Генеральному секретарю

Организации Объединенных Наций

Пан Ги Муну

от президента СССР М.М. Станового

(копии: президентам, монархам и премьерам всех государств)

31 марта 2014 года

 

Пишет Вам бывший секретарь Глазовского сельсовета, что на полуострове Крым, (на пенсии с января 1992 года), а ныне президент СССР – Михайло Маркович Становой.

Даже не знаю, как правильно обращаться. Нам, бывшим советским людям, господ величать ни к чему. А вот Генеральный секретарь – привычно и роднит. Потому, думаю, Вы меня поймете правильно.

Предваряя рассказ, хочу признаться о своей ошибке, а скорее и умышленном должностном преступлении, которое совершено мною в конце декабря 1991 года. Но по порядку:

Работал я тогда секретарем Глазовского сельсовета в Ленинском районе Крыма…

 

27 декабря 1991 г. с. Глазово. Крым.

 

… Печка в сельсовете еле теплилась, отчего оба мы были в верхней одежде. Холодно. На проливе лед закаменел. Семёныч, то есть Петро Семенович Вареник, председатель нашего сельского совета, поднял меня утром в пятницу для важного, как он сказал, разговора.

– Такие дела, Михайло, - говорит, - нема уже СССРа.

И поведал он мне страшную весть о великом предательстве и распаде великого государства…

… Чай, который я налил Семёнычу в эмалированную, потемневшую от возраста кружку, остыл да так и остался нетронутым, а мы сидели и молчали. Я – потому, что мысли испарились от услышанного, и мозг отказывался поверить и осмыслить, а Семёныч – от того, что уже осмыслил, и ничего уже поделать не мог.

– Да, беда-беда, - выдавил, все же, Семёныч. – Только нам с тобой еще и работа горькая предстоит. Дали нам задание переписать все селения, да большие и малые острова по линии Осовины-Ильич, через пролив. Примерно там, где раньше мост проходил. Подними все карты, приказы, кадастры да реестры… Да ты и сам все знаешь. Батяня твой, помню, мост тот строил, а ты мальцом, как щенок малый, рядом все. Куда батя – туда ты. Мамка ваша, как ты родился, так и померла. Вот вы вдвоем – не разлей вода и были. Он водолазом-то был лучшим в отряде, все дно да илы исследовал под опоры. Он под воду – ты на бережку… Как суслик столбиком, помню…

Семёныч опять замолчал, глядя в пол.

- Торопятся, вишь, разделиться дети собачьи, царьки ср…е. По телеку талдычат, мол СССР – искусственное государство, давно надоело народам терпеть друг друга. Тлело, мол, и воспылало. А я так разумею, Михайло: тлеет везде. У англичан с шотландцами, у американцев с неграми да индейцами, в Афгане – племена, не пойми кто, в Европе – вообще неразбериха… Людям века нужны, чтобы притереться. Нет, Михайло, нет. Кто-то плеснул бензинчика в угли угасающие уже…

Помолчал опять.

- … Делить сволочи будут: что Украине достанется, а что России. Нас-то не спросют. У меня в Ильиче сестра. Внуки у них уже. Серёгу старшего ты знаешь. Изыскатель он. Мост собирались новый строить, или тоннель. Вон оно как: мост-то объединять людей должен. А они… - он махнул рукой. – Я и сам-то забыл: хохол я, русский… Может и татарской крови намешано. Деды мои издавна тут поселились. Вон Серега, какой чернявый.

Семеныч, будто и забыл обо мне. Говорил вроде сам с собою. Или даже с кем-то там, кто дела эти гнусные вершил. Он смотрел в пол и вспоминал о войне, о старом мосте, по которому сам Сталин на ялтинскую конференцию и обратно прокатился, грозил кому-то твердым заскорузлым перстом, опять вспоминал семью и Серегу, которые там, через пролив. Мне казалось, что он плачет, но председатель отвернулся, резко встал и вышел.

… И вот тогда я задумал это дело. Пока намеками, легкими очертаниями, зыбким туманом, что встает над проливом по утрам. Но главное понимал, что, вот такой я, небольшого чина человек, не Поддубный даже, а просто сельсоветовский писарь – именно я должен хоть как-то, хоть малой толикой, но противостоять этой великой нелепице. Потому, как тайной великой обладаю.

Потому как не должен плакать старый Семеныч, который почти пацаном ушел на фронт, и защищал не Оссовины и не поселок Ильич, не Крым и не Керчь, не Украину или Россию в отдельности. Он шел умирать за нашу большую землю, за все народы, которые проживали от Балтийского моря до Тихого океана. И не его вина в том, что творили люди у власти, или такие же гады за пределами Родины. Но он, как и миллионы добрых людей, любил эту Родину, защищал ее, строил ее, кормил. И была она не хуже других земель заморских, как теперь модно нести с трибун или экрана. Ну так балаболы, они деньги зарабатывают, рупоры народные. Чем больше на свою землю помоев выльешь, тем денег больше, да чины покруче…

 

04 марта 2014 г. Остров Зыбкий – Керченский пролив. Раннее утро.

 

Лодка уперлась в песчаную отмель маленького островка. Серега выпрыгнул первым и подал руку старику.

- Давай, Михайло Маркович, подсоблю.

- Ты лучше снасти возьми, да провизию, - сердито оттолкнул тот протянутую ладонь и самостоятельно выбрался на берег. За восемьдесят старику, а он еще ловок, силен. Глаза ясные. Ворчлив, только, больно.

Сергей любил старика и часто приезжал к нему порыбачить, да послушать о том, как жили, когда-то вместе: два народа и два берега, разделенные проливом. И, как хорошо, что опять они начинают жить вместе. Только вот, басурмане всякие заморские, говорил он, пытаются рассорить их. Интересно, кого старик именовал «басурманами»? Явно не татар местных.

Третий, ровесник и товарищ Сергея, Матвей, стал подавать сети, рюкзаки, припасы, легкое подводное снаряжение, и скоро лодка была разгружена и вытянута на берег. Поставили палатку.

- Как давно я здесь не был, Михайло Маркович, - сказал он.

- Так ты в другой стране пока живешь, - ответил старик, - хоть и виден берег русский из Оссовин в мой бинокль. Вот ты сейчас со мной рыбачишь, а рыбка то чужая, заграничная. А переплывешь с нею на свой таманский берег – вот тебе и контрабанда.

- Да ладно тебе, Михайло Маркович, - засмеялся Сергей, вдохнул полной грудью, подставил лицо солнцу и протянув руки небу заорал, - Эх, хорошо-то как! Матвей, пойдем ставить «завод» на кефаль.

- Погодь, Серёга! Для дела я тебя позвал, мирового, можно сказать, масштаба. И ответственности великой.

- То-то я смотрю, не в себе ты, Михайло Маркович, вернее - весь в себе. А тебя вон, мысли глобальные одолевают, - хохотнул Сергей.

- А, ты не смейся. Посмотрю я, как хихикать будешь, когда тайну я тебе свою раскрою, - старик испытующе посмотрел на него, - ты, Серёга, если бы Богом стал..., ну не совсем, конечно Богом, а сила в тебе великая была, чтоб мог ты, к примеру, океан осушить, глазом моргнув, или вулкан ладошкой прикрыть, а он возьми и затихни, или…

- Погоди, Михайло Маркович, ты не заболел? Вроде и мужик практичный, и годков не тех, чтобы фантастику…, да нет – сказки сказывать, да и раньше не замечено было.

- Молчи, сопляк эдакий, - взорвался Михайло Маркович, - не сказки это!

Помолчал утихая, ковырнул песок ладонью, черпнул горсть, высыпал медленно, следя за струйкой, ветром колеблемой, - кто дружок твой Матвей?

- Матвей – физикой занимается, что-то с квантовой механикой связано. Профессор он. Живет в Москве, а сам наш. Вместе в Керчи школу заканчивали, дружили, не разлей. Не виделись лет двадцать, а встретились так было, что вспомнить. В отпуск приехал к родным.

- Физик? – старик задумался, - физик, это хорошо… Может и разберется.

 

04 марта 1944 г. Остров Зыбкий – Керченский пролив. Раннее утро.

 

- Запомни этот островок, Мишка, - серые, с красными прожилками от постоянных погружений, отцовы глаза смотрели необычно серьезно. Тайна здесь великая сокрыта. И только мне она известна да Богу. Теперь вот тебе расскажу. Двенадцать годов уже, а у меня работа, сам знаешь какая. Сегодня всплыл, а завтра – катранам на обед…

Мишка смотрел на отца и не понимал его. Никогда батя не верил в Бога, и старательно выпячивал это свое отношение.

- Никому, Мишка, не могу доверить тайну эту. И тебе тоже не могу, но… Но вдруг со мной, что-нибудь… А ты, все-таки, кровь родная. Поймёшь лучше, - он испытующе долго смотрел на сына.

- Не знаю, выдержишь ли ты силу этакую. Вернее, сила-то она конечно – вещь, подчиненная. А вот не поддашься ли соблазну – всех и вся под себя подмять? – опять посмотрел на мальчонку.

- Одевай свой маленький акваланг, сынок, и слушай меня внимательно, а потом и посмотришь на вещичку эту… и примеришь на себя, кое-что…

Игрушка, висевшая на глубине двух метров, напоминала шарик для пинг-понга, но была прозрачной, как стекло, а в глубине пылало ослепительное зарево, которое почему-то не ослепляло. Мишка осторожно протянул руку, боясь обжечься, но тепла не ощутил. Тогда он накрыл шарик ладонью и потянул к себе. Шар не поддался. Дернул сильнее, стал расшатывать, насколько это было возможным на глубине, влево-вправо, по вертикали, помогая себе ластами. Предмет не поддавался. И возникло ощущение, словно смеется кто-то над его усилиями, по- мальчишески, не зло. Матвейка посмотрел на отца, который дал знак на всплытие.

На берегу отдышались. Парень смотрел на отца и вопросы, много вопросов читались на мокром подростковом лице.

- Я, Мишка, сам не знаю многих ответов, но знаю одно: с ним можно разговаривать. Я не сразу ощутил это. И, почти не понимаю его, как и Оно меня. Хотя - язык здесь ни при чём. Мы разные. Придется тебе общаться с ним, - отец помолчал, опять взглянул на парня и продолжил, - Оно, будто силу в себе содержит, огромную. И предлагает ее тебе, но я пробовал… - мне ее не взять. Не подхожу я. Иди ныряй…

 

Вселенная. Безвременье.

 

… Взрыв разметал тело и вселенную на кварки. И родилась новая Вселенная. И Я был этой Вселенной и Вселенная была мной. И были мы единым целым миллиарды лет. И в каждом атоме был Я. В каждом фотоне, нейтрино, камне, птице, любом существе. Я знал всё! Я мог слепить из кварка целый мир, а звезду превратить в прах, взорвав её или сжав, превратив в точку…

И, ещё я помнил! Я помнил, что я мальчик, который находится на маленьком островке посреди пролива, который живет без матери в маленьком поселке строителей моста, через этот пролив. А мир этот разделен на государства, большие и малые. И живут в них люди, которые никак не могут ужиться вместе. И я знал, что в мире, котором я живу – много бед и несправедливостей. И правит здесь сила и ложь. А ум и добро – не в почете. И у многих детей нет мам. Или они умерли, или их убили, или они бросили своих детей. И тогда я понял, что могу всё изменить! Я здесь высшая сила и я Бог! И стоит только мне подумать и всё исправится. Я уничтожу злую и лживую силу, а добрые люди будут жить в мире и согласии. И даже если поссорятся – я их помирю, а не станут мириться – силой заставлю. Я ведь – Бог!

И тогда я увидел Его!

Мальчик играл между двух бран, расположившихся в бесконечности, среди бесчисленного количества им подобных. Он выудил из пустоты светящиеся блестки, разно переливающиеся в вакууме, и тщательно подбирая их соединял особым клеем в шарики.

- Кварки, - произнес он, перекатывая слово во рту, словно леденец. – Кварки, кварки, - повторял он с удовольствием, и смеялся. Славно так, довольный собой. И смешная ямка на подбородке растягивалась от улыбки.

Шариков становилось все больше, они плавали в пустоте, сталкивались, создавая причудливые структуры, соединялись, разбивались вдребезги, взрывались фейерверками. А мальчик смеялся. И продолжал творить. Структуры соединялись в облака, которые мальчик раскручивал в плоские спирали. Более мелкие сливались в спирали покрупнее.

В центре некоторых из них, образовались плотности, загоравшиеся ярким светом, а в рукавах, появлялись более мелкие уплотнения, которые вращались вокруг центральных. Спирали были разными по величине и форме, и ему хотелось порядка. Ладошками он равнял их, пытаясь сделать конструкции одинаковыми, но появился другой мальчишка. Чумазый, с торчащими рыжими вихрами и дерзкими глазами.

- Ты где был? - спросил первый.

- Там, в темноте, - ответил дерзкий мальчик.

- Нам нельзя туда, - взволновался первый.

- А, мне интересно. Страшно, но интересно. Там тайна. Дай мне поиграть, - потребовал он.

- Я хочу достроить дом, - ответил первый мальчик. – Не мешай мне.

- Дом? Для кого. И где твои жильцы? – захихикал второй.

- Я их создаю, - ответил первый, - слеплю.

- Это не только твой конструктор, - разозлился второй, - я тоже хочу поиграть.

- Я дострою и поиграешь, - упрямился первый.

Он конструировал из шариков сложные соединения. Выбрав из них четыре, наиболее подходящих, соединил в нить, скрутив из нее вытянутую спираль. Ему нравились спирали.

Подумав, свил вторую, соединив между собой перемычками. Конструкция понравилась, и мальчик продолжал вить двойные спирали.

- Это и будут мои жильцы, - произнес он довольно, - плодитесь и размножайтесь, - добавил он, выпуская двойные спирали в пространство.

Второй мальчишка подошел ближе, будто заинтересовавшись, а затем со злым наслаждением принялся раскидывать большие спиральные облака в пустоту.

- Пусть ты их больше не увидишь, и пусть летят они, куда им вздумается.

- Ты не дал мне их упорядочить, - огорчился первый мальчик, и ямка на подбородке его слегка задрожала.

Второй схватил в охапку двойные спирали и стал пучками разбрасывать их в стороны.

- Пусть догоняют твои кривые домики, всё равно они злые и будут ненавидеть друг друга, - засмеялся он.

- Это неправильно, Люцифер, - сказал первый мальчик. – Когда-нибудь они станут такими, как мы с тобой, - повторил он, грустно наблюдая за своими удаляющимися творениями. – Только не надо им мешать, и не нужно за них решать. А домики свои они найдут.

- Нам и вдвоем хорошо, - ответил дерзкий, и опять исчез в темноте.

А мальчик продолжал играть.

- Кварки, - вспомнил он, снова перекатывая слово, словно леденец. – Кварки, кварки, - повторял он с удовольствием, и улыбался.

А затем взглянул на меня.

- Я дал тебе попробовать Силу, - сказал он. – И, что ты решил?

- Ты ведь – Бог? – спросил я его.

- Бог? – удивился он, - нет конечно. Я – Строитель. Создатель, если хочешь.

- Почему же ты не вмешаешься, если ты Создатель? В мире столько плохого. А у тебя Сила.

- А, вдруг, я не прав окажусь?

- Ты накажешь зло и поддержишь добро. А если не хочешь, разреши это сделаю я.

- Я уже пробовал, - грустно сказал мальчик. – Знаешь, когда начинаешь решать за других, они возвращаются к тому же самому состоянию и очень быстро. Потому, что не взрослеют. Свой мир они должны строить сами. И исправлять свои ошибки – сами. Тогда они научатся и будут Создателями.

- Как ты? – спросил я.

- Когда-нибудь, как я, - согласился он. – Помнишь, как отец попросил тебя отремонтировать розетку?

- А, я сказал, что не умею и меня ударит током. А он ответил, что если я не попробую, то никогда не сумею этого сделать.

- А теперь?

- Теперь я могу починить розетку и свой велосипед.

- Вот видишь, ты уже Создатель.

- Как ты?

- Ну почти, как я, - засмеялся он. – А шарик, пусть остается с тобой. Ненадолго.

 

04 марта 2014 г. Остров Зыбкий – Керченский пролив. Утро.

 

… Матвей нырял и нырял, пока воздух в баллонах не кончился. И после этого нырял без снаряжения. Он, доктор наук, профессор, видный специалист в области квантовой механики, не мог даже на йоту продвинуться в том, чтобы понять, что собой представляет этот, застывший в пространстве планеты, подводный предмет. И предмет ли он.

Вынырнув в последний раз, он выбрался на песок и напрямую спросил, - что это такое, Михайло Маркович?

И тогда старик указал корявым, заскорузлым перстом на берег, а Матвей и Серега, с изумлением увидели, как водная гладь поднимается плоской тончайшей стеной, над волнистой поверхностью.

- Это сила. А теперь, брось в меня камень, - попросил старик.

Матвей даже не засмеялся, понимая, что это серьезно, и легонько бросил в него гальку. Она стукнулась в полуметре от туловища Михайло Марковича.

- Да не бойтесь, кидайте сильнее. И каменюки берите побольше.

Матвей бросил в старика камень и эффект повторился, затем Серега. И началась потеха: камни летели отскакивая от невидимой преграды, один за одним.

- Я могу делать почти всё. Могу взлететь и летать, где и как угодно, могу солнце погасить, а могу и хочу людям помочь. И не нужны электростанции с проводами их, нефть и газ не нужны. Но только думаю рано еще всё даром людям получать. Сами! Сами ко всему дойти должны. Начнем с малого. Да и игрушка эта у нас временно гостит. Что бы понимали: все можно сотворить самим. Будет у тебя, Матвей, время на потеху, но немного, изучай.

- И как же ты людям помочь собираешься? - спросил Серега.

И рассказал им Михайло Маркович тайну свою, про остров…

 

Нью-Йорк. 14 апреля 2014 г. Полдень.

 

- Господин Генеральный секретарь, - его помощник Мери стояла в дверях.

- Да, Мери? Вы что-то хотели?

- Вы недавно просили, чтобы по четвергам, я вам давала выборочно почту не от организаций и официальных лиц.

- Да, Мери, я помню. И что Вы мне сегодня принесли.

- Я думаю это актуально, господин Генеральный секретарь. Это письмо от некоего Станового из Крыма. Который подписывает его, как… ПРЕЗИДЕНТ СССР. Видимо – очередной сумасшедший.

- Давай его мне, Мери. Правило есть правило. Да и денек сегодня наполнен такой нудной официальщиной. Попробую развлечься, а если повезет с содержимым, развлеку коллег на очередном светском сборище…

 

… - как я уже упоминал, мною совершено преступление, господин Генеральный секретарь. Но, ввиду того, что государства, гражданином которого я состоял, в настоящее время не существует, я не несу ответственности за данное деяние, совершенное мною двадцать три года назад. Международное законодательство на меня не распространяется, так как государство, от имени которого я говорю, не представлено ни в ООН, ни в других структурах мирового сообщества…

 

- Мери, это действительно смешно. Идите домой, поздно, я дочитаю его до конца.

 

Нью-Йорк, зал приемов ООН. 15 апреля 2014 г. Вечер

 

… - Вот, господа! Такое письмецо. Дочитываю при Вас, - развлекался в кругу видных политиков и их жен, блистающих нарядами и драгоценностями, Генеральный секретарь ООН, в зале фуршетов организации. - Я, читаю дальше:

 

… Итак, господин Генеральный секретарь, в декабре 1991 г. мною была сокрыта от переписи, и исключена из кадастров часть территории бывшего Советского Союза. А именно остров Зыбкий, расположенный в Керченском проливе, площадью небольшой. Около четырех квадратных километров.

Теперь официальная часть моего письма, господин Генеральный секретарь:

Территория этого острова объявляется мною территорией Союза Советских Социалистических республик.

Любое государство мира может войти в структуру данного образования, в качестве суверенной структуры, принимающей его правила и законы, пока еще не написанные, но тезисы прорабатываются компетентными специалистами, уже ставшими гражданами СССР.

Территория острова объявляется суверенной. Любое посягательство на данную территорию будет считаться актом агрессии, дающими нам право на адекватный отпор.

Наше государство не посягает на территории других суверенных образований, но не препятствует их добровольному вхождению в состав СССР.

Любое, вошедшее в состав СССР государственное образование, имеет право на суверенитет и свободный выход из него, по исходу референдума, без права вето анклава, в который оно входило.

Данный пункт вносится на согласование ООН, как наше главное условие и предложение, для внесения его в основы международного права. Суть предложения: каждый народ, населяющий определенную исторически территорию, имеет право на собственные решения, без вмешательства извне.

Ещё один обязательный пункт: полное уничтожение ядерного вооружения.

Вас развлечет это письмо, господин Генеральный секретарь, но в подтверждение того, что наше государство сможет себя защитить, предлагаю НАСА, Роскосмосу и всем обсерваториям мира, которые Вы сумеете оповестить, обратить внимание на участки околокосмического пространства с координатами…

Всего шесть обломков и отработанных спутников, принадлежавших США, России, Китаю, Индии, Канаде, Германии, которые будут уничтожены во время официального приема в Вашей резиденции, завтра в девятнадцать часов сорок пять минут по Гринвичу. Тогда же прекратит функционировать все ядерное вооружение на планете. Останутся просто пустые болванки.

Подпись: Президент СССР Михайло Маркович Становой.

 

- О, Господи, - насмешливо воскликнул один из чиновников, - истекла одна минута от времени назначенного ультиматума. – Как жаль, что мы не стали свидетелями применения столь мощного оружия.

- Господин Генеральный секретарь, - Мери протягивала ему трубку телефона закрытой связи, - вы просили руководителя НАСА связаться с вами в назначенное время.

- Да, я слушаю, - насмешливо проговорил международный чиновник в трубку и гости, с интересом смотревшие на него, с изумлением отметили, как тоненькие бровки Генерального взлетают вверх, затем хмурятся, стирая с лица легкую улыбку.

- Вы смеетесь надо мной! – вскричал он, - это нонсенс! Этого не может быть! Все обозначенные цели?! – спросил он обреченно, и видимо получив подтверждение, произнес, - банкет окончен, господа! … Как и старый миропорядок, - добавил он неуверенно, - наступает новая эра, господа. Время, когда не мы диктуем правила…

 

Вселенная. Безвременье.

 

Мальчик играл между двух бран, расположившихся в бесконечности, среди бесчисленного количества им подобных. Его дерзкий братик сидел рядом. Дружно они перебирали детали конструктора.

- А они забавные, - засмеялся дерзкий, - неожиданно-нелогичные, какие-то. Интересно наблюдать, как они начинают свой путь, еще интереснее посмотреть, чем всё закончится.

- Чем бы ни закончилось, это – их путь, - улыбнулся первый.

- А шарик, ты им оставил? - спросил дерзкий.

- Ненадолго. Пусть изучают. Они уже близки к созданию примитивного аналога.

- А, если они ...?

- Пусть сами.

- Ну, если ты так уверен…

Братья захихикали и исчезли.