколько дней преследовало его смрадное незримое присутствие.

Однажды пришлось сопровождать в Москву переводчицу – француженку Франциску Лундон. Она прекрасно владела русским, говоря практически без акцента. Временами очень энергичная, подвижная, но чаще словно «не от мира сего», как у нас говорят, «варёная». Бледное лицо с пергаментной кожей, невыразительная, вымученная улыбка, но девушка прекрасно знала зарубежную, русскую и советскую литературу, кинематограф, современную мировую эстраду, биографии и результаты выдающихся спортсменов планеты. Как собеседница, она была превосходна. Остановились в гостинице «Россия». Рейс в Париж был только на следующий день. Чтобы скоротать время, отправились пешком на экскурсию в Кремлёвский двор. Спутница без устали щёлкала затвором фотоаппарата, снимая наиболее интересные достопримечательности. Я ещё плохо знал Москву, поэтому не мог ответить на все её вопросы. Когда возвращались в отель, беседуя о всём и ни о чём, она как-то вскользь заметила, что вы, русские – очень счастливые люди! Перехватив мой удивлённый взгляд, просто уничтожила концовкой вывода: «Счастливые потому, что до сих пор так и не поняли, как плохо вы живёте»…

Я уже заканчивал описание наиболее забавных и запомнившихся случаев в работе на комплексе, когда в интернете появилось сообщение, что на севере Астраханской области обнаружено крупнейшее в России за последние 20 лет месторождение нефти…

 

P.S. «Бабайка» - так прозвали самый северный микрорайон города для работников газового комплекса, названный в честь русского и советского писателя Семёна Бабаевского.