Я обещал рассказать, как мы ходили в публичный дом в Стокгольме. После того, как мне удалось объездить двухметрового шведа на севере страны (см. «Верхом на шведах»), мой рейтинг в составе делегации Украины поднялся на недосягаемую высоту. Настолько, что один из наших, потративший валюту еще в Лулео и видя, что я куда-то собираюсь, спросил:

- Так вы утром на такси приедете или как всегда, верхом на шведах?

Пока мы распаковывали чемоданы в «Биргер ярле», один из наших орлов, пройдясь по прилегающим улицам, обнаружил публичный дом. С этим радостным известием он и прибежал в отель. После этого сообщения, а дело происходило, напомню, в 1996 году, группа (4 чел) из наименее морально устойчивых членов делегации тут же вызвалась посетить эту диковину. Чтобы, преисполнившись презрением, плюнуть на загнивающую западную демократию и лично убедиться в омерзительности этого социального явления.

Гнездо разврата оказалось на вид весьма скромным. Три витринных окна, закрашенные изнутри белой краской. Это подстегнуло наше воображение, нарисовав на белом фоне соблазнительные картины морального разложения шведской буржуазии. Над входом висела мизерная вывеска. На куске белого же стекла размером не более листа формата А3 твердая рука художника вывела: KINO. Посмотрим, решили мы, что это там за кино.

Внутри заведение представляло собой обычный секс-шоп, в четырех углах которого на экранах телевизоров происходило всякое непотребство. Причем, на каждом экране свое. Эти видики были предназначены для разогревания сексуального аппетита. Но работали они вхолостую, так как перед экранами никто не стоял. Зал был заставлен полками, на которых рядами стояли коробки с видеокассетами и сексуальными приспособлениями.

Особый ряд был предоставлен пластмассовым членам. От внушительных, способных удовлетворить взыскательный вкус извращенной кобылы и способных в драке заменить бейсбольную биту, до крошечных, вызывающих смех и умиление. Все остальные товары были тщательно и красиво упакованы. Об их содержимом можно было только догадываться по нескромным рисункам и надписям «Sex».

Мы были немного озадачены, так как представляли себе несколько иначе внутреннее убранство публичного дома. А туда ли мы попали вообще? Но тут из задней комнаты появилась жрица любви и рассеяла наши сомнения.

Это была миниатюрная брюнетка, что тоже не соответствовало нашим представлениям о скандинавских красавицах. Лет ей было хорошо за сорок, но фигурку она имела ладненькую. И если бы не мешки под глазами и глубокие морщины вокруг рта, то с ней можно было бы очень даже и очень. С некоторым содроганием мы думали, что она сразу кинется нас обольщать, но не тут-то было. У леди были вопросы, связанные с производственными проблемами, с которыми она обратилась к менеджеру. Если бы не ее мини-бикини, можно было бы подумать, что это доярка, которая обратилась к главному зоотехнику с жалобой на неправильное поведение коровы или плохо работающий доильный аппарат. Решив свои трудовые проблемы, леди повернулась и пошла обратно в заднюю комнату. Мы последовали за ней.

В этой небольшой полутемной комнате тоже никого не было. Только небольшая стойка, вроде барной, и на стене висел большой стенд, на котором ожидалось увидеть что-то типа отчета о достижениях заведения за последний квартал. Стенд представлял собой аккуратно расчерченное табло с рядами цифр и надписей по-шведски. В правом углу комнаты открывалось широкое круглое отверстие и винтовая лестница, ведущая куда-то вниз. Оттуда вырывались волны света и музыка, свидетельствующие, что весь разврат происходит именно там. Мы решительно направились к винтовой лестнице.

Мы решительно направились к винтовой лестнице. Но зорко наблюдающий за нашими действиями менеджер, как раз тот, что решал с девицей производственный конфликт, появившись откуда-то сбоку, перекрыл нам путь.

– Одну минуточку, господа, – обратился он к нам на чистейшем, насколько я мог судить, английском языке, сдобренном испанским акцентом. Черные, длинные вьющиеся волосы укрепили наше мнение, что он испанец. Вылитый мачо, если они действительно такие.

– Одну минуточку, господа, – повторил мачо, перекрывая нам путь к наслаждениям.

– В чем дело, сэр? – вежливо осведомился Шура Киевский – организатор и вдохновитель нашего похода за удовольствиями.

Вадик, самый крепкий из нашей компании, насупился и всем своим видом показывал, что не потерпит, чтобы всякая испаноговорящая козявка становилась препятствием нашим планам. Я тоже выдвинул челюсть, а Серега принял заносчивый вид.

– Если я не ошибаюсь, то, судя по вашим костюмам и шикарным галстукам, – он несколько неодобрительно посмотрел на сиреневый галстук Вадима, – господа из России или Украины.

– А что вы имеете против Украины, сэр? – заносчиво спросил Шура. – Это прекрасная страна и…

– Нисколько не сомневаюсь, сэр, – в тон ему ответил менеджер, нисколько не испугавшись грозного сопения Вадима, заносчивого вида Сереги и моей, далеко выдвинутой вперед, нижней челюсти. – Мы уже имели проблемы с господами из этих стран. И прежде, чем вы окунетесь в нашу приятную и гостеприимную атмосферу, я бы хотел, если позволите, ознакомить вас с тарифами и расценками, принятыми в нашем заведении.

Тут он подвел нас к стенду, который мы приняли за показатели экономической эффективности предприятия. Откуда-то из кармана он достал лазерную указку и, перемещая красную точку, начал свои пояснения.

Оказалось, что только возможность посмотреть на обнаженных девиц оценивается предприятием любви в 180 долларов с носа или с пары глаз. Возможность разглядывания девиц одним глазом не обсуждалась. Бокал шампанского, без которого начинать разгул, согласитесь, смешно, стоил 50 долларов. Он перечислил еще несколько услуг, расценки на которые были просто чудовищными.

Шура Киевский, бывший самым богатым из нас, небрежным жестом отмел эти услуги и перешел к главному:

– Ты бы, приятель, сказал нам, сколько стоит главная услуга ваших мадам.

Менеджер пустился в длительные объяснения, тыча красным лучиком указки в разные места стенда. Моего английского не хватило, чтобы все хорошо понять. Но когда он подошел к главному, я уловил, что Это стоит от двух до четырех тысяч долларов. Причем было совершенно неясно, за что? За процесс? За час? За ночь?... Я сделал наивное предположение, что это за всю оставшуюся ей жизнь. Я также поинтересовался, а не собирается ли уважаемый менеджер выдать своих девиц за нас замуж и получить еще при этом сверхприбыль, так как виденная нами девица таких денег не стоила, даже если ее отдадут нам навсегда вместе с верхней одеждой. Но, судя по всему, девиц если нам и выдадут, то ненадолго.

После исчерпывающих ответов на все наши вопросы мы почувствовали к менеджеру огромное расположение. А как отнеслись бы вы к человеку, спасшему вас от долговой тюрьмы в чужой стране? Мы поинтересовались также, а не задолжали ли мы пары сотни долларов за то, что глазели на жрицу любви, пока она решала с менеджером производственные вопросы? Было видно, как он боролся с соблазном, но отпустил нас с миром. С возгласами: «Спасибо амиго, выручил!» мы, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не нести ненужных расходов, покинули дорогостоящее злачное заведение. И правильно сделали. Так как совсем недалеко от публичного дома было молодежный бар, куда мы поспешили, чтобы запить парой кружек пива горечь от несостоявшейся ночи разгула и удовольствий. Но и в молодежном баре все тоже было не так, как нам хотелось.

Во-первых, шведские понятия о молодежи ограничиваются двадцатью пятью годами. А самый юный из нас благородный Сергей уже встретил свою сороковую весну. Нам с Вадимом было уже хорошо под полтинник. А Шура, несмотря на свой небольшой рост и толстый бумажник, тоже как-то под категорию юных прожигателей жизни не подходил. Сорок лет ему еще можно было дать. Но только потому, что лично мне было все равно сколько, а раз он так сказал, то почему бы и нет. Во-вторых, в шведских молодежных барах совершенно нечем закусить. Разве что жевательной резинкой. Все что здесь можно было получить это – пиво, виски, якобы «Смирновскую», водку, кока-колу, жевательную резинку, сигареты и зачем-то зубочистки. Так что наши «юношеские» надежды хорошенько подкрепиться не оправдались. Девушки в баре были просто бесподобны. Высокие, красивые, стройные, по моде и нарядно одетые. Вели они себя довольно свободно, и вполне можно было надеяться на взаимный интерес, если бы их было хотя бы штук тридцать. Но их было всего пять. А шведских парней в прекрасных кожаных куртках и дефицитных тогда еще для нас джинсах, ростом не менее 185 сантиметров, как раз и насчитывалось человек тридцать.

Не считая сиреневого галстука Вадима и нашего высокого интеллекта, больше нам нечем было привлечь внимание шведских красоток. Галстук им сразу не понравился, а находясь по разные стороны высокого языкового барьера, рассчитывать на победу интеллекта над модной одеждой и молодостью не представлялось возможным. Дома в такой ситуации можно было бы попробовать финт с намеком на возможное замужество. Но что-то было сомнительно, что найдется дурочка, которая бросит прекрасный Стокгольм ради перспектив вдыхать дым и пыль нашего родного Донбасса.

 

(с) Александр Шипицын