Жила когда-то в землях псковских ворожея. Собирала по лесам и полям травки да корешки целебные, варила зелье в своей земляной избушке. Помогала в болезни и хвори. Лечила и людей и домашнюю скотину. Плату за умение свое не брала, а вот подношение принимала: яйца, рыба, грибы, мёд. Тем и жила, в бедности, но не в нищете. Внучку старушка растила. Осталась та сиротой горемычною. Налетело войско татарское, сына убили, дом свой защищающий, жену его в полон увели. На смерть мучительную, или на потеху позорную. Росла внучка среди лесов и болот, в друзьях имея лишь собачонку старую, кошку вольную и белку прирученную. Любила по вечерам помогать бабке в ее знахарстве, да слушать сказки длинные, коих бабка знала великое множество.

– Бабушка. – Вопросила она как-то вечером, когда на улице были морозы суровые и трескучие, да ветра буйные. Из избушки особо не выйти, не поиграть. Вот и затосковала она.

– Чего тебе, красавица? – ворожея, кряхтя, полезла на печь, погреть косточки старые. – Полезай спать, егоза. Туши лучину. Время уже позднее, смутное.

Внучка с радостью выполнила просьбы бабушки, и следом забралась на теплую печь. Ах, как тут было хорошо и тепло.

– Бабуль.

– А?

– А ты можешь на людей порчу наслать?

– Зачем? – встревожилась ворожея

– Чтоб хворь на них напала. Чтобы руки скрутило. Чтобы ноги не носили, а голова болела.

– О, Господи! – старая ворожея перекрестилась. – Да откуда в твоей головушке светлой такие мысли черные зародились? Кто обидел тебя горемычную, раз думы такие ты думаешь?

– Татары проклятые, – всхлипнула внучка, уткнувшись в теплое и мягкое бабушкино плечо.

– Ну, ну, – погладила старушка ее кучерявые волосы. – Эти мысли брось. Брось и забудь.

– Ну, бабушка? – жалобно протянула внучка.

– Таким черные ведьмы занимаются. Я же – белая колдунья. Я лечу людей и скотину.

– Жаль.

– Забудь!

– Я бы хотела стать сильной, и всё-всё на свете знать. Вот глянуть на человека, и увидеть: злой он, али нет. Если злой – обратить в жабу зеленую, чтобы добрым жить не мешал.

Не видела внучка в темноте, как бабка улыбается. Порадовалась старая, что внучка не со злым умыслом мечтает о силе великой и знаниях полузабытых богов.

– Сейчас, внученька, я поведаю тебе одну древнюю легенду, а ты у меня умная да разумная, сама обо всем догадаешься. И дорогу по жизни правильную изберешь.

 

Это было давным-давно. Еще в те времена, когда над славянскими народами стояли древние боги. В дремучих, непроходимых лесах, куда и солнечные лучи не проникали, куда зверьё не ходило, и птицы гнёзд не вили, жил в старой избушке один кудесник. Как звали его сначала – уже забылось. Помнится лишь последнее его имя – Осьмиглаз. Был он великим колдуном и знахарем. Ведал и белую, и черную магию. Да все мало было ему, хотелось большего. Чтоб все народы славянские боялись и почитали его.

Вот пришел он одной темной ночкой на дикую поляну. Очертил вокруг себя круг колдовской, свечи запалил черные, разбросал травы пахучие и произнес слова заклинания, вызывая самого Чернобога. И явился таки к нему сам Чернобог. В облике тучи грозовой. И вопросил с небес он грозно:

– Чего тебе надобно, человечище? Зачем покой мой тревожишь, от черных дум отрываешь?

Испугался Осьмиглаз, руки задрожали, ноги подогнулись, волосы на голове зашевелились. Упал он лицом в полынь, и молвил:

– Прости, Чернобог, ослушника, слугу своего верного. Желания душу мою затеребили, сердце осушили, да разум помутнили.

– Говори, – смилостивился над ним божество.

– Хочу власть иметь над славянами. Хочу мысли знать, и души читать. И править ими по воле своей, во славу тебе.

Задумался Чернобог, аж искры молний по небу заметались. Вон чего смертный удумал! Чтоб почитали и боялись его, как божество. Жертвы ему понесут, капище в честь его воздвигнут. А его, самого Чернобога, и позабудут?!

– Не бывать этому! – прогремел он раскатами, да оросил землю водой ледяною.

Но Осьмиглаз не унимается, своего добивается. Дождался дня он ясного. Вновь пришел на поляну, круг волшебный начертал, свечи белые зажег и благоухающие травки раскидал. И стал он молитвами и заклятиями вызывать Белбога. Явился к нему и сам Белбог, в облике белого и пушистого облачка.

– Чего звал, колдун? Видно, дело у тебя большое да серьезное, раз отвлекаешь ты меня от дел славных и добрых?

Осьмиглаз на этот раз пошел на хитрость великую:

– Желаю людям помочь, великий Белобог. Чтобы жили они в мире и согласии. Чтобы земля урожаями богатыми их одаривала, река была полна рыбою, а леса – дичью. Чтобы все войны и распри прекратилися, и зависть сгинула.

– Хорошее дело задумал, кудесник. Да где тебе справиться с ним, если даже я не в силах дохнуть в разум доброе.

– Ты далеко, Белобог. А тут, рядом.

Задумалось белое божество, крепко так задумалось.

– Чего ты хочешь?

– Хочу мысли людские читать, да души насквозь видеть.

– Ладно, будет по-твоему. – Ответил Белобог, и растворилось облачко.

Никаких изменений Осьмиглаз не почувствовал, и подумал, грешный, что обманул его Белбог. Но стоило ему выйти из дремучего леса, и встретить охотника, то убедился, что одарили его даром великим. Он слышал все мысли охотника, словно то говорил с ним. Кудесник заглянул в самую душу его, увидел все тайные желания и помыслы, о которых и сам охотник не ведал. Только мысли те были чернее ночи, завистью и злобой отравленные. Пошел Осьмиглаз в поселение. И с кем бы он ни встречался, у всех видел и мысли, и души. Столько зла открылось ему, что глаза заболели и загноились. Он убегал от людей, но их желания и мысли настигали его, иголками впивались в голову, болью разливались по душе. Понял Осьмиглаз, что никогда на земле не будет ни мира, ни согласия. Пока в сердцах людей, в их душах и думах, живут и торжествуют зло, зависть, обида и ложь. Он ослеп от увиденного. Он лишился разума от знания.

 

Бабка закончила сказание и прислушалась. Внучка лежала тихо-тихо. Может, уснула под ее мирный, неторопливый говор. А может, крепко призадумалась над услышанном.

– Надеюсь, внученька, сказ этот научит тебя только хорошему и светлому. – Тихо прошептала старуха, повернулась на другой бок, и задремала.

Утихла и вьюга.