Памяти художника Льва Островского.

Я услышал о местном, шломовском художнике: нашел номер его телефона – позвонил. Напросился на встречу. В тот момент меня заботила проблема личного характера: хотел заказать обложку своей книги.

По всем признакам, Лев Островский - художник талантливый. Писал много пейзажей. Его реалистическая манера, точная выписка деталей, сочетание красок на полотнах производила достаточно приятное впечатление. Это не шедевры! Уровень работ – выше среднего. Я не большой знаток - ценитель прекрасного. В технике живописи и оценке художественных полотен не считаю себя специалистом. Не эксперт.

Во время нескольких встреч-бесед художник не удивил. Рассказывал о себе. Показал несколько работ. Пейзажи. Масло. Художник рассказал о нескольких этапах своей непростой, но достаточно устроенной и благополучной жизни в бывшем Союзе. Он много практиковал в прикладном жанре: писал партийные лозунги, оформлял настенно-патриотические заказы. В этом смысле его ценили власти. Подкармливали. Первыми его способности выявили в период воинской службы. Нагружали. Тогда даже приставили помощника-ординарца или денщика. Снабжал регулярно свою воинскую часть рекламно-просветительной продукцией. И позже, уже на гражданке, он кормился этим в творческом смысле ремеслом. В качестве хобби – для души – писал работы не заказного свойства. Часть из них привез, а другими уже в Израиле пополнил свою коллекцию.

Амидаровскую квартиру в Шломи - он с племянником получил. Жили вместе. Позже племянник, по определенным обстоятельствам, переехал в другое место. Художник жил один. Томился в одиночестве. Я видел: он рад моим нечастым посещениям. Обратил внимание: меня он воспринимал как-то… несерьезно. От моей просьбы изготовить эскиз обложки книги сразу отмахнулся. Пояснил: не работает. О цене не говорили. Нет – так нет! Но при последующем его посещении узнал: он работает! Похвалился недавно написанным портретом. Я увидел увеличенную до портретного размера фотокарточку. Написал портрет на заказ. Художник ожидал получить большие деньги за этот портрет «еврейского святого» (беру это словосочетание в кавычки: моей информации – в иудаизме нет святых, это явление привнесено из других религий и стран; как бы там ни было – он такой портрет написал, доволен своей работой; ожидал плату, но ему ничего не заплатили; этот его портрет тиражировали – сам видел репродукцию). Я больше художнику не предлагал подготовить эскиз обложки, да и не упрекал. Не в моей привычке подобные вещи…

Признаюсь: иногда мне очень не нравились, его тона

повелительные, нравоучения. Я достаточно терпимый человек. Видел его скромные физические силы и прочие немощи, а потому прощал чрезмерности.

Как-то я пришел… Он сообщил: приехал племянник – у себя в комнате… Не знал, сомневался: познакомить меня со своим ближайшим родственником или его не тревожить? Мне новое знакомство было ни к чему: я сидел молча… Мы еще о чем-то беседовали. Умею выслушать, поддержать беседу…

Через какое-то время раздался голос уличного торговца. Привез арбузы. Художник обратиться к племяннику не подумал – меня послал! Я человек не гордый! Спустился, купил, принес… Он хотел вернуть мне деньги, но я не взял…. Вскоре отправился домой…

Больше я к нему не приходил. Помню, он мне позвонил раз – пригласил. Я не пошел… Вскоре узнал: он умер. С сожалением принял эту весть.

Узнал: несколько его картин висят в полуподвальном строении безопасности. Здесь размещается наш Клуб ветеранов войны. Художник Лев Островский являлся членом этого Клуба.

Супругам Вассерман достались большая часть картин Льва Островского. Как и что – не знаю, да меня подобное вовсе не интересует. Знаю: его племянница живет в Чехии. Почему не ей? Она могла отказаться от картин дяди по причине важной: таможня могла потребовать за их вывоз значительную сумму. Не знаю.

При моем переселении в город Шломи госпожа Броня ведала культурой в нашем местном клубе. Я ей подарил изданный уже в Шломи свой роман-дилогию «Характер – судьба и жизнь-лафа». Верно, и афоризмы «Не приставай! Я – порядочная, чуточку… феминистка». Ей не понравились? В качестве главного персонажа романа вывел проходимца, почти морального урода, даже подонка. В безморальной позиции этого типа в романе своеобразно звучала критика советской действительности. Действие романа происходило в 60-70-х годах.

Я просил госпожу Броню устроить мне встречу в клубе с читателями. Предложил госпоже Броне вести кружок творческого воспитания, развития молодых, подростков из русскоговорящих семей. Она мне отказала: «Кто пойдет и зачем?» А потом… Мне она объяснила: присматривать должна за матерью… мужа. Поялся ее приемник Михаил Фрагин. Репатриант из города Черновиц или Молдавии. Он достаточно деловой, пробивной. Мы с ним договорились: проводить вместе выступления перед публикой. Разделение труда: я веду литературную часть, музыкальную берет он на себя. Я работаю…. На мне больная мама… память о ней благословенной сохранится. Михаил мне поручает: ты – организовывай, я приеду, отмузыкалю… Он в клубе: может легко навести справки, позвонить… Почувствовал я дельца – сразу отошел от идеи.

Через некоторое время возникла идея о КВН. Господин М.Фрагин меня пригласил… Пришел раз-два на репетиции.

Госпожа из Хайфы натаскивала, издевалась над детьми на репетиции. Я так не могу – терпеть даже рядом. Приемами

такими… Я перестал с ними сотрудничать.

За 18 лет проживания в Шломи ни разу не пригласили меня, да и мне не позволили провести презентацию книг, ни встретиться с читателями-жителями Шломи. Со стороны постоянно приглашают «концертистов», платят им деньги… Я не требовал никаких денег… Вскоре госпожа Броня ушла с работы. Мне объяснила: должна присматривать за больной родственницей… Пусть даже так… Появившийся новый сотрудник клуба фактически удачно использовал свою или мою идею при создании клуба КВН.

Как-то я художнику Льву Островскому подбросил мысль о выставке его картин. Он мне позвонил: «Еду на свою выставку в Наарию. И Вы приезжайте!» Мы были с ним достаточно дружны: мог пригласить поехать вместе. Вроде Анатолий Вассерман как-то помог устроить эту выставку. Он график. А после смерти художника супруги сильно подружились с ним и его наследством. Не знаю, на каких основаниях им достались произведения художника Островского – десять или более картин. У него остались родственники. Племянник – в Иерусалиме и племянница – в Праге.

Примерно 8 лет тому я готовил к изданию свой альманах «Шломи». Вспомнил о художнике Островском. Привел две репродукции картин. Один вид в Шломи, другой в Маалоте. Помог мне в этом муж госпожи Брони.